Дни мародёров

Джеймс входит в кабинет и оглядывается.

Парни, а с ними и кое-кто из слизеринцев, караулят под дверью, дабы подтвердить, что Джеймс не солгал.

Когда он подходит к её столу, терзаемый одновременно и азартом, и угрызениями совести, учительница как всегда проверяет работы. При виде своего главного ката, слегка робеет и поджимает плечи, но берет себя в руки и спрашивает с профессиональной холодностью:

— Вы что-то хотели, Поттер?

А Джеймс горько вздыхает, поджимает губы и, со словами: «Простите, мэм, на кону честь факультета!», лихо расстегивает ширинку и достает из штанов своего взбудораженного дружка.

Мисс Питтипэт уволилась на следующий же день — за месяц до конца учебного года, а Джеймс загремел в наказание до конца экзаменов. И в первую же его отработку, проходившую в подземельях, к нему пришла Лили. Мрачная и серьезная.

— Ты идиот, — заявляет она с порога, громко закрыв за собой дверь. — Я же пошутила!

— А я нет, — отзывается Джеймс, особенно старательно размазывая по доске белую меловую грязь. — Но лучше быть идиотом, чем лгуном.

— На что это ты?..

— Я выполнил свою часть договора, — Джеймс шлепает тряпку в ведро и оборачивается. Эванс стоит, скрестив на груди руки. Красивая. Рыжая. — Твоя очередь.

— О чем ты? — подозрительно спрашивает она и зачем-то оглядывается на дверь.

— Ты обещала показать их мне, — Джеймс взмахом руки указывает на её грудь. Эванс возмущенно поднимает брови. — Давай!

— Поттер, ты, что, серьезно? — голос её звучит насмешливо, но в глазах мелькает испуг.

Пару секунд Джеймс выжидательно смотрит, а затем фыркает и отворачивается

— Так я и знал. Девчонки не умеют держать слово. Этого следовало ожидать. Иди, Эванс! — бросает он, заметив, что она всё так же стоит у двери, закатывает рукава и смачивает тряпку в ведре. — Я никому не скажу, какая ты на самом деле лгунья.

Лили не уходит и всё так же смотрит на него. В глазах блестят яростные слезы. Кажется, она действительно ненавидит его в эти минуты.

— Что ещё? — вздыхает Джеймс, выпрямляясь и тут Эванс, не отпуская его взгляда и всё крепче сжимая дрожащие губы, быстро-быстро расстегивает пуговки на школьной блузке, да с такой силой, что они только чудом остаются на местах. А потом она распахивает блузку и Джеймс машинально отступает, сраженный, уничтоженный...

Из-под строгой и скучной школьной рубашки Эванс на него смотрит нежное, белое, воздушное кружево, обнимающее едва обозначившуюся, мягкую грудь. В веснушчатой ложбинке оскорбленно сверкает золотой медальон.

Мерлин...

Они даже лучше, чем он представлял! И как же ему хочется...

Джеймс тяжело сглатывает и поднимает на лицо Эванс влажный, блестящий взгляд.

Она вся просто трясется от ненависти: губы сжаты, в глазах плещется столько обиды и злости, что Джеймсу становится попросту грустно.

— Ну что? Ты доволен, Поттер? — спрашивает она звенящим голосом. — Теперь всё?

Джеймс глубоко втягивает воздух через нос и медленно втискивает руки в карманы.

— Вообще-то я иначе представлял эту сцену, но... да, наверное доволен.

Лили всхлипывает и запахивается, шарахаясь спиной к двери.

Губы её, дрожащие и красные выгибаются и шепчут «Господи, Поттер, как же я тебя ненавижу!», а после происходит сразу несколько вещей: Эванс бросается к двери, а Джеймс бросается к Эванс.

— Слушай, ладно, я был неправ! — говорит он, тщетно пытаясь казаться веселым и непринужденным, вот только Эванс совсем его не слушает и хочет одного — вырваться и убежать. Все попытки удержать её начинают казаться настоящим насилием. Но Джеймс не сдается. — Эванс, ну Лили, ну я не хотел тебя обижать, правда, я пошутил! Я пошутил, слышишь? Ну прости меня, я вовсе не... хочешь я извинюсь? Хочешь, я на колени встану!

В этот же момент Эванс с силой отталкивает его от себя и выскакивает в коридор. Дверь оглушительно захлопывается. Джеймс слышит приглушенные рыдания, а затем быстрые, удаляющиеся шаги.

