Дни мародёров

В целом, Ремусу очень нравилось работать с Валери. Сидя на ледяном ветру по локоть в теплом помете саламандр, или колдуя над очередной ловушкой, он всё так же рассказывал ей разные школьные байки и она слушала их с такой жадностью, словно это были самые свежие новости «Ежедневного пророка», хотя сама предпочитала отмалчиваться и говорила только по делу.

Но спустя какое-то время их совместная работа стала выходить за пределы школьных уроков. Валери звала его с собой, когда надо было проверить чары-капканы, рассказывала, как надо охотится на больших зверей и Темных существ, даже поведала ему, как охотники умудряются так быстро передвигаться по лесу.

— Это особая разновидность трансгрессии, которую волшебники позаимствовали у дриад, — говорила она, когда они возвращались в замок после очередной вылазки. — Обучают ей только на подготовительных курсах в Отделе. Ты выбираешь растение — любое дерево или кустарник. Зелье, небольшая манипуляция с Протеевыми чарами — и ты можешь пользоваться своим растением, как порталом, — и, на глазах у Ремуса она исчезла в ближайшем орешнике. Миг — и она появилась из другого кустарника, футах в десяти от Ремуса.

— Видишь? Очень просто. Достаточно иметь карту и знать, где растет твоё растение.

— Хотелось бы научиться, — многозначительно сказал Ремус, ни на что впрочем не надеясь — все его попытки завести разговор о поступлении в её отдел заканчивались тем, что его отсылали в замок, как нашкодившего щенка.

Но в этот раз она его не прогнала.

— Для этого надо сначала поступить в Отдел. А для этого надо как минимум уметь стрелять.

— Я умею, — сразу же сказал Ремус и это было правдой — в детстве отец учил его.

Валери хмыкнула, окинув юношу скептическим взглядом.

— Это мы узнаем. Приходи после уроков, — это значило на ту опушку, где всегда проходили уроки и стояли клетки с животными. — Покажешь, как ты умеешь стрелять.

Он пришел и оказалось, что по меркам Охотника он стреляет как пьяная больная ведьма и что ему надо учиться с нуля. Что у девочки-первокурсницы руки сильнее, чем у него.

Что у него сбит прицел. Что он не понимает очевидных вещей.

Но все эти обидные слова были сущим пустяком по сравнению с теми, другими, которые сказала ему Валери и которые Ремус носил в себе как талисман:

— Не знаю, что с тобой делать, Люпин. Похоже, ты от меня не отстанешь, пока я не соглашусь, верно? Каждый день после уроков жду тебя здесь. Займемся твоей подготовкой и, видит Бог, может быть к лету нам и удастся сделать из тебя что-нибудь путное.

По территории разлился удар колокола.

«Окно» Ремуса подошло к концу. Пора было возвращаться в замок и идти на защиту от Темных сил. Сегодня будет пирамида и Джеймс с Сириусом с утра как на иголках.

А ему не хочется выходить из этого леса. Пусть тут холодно и листья уже опали...

Ремус опустил руки и блаженно закряхтел, разминая шею и плечи, и попутно наблюдая за тем, как Валери собирает вещи. Каждый раз, когда возникала эта пауза — между ударом колокола и прощанием у замка, Ремус чувствовал, что это его шанс изменить наконец это сумасшествие и дать ей понять... впрочем, он каждый раз он упускал этот шанс.

Потому что на самом деле не было у него никаких шансов. Ровным счетом.

Он потер плечо.

С руками было все кончено. Едва ли он сможет когда-нибудь снова их согнуть или разогнуть.

— Это пройдет после хотя бы месяца интенсивных тренировок, — сказала Валери, наблюдая за ним, но в её взгляде не было ничего, кроме профессионального холода. Как будто настоящая Валери, та, которую он целовал в чаще леса, спряталась за непроницаемым стеклом. — Тебе стоит заняться спортом, Люпин, если ты надеешься протянуть хотя бы до сорока, — резко сказала она, пока складывала оружие в чехол и собирала стрелы.

— Да, у меня был такой план, — чуть улыбнулся Ремус, натягивая мантию.

— Тогда подумай о пробежках по утрам, — заявила она, бросая ему его сумку. — Я серьезно.

— Подумаю, — пообещал Ремус.

Он не обиделся на неё за прямоту. Валери нравилась ему именно такой.

Она любая ему нравилась.

Он уже не представлял, что с этим делать.

Они проводили вместе по пять-шесть часов в день, а всё, что ему позволялось — это смотреть на неё и говорить с ней.

Потому что он ребенок.

Бродяга уже даже перестал подкалывать его за то, что он вечно торчит в душе по вечерам.

Сочувствует, наверное.

Руки и спина болели просто нещадно. Зато физическое напряжение помогло слегка успокоиться и сбросить напряжение душевное. Сегодня было полнолуние и хотя до превращения ещё было довольно далеко, Ремус чихал весь завтрак, слыша резкий, почему-то никому не понятный, белый запах серебряных вилок и ложек. Да и все остальные запахи: дерева, чернил, пергамента — всё стало ошеломительно ярким, сидя на задней парте Ремус так отчетливо слышал запах мела, пишущего по доске, словно кусочек сидел у него в носу. Хотя всё это было просто чепухой по сравнению с запахом крови, бегущей по венам его одноклассников.

Удивительно, как быстро всё меняется. Ещё пару лет назад его мозг сводило чувство вины всякий раз, когда он чувствовал эту жажду рвать, кусать, терзать, а теперь он научился разделять себя и монстра, сидевшего в его теле. Хотя иногда он всё же прорывался наружу. В ночь полнолуния у него это получалось особенно хорошо.

Мимо них пробежали белки.

Просто две чертовы белки! А в Ремусе словно клацнул какой-то тумблер — он среагировал на движение так быстро, что и сам ничего не успел понять.

Просто услышал какой-то гортанный рывок, затем его тело напряглось и метнулось...и вот он стоит с довольно ошалелым видом, потрясенно смотрит вслед убегающим зверькам, а Валери стоит рядом и больно сжимает его плечо. Она была напряжена так, как только может быть напряжен Охотник на оборотней рядом с оборотнем.

Они посмотрели друг другу в глаза и в этот бесконечный миг Ремус вдруг услышал его.

Её запах.

Легкий, едва уловимый, смешанный с ароматом её духов и хвои, пьянящий... аромат женщины.