Дни мародёров
Шрифт:
— А-а, Джеймс, — его голос облегченно задрожал. Взгляд метнулся по лицу Поттера, перескочил на Лили, но, похоже, не нашел ни в них, ни в ней ничего опасного. — Прекрасно, прекрасно, п-просто прекрасно... — поджав одновременно и плечи, и губы, он двинулся дальше.
— Икабод? — не веря своим ушам прошептала Лили, когда трамвай возобновил ход и застучал колесами. — Икабод Крейн?!
— Да, — удивился Джеймс. — А ты откуда знаешь?
— Если я скажу, — Лили посмотрела Джеймсу в глаза. — Ты мне все равно не поверишь.
В этот момент трамвай вдруг снова качнуло. Икабод, который только-только собирался сесть, с размаху
— Береги голову, — едва слышно молвил Джеймс вслед Икабоду, который издал вопль отчаяния и бросился по вагону вслед за ускоряющейся тыквой в тряпке.
Остаток пути Джеймс знакомил Лили с пробегающим мимо Ипсвичем и своим детством. Только у него получалось рассказывать о невероятно смешных вещах с таким серьезным, почти трагичным лицом. Ему нравилось смешить Лили, видеть, как она пытается не смеяться и не может. В такие минуты он любил её особенно — поэтому без предупреждения лез целоваться и они надолго проваливались в щемящее сладкое тепло, не замечая входящих и выходящих из трамвая путников, прекрасного горного заката за окнами и захватывающего дух пейзажа...
В один из таких, особенно сладких моментов, сухонькая дама у окна напротив отшвырнула газету и пригрозила, что пожалуется на них машинисту, если они не «прекратят этот грязный разврат!».
Джеймс вежливо выслушал все её жалобы, не отпуская от себя Лили ни на дюйм, прокричал в ответ: «И вам Счастливого Рождества, миссис Крамплботтом!», как если бы она была совсем глухая, после чего покрепче обнял протестующую Лили и поцеловал.
Мадам не выдержала и сошла на ближайшей же станции, сопровождаемая довольным смехом Поттера. Едва дверь за ней закрылась, Лили хлопнула Джеймса варежкой по груди, отстраняясь.
— Зачем ты так?
— Затем! — фыркнул Джеймс. — Эта старая карга поставила своей целью извести все парочки в Ипсвиче. Всякий раз, когда она видит меня с девчонкой, колотит своей гребанной сумочкой по... — Джеймс осекся, увидев как Лили красноречиво сместила губы на сторону.
— Я имел в виду раньше! Раньше у меня было много подружек, но сейчас — нет. Я имел в виду только одна, — брови Лили поползли вверх. — Под “подружкой” я имел в виду тебя! Но ты не подружка-подружка, понимаешь, ты не как другие девчонки, ты почти как парень... — Лили выпучила глаза. — Боже... ладно, можешь просто меня убить, — и он сполз по сидению, надвигая на лицо шапку.
Пару секунд Лили ничего не говорила и Джеймс решился приподнять край шапки.
Лили смотрела на него, всё так же подняв брови, только губы её теперь дрожали от смеха.
— Дурак! — проговорила она, потрясенно покачав головой, а затем вдруг сдернула с него шапку и повалила на сидение.
Надо сказать, что Джеймс Поттер ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым, как в те мгновения в старом грохочущем трамвае.
...1974 год...
Третий курс.
Кабинет зельеварения
— Время вышло!
Ученики шумят, Слизнорт пускается в обход по классу. Все суетятся и спешат показать ему свои противоядия, а Джеймс тоскливо смотрит в свой котел. Его зелье выглядит так, словно умоляет о легкой смерти, пока Сириус без особой надежды на успех тыкает его волшебной палочкой. Джеймс мрачно лохматит волосы и оглядывается на Нюниуса — тот явно состряпал очередное
гениальное творение и весь светится в предвкушении очередной «звездочки».Эванс смотрит на упыренка с гордостью.
Не в силах вынести такую несправедливость, Джеймс соскакивает с табурета и бросается к шкафу запасов.
— Куда ты? — окликает его Сириус.
— Сейчас старик охренеет, — обещает Джеймс, плюхаясь на место и сжимая свою находку в кулаке.
— Вы не хотите объяснить нам, что это такое, мистер Поттер? — участливо спрашивает профессор, едва заглянув в их котел.
— Это протест, профессор, — Джеймс поправляет очки. Сириус подпирает голову рукой, предчувствуя славную шалость.
— Протест? — Слизнорт кажется заинтересованным и оглядывает класс так, словно призывает всех заинтересоваться вместе с собой. — И против чего же вы протестуете, молодой человек?
— Я считаю, что противоядия — это прошлый век. Когда у вас на руках будет умирать от яда друг, вам некогда будет готовить сложную настойку. Моё зелье — иллюстрация того, что будет происходить с умирающим, пока мы будем греметь котлом и разводить огонь.
Сириус смотрит на него во все глаза.
Челюсть Нюнчика отвисает почти что до пола.
Слизнорт рассеяно смотрит на то, как скрючивается комок вязкой слизи на дне их котла.
— И что же вы предлагаете в таком случае, мой юный бунтарь? — спрашивает он наконец, наклоняясь вперед и цепляя большими пальцами за карманы своей мантии.
Джеймс показывает ему безоаровый камень.
Брови профессора ползут вверх и скрываются под феской алхимика.
Класс погружается в тишину.
— Достаточно иметь такую штуку под рукой и все ваши проблемы будут решены, — Джеймс подкидывает камешек и ловит его на манер снитча. — Сунешь в глотку безоар и все дела.
Несколько долгих мгновений профессор смотрит на него, как на чудо-юдо, а потом вдруг раздается отчетливый, звонкий голос:
— А я согласна с Джеймсом! — заявляет Лили Эванс и в классе моментально становится тихо. — Он прав, нам действительно стоит отказаться от старых представлений о противоядиях. И лучше всего иметь под рукой такой камень, зная наверняка, что он поможет. По-моему это отличная идея, — Эванс оглядывается на него и ободряюще поджимает губы.
Лили Эванс.
Заступается за него перед всем классом.
Обычно она никогда не упускает возможности дать ему понять, какой он тупица.
Во имя Мерлина, если бы в этот момент на школу обрушился метеорит, Джеймс ни капельки бы не удивился.
Слизнорт, однако, не разделяет энтузиазма своей любимицы. Посмеявшись ещё нахальству Джеймса, он влепляет ему «О» за работу над противоядиями и отпускает класс на перемену.
Джеймс, впрочем, особо не расстраивается. Сириус смеется, обхватывая его за плечи, их догоняют Рем и Пит, мимо тенью проскальзывает рассерженный Нюниус...
И тут происходит нечто.
— Подожди, Джеймс! — Лили догоняет его и касается его плеча.
Парни оглядываются вместе с Джеймсом, Сириус презрительно фыркает, но всё же, они отходят, давая им возможность поговорить.
— Знаешь, по-моему это ужасно несправедливо, что он поставил тебе «О», — говорит Эванс. — Ты молодец. Я бы никогда не додумалась до безоара. Это замечательный подход, я жалею, что сама не...
Джеймс так ошеломлен её неожиданной похвалой, что слова вырываются сами-собой: