Дни мародёров
Шрифт:
Чем ниже он спускался, тем тяжелее становился воздух. От мантии в такой темноте не было ни проку, ни кислорода, так что Сириус стащил ее и запихнул себе под рубашку.
Спустившись вниз почти до половины, он остановился и задрал голову, чтобы убедиться, что желтое окошко — вход в гостиную — все еще на месте.
Он уже не мог остановиться на полпути и вернуться, но здравый смысл твердил, что соваться в неизвестное логово под Слизерином в полном одиночестве — совершенный идиотизм...
Но любопытство оказалось сильнее. Палочка и мантия при нем. чего ему бояться?
Лестница привела Сириуса к большим створчатым дверям, на старом гнилом
Не хватало еще, испытав столько страха, напороться на какой-нибудь дурацкий архив из библиотеки или очередную кладовку Филча.
Сириус подергал за ледяную железную ручку и тут раздался громкий, просто оглушительный звон.
Звук вошел в каждый нерв. Сириус прыжком обернулся и резанул палочкой воздух, выщербив из лестницы кусок, и только потом, переведя дух, понял, откуда доносится звук и достал из кармана зеркальце.
— БЛЭК!
— Тише! — шикнул Сириус. Несмотря на ужас пережитого, он был зверски рад увидеть физиономию этого патлатого придурка здесь, в темноте. — Ты меня до черта напугал!
— Куда ты унес свою задницу с Карты, кретин?! Ты где?!
— Ты меня не видишь? Серьезно?
— Блэк, где ты?!
— Смотри сам! — он развернул зеркальце так, чтобы в него попала ускользающая в туман спираль ступеней, и запустил в воздух еще один сияющий шар.
— Срань драконья... — пробормотало зеркальце.
— Впечатляет, а? — Сириус развернул его к себе.
— Мог бы меня позвать! И вообще, убери свою рожу из зеркала, я ее видел миллион раз. Покажи, что еще там есть? — жадно попросил Джеймс.
— Тут дверь, и на ней инициалы Слизерина, старик, — Сириус снова развернул зеркало и показательно подергал за кольцо. — Заперто.
— Я уже выхожу, придурок! И не вздумай там сдохнуть без меня! Лунатик! — Джеймс схватил и швырнул подушку куда-то в сторону. Раздался приглушенный стон. — Хвост! Подъем! — и отражение пропало.
Мало кому было известно, что незадолго до смерти Салазар Слизерин построил под гостиной своего факультета тайный клуб, где наследники богатых чистокровных семей могли беспрепятственно собираться и предаваться увеселениям, сообразным с их положением и происхождением.
Допускались туда только волшебники мужского пола, достигшие возраста пятнадцати лет, так как именно этот возраст во времена основателей считался полным совершеннолетием.
Слизерин ценил в своих воспитанниках острый ум и увлечение наукой. В распоряжении резидентов клуба была библиотека Основателя, по слухам якобы сгоревшая во время пожара после его смерти, а также его личные изобретения в сфере зелий и чар, магические артефакты, собранные им со всех концов света, в основном такие Темные и опасные, что всего лишь за хранение одного из них можно было угодить в Азкабан на долгие годы.
Однако не только наукой были живы члены Клуба. В его стенах заключались дружеские контакты, которые оказывали прямое воздействие на политическую и экономическую жизнь волшебного сообщества. Высшие чины Министерства знакомились под этим каменным сводом, играли вместе в карты, занимались музыкой, пили недозволенные в школе напитки, а спустя несколько лет управляли волшебным миром из соседних кабинетов.
В начале месяца на портрете Слизерина в гостиной проступала надпись — такая крошечная, что рассмотреть ее можно было только с помощью лупы. К тому же слова были написаны слева-направо, и для их прочтения требовалось зеркало. Трудно не привлечь
к себе внимание, топчась у картины с зеркальцем и лупой, так что вникнуть в загадку можно было только ночью, держа в зубах зажженную волшебную палочку. Успешные разгадывали код и, назвав портрету пароль, могли беспрепятственно проникнуть внутрь.«Свет науки да узреют Внимательные в Искусстве».
Это изречение Слизерина было вырезано на белом мраморе камина в помещении клуба.
Однако, успешной разгадки пароля было мало, чтобы заслужить перстень-печатку Клуба, открывающий двери во многие чистокровные семьи. Надо было доказать Слизерину свою верность. А для этого новичков подвергали череде испытаний...
Северусу однако же удалось эти испытания миновать. Люциус Малфой готовил для него место зельедела в ближайшем окружении Лорда и был заинтересован в том, чтобы его протеже показал себя наилучшим образом. И не отвлекался на “мелочи”. Работа у Темного Лорда включала в себя приготовление таких зелий, одно упоминание которых было под запретом в школьных стенах. Их не вычитаешь из учебников. К счастью, многие из этих рецептов были подробнейшим образом описаны в рукописях Слизерина, а рукописи эти хранились в Клубе. Потому-то Северус и оказался сегодняшней ночью в этом пышном помещении, похожем на большую уютную шкатулку из орехового дерева, камня и нескольких миль изумрудного шелка.
Сейчас в подземелье царила приятная праздничная атмосфера — все предвкушали появление новичков или, как выразился Мальсибер, «свежего мяса». С их приходом должна была начаться традиционная игра в вист.
Как только Северус подошел к книжному стеллажу, рядом сразу же возник маленький слуга с подсвечником в руке и подносом, на который Северус мог сложить все выбранные книги.
Он погладил рукой ряд теплых кожаных корешков на полке.
Сегодня было как никогда трудно сосредоточиться на науке.
К Лили нельзя было прикасаться другим мужчинам! Им не стоило даже смотреть на нее, потому что за один грязный взгляд в ее сторону Северус готов был вырвать незнакомцу оба глаза.
А Поттер смотрел на нее. Смотрел, трогал, обнимал, прижимался к ней своим отвратительным телом, целовал ее, черт возьми, это доводило до тошноты! А Северус умирал, глядя, как его мечту оскверняют все больше, день за днем, портят, метят, и ничего, ничего не мог с этим поделать!
Когда она отвечала на уроках, Северус с болью слышал в ее голосе его интонации и обороты.
Когда она говорила, в ее лице, словно в зеркале, отражалась его мимика.
Она стала его.
Или еще нет?
Лили изменилась.
Изменился ее взгляд, ее походка, движения.
Она стала надевать обтягивающие свитера с небольшими, но волнующими вырезами.
Ради Поттера. Чтобы он радовался, видя, какая у неё красивая грудь.
Стала носить туфли на каблуках, хотя всегда говорила, что это глупо, и в них неудобно бегать по бесконечным лестницам Хогвартса.
Ради него.
Она стала подкрашивать глаза, так что они мерцали в темной дымке, как малахиты.
Лили светилась счастьем. На первый взгляд, все в ней было как обычно, но она вдруг так невероятно похорошела, стала такой душераздирающе красивой, что Северус не спал по ночам, представляя, как было бы здорово применить к Поттеру Круциатус и смотреть, как он извивается на полу и визжит, как свинья.
За то, что это из-за него она такая счастливая.
Из-за него, Джеймса Поттера.
Не из-за Северуса Снейпа.