Дни мародёров

Она начала урок и все было как всегда, а потом вдруг её взгляд упал на Ремуса. Они смотрели друг на друга всего пару секунд, а потом она, как ни в чем ни бывало, продолжила лекцию. Ремуса же просто в жар бросило.

Чтобы окончательно не потерять над собой контроль, он приказал себе просто не смотреть на неё и сцепив зубы конспектировал лекцию, поднимая голову только лишь затем, чтобы посмотреть на золотистого гиппогрифа и уяснить, что его перья обладают почти тем же магическим свойством, что и шерсть грифона, способная вырабатывать тепло.

Класс уже ушел далеко вперед, но Ремус не спешил их догонять и возвращаться в замок...

С тех пор как Лили забрали в Крыло прошла уже почти неделя, но за эту неделю ей не только не стало лучше, наоборот, проклятие укрепилось в её теле и теперь пожирало её просто на глазах. Ремус пришел в ужас, когда увидел её вчера, страшно исхудавшую, с крошечными запястьями и костлявыми пальцами, торчащими скулами и кошмарными кругами под глазами. Лили видела, как он шокирован, как бы Ремус ни пытался это скрыть, но не обижалась и шутила, что совсем скоро она сможет пролезть в игольное ушко и попасть в книгу рекордов Гиннеса. Она сидела в постели, спрятав острые коленки под пледом, улыбалась, рассказывала, как прошлой ночью Джеймс притащил ей Живоглота, по которому она так соскучилась, а кот принялся носиться по всему Крылу. Ремус сидел рядом и слушал, а сам не мог выдавить ни слова из-за застрявшего в горле комка. Эта была не та Лили, которую он привык видеть, да и видел совсем недавно, когда приходил навестить в первые же дни. Всего за несколько дней проклятие вытянуло из неё несколько лет жизни и это было заметно не только у Лили. Все заболевшие выглядели так, будто по ночам кто-то высасывал из них через трубочку силы.

Но Лили — это еще полбеды. Еще был Джеймс. При ней он оставался таким же, как и всегда — острил, шутил, балагурил, доводил мадам Помфри до трясучки. А когда приходилось ненадолго оставить Лили, пойти на важный урок или в гостиную, ему уже нечем было глушить себя и отчаяние прорывало как болезненный нарыв. Несмотря на поддержку друзей, Джеймс остался один на один с тем фактом, что Лили, быть может, осталось жить всего... сколько? Несколько дней? Неделю? Никто не знал, когда проклятие достигнет пика и убьет её. Это чуть было не случилось во вторник.

Джеймс как обычно торчал у неё, когда Лили вдруг стало плохо и у неё начался приступ. Обычный приступ. Она закашлялась, но кашель не останавливался и крови было все больше и больше. Джеймс разбудил мадам Помфри, когда ей кое-как удалось остановить кашель, кровь полилась у Лили из носа, даже белки глаз покраснели. Когда в Крыло примчалась Макгонагалл и остальные Мародеры в пижамах, Лили начала терять сознание, что было самым страшным в таком состоянии. Джеймс тряс её и требовал смотреть на него, не отключаться, но когда у неё при всем при этом опять полилась кровь изо рта, Джеймса пришлось буквально выволочь из Крыла. Ремус был там, видел его глаза, его лицо в тот момент и подумал, что даже собственные превращения теперь не будут его пугать так, как это выражение...

Это была страшная ночь. Никто не верил в то, что Лили выживет и просто ждали, когда выйдет мадам Помфри или Макгонагалл, и скажет, что...

Но как это бывает в детективных романах, когда герой падает с обрыва и в последний момент хватается за какой-нибудь корешок, так вышло и с Лили. Каким-то образом она ухватилась за жизнь и к утру вытянула себя из пропасти.