Сердце его колотится, как сумасшедшее.

Он фыркает и усмехается в закрытую дверь, неторопливо отступает от неё, держа руки в карманах брюк. Небрежной, пружинистой походкой возвращается к доске.

А потом размахивается и со всей дури бьет ногой по ведру с водой.

...Джеймс открыл дверь и они с Лили, все ещё смеясь и отдуваясь от быстрого бега, ввалились в прихожую. Джеймс был весь облеплен снегом: он набился в его шапку, под воротник, в рукава, повсюду — Ганс не смог так просто простить ему завоевание первой красавицы школы. Маленький завистливый засранец.

— Боже, ты бы видел себя, — тоненьким голосом говорила Лили, глядя, как он трясет головой. — За что он тебя так? — она выпустила Живоглота и принялась сама отряхивать Джеймса, смеясь и сверкая глазами.

— Просто он меня очень любит, — Джеймс бросил свой рюкзак и куртку на ближайшее кресло, стараясь не обращать внимания на тишину, которой встретил его дом. — Располагайтесь, мисс Эванс! Чувствуйте себя как дома, — он зябко одернул промокший от снега свитер и помог Лили снять пальто, после чего направил палочку на камин у стены и в нем тут же весело затрещало пламя. — Я сейчас сделаю нам что-нибудь выпить.

Он ушел на кухню. Лили улыбнулась Живоглоту, который уже обнюхивал незнакомую мебель и украдкой огляделась, потирая замерзшие руки. В прошлый раз, когда она была здесь, её внимание целиком и полностью занимал разбитый и уничтоженный Джеймс, так что она не особенно смотрела по сторонам. Тем более, что сам дом полнился людьми, которые были не очень-то рады её компании.

Сейчас же коттедж Поттеров смотрел на неё дружелюбно и тепло, так, будто давно ожидал здесь увидеть.

Миссис Поттер явно старалась избегать темных, мрачных оттенков — в гостиной уютно теснились пухлые кремовые диваны с плетеными соломенными спинами и ручками, повсюду, что особенно радовало глаз, пестрело много растений. На окнах — песочные шторы, на полу — паркет, на стенах — ароматные панели. Если бы не камин из крупного круглого булыжника и не меховые ковры, можно было бы подумать, будто это — какая-нибудь летняя резиденция на берегу океана.

Вслушиваясь в грохот посуды, доносящийся из кухни, Лили подошла к камину и протянула к огню озябшие ладони. Взгляд её упал на фотографии, стоящие на каминной полке.

Сердце словно когтистая лапа сдавила. На одном снимке красивая, но немолодая женщина снова и снова целовала абсолютно счастливого темноволосого карапуза, перемазанного тортом. На другом привлекательный темноволосый мужчина вбегал в высокую траву, держа в захвате под мышкой мальчика лет восьми, который раскидывал руки, изображая, очевидно, дельтаплан. Мальчик хохотал так, что становилось даже странно — почему этого не слышно. На третьем снимке были изображены только Карлус и Дорея. Родители Джеймса сидели на диване в этой самой гостиной — Дорея поджимала ноги и, несмотря на свой возраст, казалась девически хрупкой и тоненькой. Карлус чем-то неуловимо напоминал Джеймса — постоянной тенью усмешки на губах, веселым, проницательным взглядом...

Сглотнув возникший в горле ком, Лили отвернулась от снимков. На кухне что-то оглушительно брякнулось об пол.

— Джеймс, тебе нужна помощь? — настороженно спросила она, подступая к выложенной булыжником арке, за которой скрывалась кухня.

— Нет! — выкрикнул Поттер. Голос у него был таким напряженным, словно он сражался с разъяренным гиппогрифом. — Всё под контролем!

— А где ванная комната? — спросила Лили, прижавшись к дверному проему щекой. Кухонька Поттеров была довольно маленькой и, также как и гостиная, просто лучилась теплом: светло-оранжевое дерево, рисунки осенних даров на стенах, пучки трав и засушенных луковиц. Простой деревянный стол посередине, сейчас был весь заставлен бутылками и завален какими-то пакетами. Дверца кладовой были распахнуты. Джеймс, который в этот момент тыкал палочкой в огонь под кастрюлькой с вином, отскочил от бабахнувшей камфорки и помахал полотенцем, разгоняя дым.