Дни мародёров

Он вышел в коридор и услышал, как тревожно звенит в кармане джинсов заколдованное зеркало. Вот теперь он точно почувствовал себя виноватым, обещал ведь, что будет начеку.

— Да, Сохатый, я здесь, — проворчал он, опередив Джеймса.

— Нотт, Снейп и твой брат полчаса назад были в гостиной, придурок! — зеркальце заорало так, что по коридору разлетелось эхо.

Сириус остановился.

— Ты уверен?

— Уверен?! Они втроем просто исчезли! Исчезли, понимаешь?! На ровном месте! Я смотрел на Карту, не отрываясь! Они были, а потом исчезли!

— Мать твою, Сохатый, почему ты не сообщил?!

— Что?! Да пошел ты, Блэк, я тебе это зеркало при встрече под хвост зас...

Сириус сунул зеркало в карман и плотнее закутался в мантию, но уже на подступе к коридору спален мальчиков вдруг услышал доносящуюся сверху музыку.

Знакомую музыку.

Настолько знакомую, что он невольно замедлил шаг, недоверчиво вслушиваясь в ударные ноты, и обернулся.

Не может быть, чтобы кто-то из слизеринцев слушал «ДС».

Это же насквозь магловская группа!

Да еще и такую песню как «Cold Blooded» мог знать только истинный фанат, который не поленился простоять несколько часов в очереди за малотиражным первым альбомом. У Сириуса с этой песней были особенные, интимные отношения: еще в своем старом доме он включал ее и засыпал под звук низкого волнующего женского голоса...

Сириус взбежал по ступенькам и через высокий арочный проход вернулся в темное, полное музыки подземелье.

И замер, сраженный внезапным ударом.

Вот она — кара за все грехи, вот оно — наказание.

Музыку слушала она.

И не просто слушала.

Она... пела.

Сириус не знал, как она это делала, но от звуков ее низкого голоса у него поднимались волосы на руках.

«You can’t trust a cold blooded man

Girl, don’t believe in his lies

Can’t trust a cold blooded man

He’ll love you and leave you alive »

Она медленно стащила теплую кофту и небрежно отбросила в сторону. А потом вытянула обе руки вверх, стаскивая заколку, и волосы, белоснежные, пушистые и мягкие, как мех, рассыпались по спине и плечам.

«There’s one thing you must understand

You can’t trust a cold blooded man »

Эта песня была как озвученный стакан виски, забытый у камина вечером. И Роксана Малфой купалась в этом виски, плавала в нем как вишня, дразня Сириуса.

Она двигалась так, словно её ласкал невидимый любовник. Бедра, упругий живот, руки, крест-накрест скользящие ладонями по плечам, шее, груди, о Боже, прекрати, не останавливайся...

Сириус нервно сглотнул, подходя ближе. Сел в кресло.

Не прекращая петь, Малфой уперлась руками в стену, потянулась и скользнула по ней вниз, выгнувшись по-кошачьи и отставив маленький круглый зад.

Сириус почувствовал, как натянулась ткань на брюках. Руки, лежащие на подлокотниках сами собой сжались в кулаки и беспомощно разжались.

А потом она оттолкнулась от стены и снова принялась бродить по комнате, не-то танцуя, не то просто лаская себя. И смотреть на это было попросту невыносимо. А не смотреть — тем более. Песня становилась все громче и напряженнее, стремясь к кульминации, и Роксана пела громче и сильнее, так, словно ей было больно.

Под конец Малфой остановилась, легонько обернувшись на мысочках и вскинув обе руки.

И в этот хрупкий миг, понимая, что больше просто не выдержит, Сириус одним резким движением сбросил с себя мантию.

Малфой подпрыгнула, судорожно втянув в себя последнее слово.

Сириус приподнял уголок губ.

Долгие несколько мгновений они просто смотрели друг на друга. Она дышала часто и тяжело. Сириус тоже, хотя старался это скрыть.

— Доброй ночи, — наконец молвил он, вложив в это пожелание всю учтивость и светскость, на которую сейчас был способен.

— Что ты... что... — Малфой сдернула с дивана плед, в чем, собственно, не было никакого смысла, потому что, пока она танцевала, Сириус мысленно потрогал каждый сантиметр ее тела.

— Ты... ты что здесь делаешь?! Давно ты...

— Давно, — безжалостно подтвердил Сириус и встал из кресла, протягивая ей сброшенный батник.

Она выхватила у него свою одежду и поспешно закуталась.

Блэк смотрел на нее легонько улыбаясь, глаза горели бешено и страшно, а сам он выглядел уставшим и помятым, но эта помятость его только красила. Сразу было понятно, чем он занимался несколько минут назад. Пара влажных прядей, прилипших к шее, лоск чужих поцелуев на коже под небрежно расстегнутой на груди рубашке.

По коже пробежал озноб.

«Мне надо лечиться... это что-то уже совсем ненормальное».

— Ну и что ты стоишь? Что не говоришь ничего, не смеешься? Давай, приступай, я подожду! — она метнулась на диван и сжалась на нем в комок. — Говори всё, что хотел, я... я спать хочу.

Блэк усмехнулся и неторопливо обошел диван, держа руки в карманах брюк. Роксана напряглась, когда он облокотился на спинку прямо рядом с ней.

— Малфой-Малфой-Малфой... как я могу смеяться, когда я весь — одно восхищение и преклонение перед твоим талантом?

Внутри что-то нехорошо екнуло. Только вот Роксана не поняла, всерьез он говорит, или шутит.

— Одно я только не могу понять, — он закурил. — Как так вышло, что сестра Люциуса Малфоя кончает на ранние песни Мирона Вогтейла, м-м? — он медленно выдохнул на неё дым, а у Роксаны от гнева покраснели уши.

Имя, с которым она засыпала и просыпалась каждый день вот уже второй месяц, звучало из уст Блэка оскорбительно. Она знала, что газеты сделали из Мирона что-то вроде жертвы и символа сопротивления насаждающемуся режиму. Строчки из его песен появлялись на стенах в Косом переулке, его фотографии приклеивались к дверям Вечными чарами, за пение его песен на улице можно было напороться на людей в масках в ближайшем проулке.

Разговоры об этом велись шепотом в Большом зале. А пластинки маскировались под заунывную классику и джаз.

Но какое ей-то было до всего этого дело?

— Это не твое дело, — отрезала она. — Проваливай.

— Не боишься, что твой братец узнает об этом? Здесь повсюду уши.

— При чем здесь Люциус? — ощетинилась она.

— Ты прекрасно знаешь, при чем.

— Вовсе нет!

— Да ну?

— Знаешь, если бы кое-кто умел пользоваться чарами-заглушкой, мне бы не пришлось сидеть в гостиной Слизерина посреди ночи! — вильнула Роксана.