После того, как опасность миновала и Лили уснула под действием зелья, они вернулись в гостиную. Там Джеймс надрался в хлам и немного поломал их спальню, а потом и сам попал в Крыло, потому что сломал себе палец и сбил костяшки так, что не мог даже палочку в руке удержать. После этого случая он уже не вылезал из Крыла. Почти перестал есть и спать, забил на команду, тренировки и уроки. Теперь уже никакая сила на свете не могла заставить его пойти на лекцию по чарам и потерять целых полтора часа жизни с Лили Эванс.

Ремус и сам не заметил, как мрачные мысли увели его далеко в лес. Он остановился и огляделся, но оказалось, что отсюда все еще хорошо видно башню Гриффиндора и острие Когтеврана. По крайней мере, пока еще не слишком стемнело. Но даже если стемнеет, он все равно найдет путь назад...

Ремус вздохнул, глядя на горящие окна гостиной Гриффиндора, поплотнее запахнул зимнюю мантию, повернулся к замку спиной и пошел дальше.

Лес всегда его успокаивал и дарил ощущение безопасности, хотя какие-то дураки его боялись. Даже в сумерки, когда охотники ходили по лесу, натянув тетивы луков, Ремус мог бродить, не чувствуя никакой угрозы. Едва ли в этом лесу нашлось бы существо более опасное, чем он сам. Однако же, когда рядом с ним вдруг затрещали кусты, сердце все-таки предательски ёкнуло и Ремус замер, схватившись за волшебную палочку. Несколько напряженных секунд ожидания, он уже готов был атаковать возможного противника, но вот куст закачался, послышалось животное фырканье... а затем из ельника выбрался молодой гиппогриф и недовольно отряхнулся от снега.

Ремус почувствовал облегчение и с улыбкой опустил палочку. Зверь пошевелил крыльями и повернул голову сначала вправо, затем влево, глядя на Ремуса, и щелкнул клювом. Ремус легонько поклонился, а когда гиппогриф поклонился в ответ, шагнул к нему и погладил лаковые каштановые перья. На шее животного обнаружился обрывок узды. Видимо он перекусил её, когда Валери вела его стадо в загон. А потом отбился и потерялся.

— Пойдем, приятель, — Ремус потянул гиппогрифа за поводок. — Тебе здесь одному делать нечего. В лесу опасно — слыхал об этом?

Гиппогриф каркнул, по-птичьи вращая гигантской башкой, еще немного поупрямился для вида, но потом все-таки пошел за Ремусом. Когда-то Ремусу доводилось вести в поводу лошадь и даже тогда ему было страшновато, что эта силища, эта груда мышц, способная в любой момент броситься куда-нибудь очертя голову и уволочь его следом, слушается и идет следом. От и сейчас чувство было то же самое, только намного сильнее. Ремус прямо чувствовал, какой гиппогриф сильный. От этого становилось страшновато, поэтому он решил с ним разговаривать, так ему казалось, что они быстрее достигнут взаимопонимания, и у зверя не возникнет желания внезапно оттяпать ему руку или голову.

— Знаешь, тут водятся всякие опасные существа, — говорил Ремус на ходу, периодически оглядываясь. — Ты бы не хотел попасться им, верно? Ты хороший парень... если ты парень, конечно... — Ремус попытался выяснить это и наклонился, но гиппогриф каркнул, с шорохом расправив крылья. Ремус прыжком выпрямился, но зверь всего лишь шевельнул ими и снова сложил на спине. Вроде как размялся.

— Что, хотел меня напугать? А я ведь тоже «опасное существо», — сказал Ремус и провалился ногой в кроличью нору. — Я — оборотень. Слыхал о нас? Мы превращаемся в волков и охотимся. Это я сейчас безобидный, а через пару недель обрасту мехом и буду бегать... где-нибудь. Вот увидишь!

Гиппогриф издал странный куриный звук и легонько потянул Ремуса за ремень его сумки. Ремус перепугался, потому что как раз в этот момент отвернулся, высматривая загон, но тут вдруг раздался голос:

— Стой, кто там?

Ремус и гиппогриф замерли, прижавшись друг к другу. Из-за деревьев показалась члоевеческая фигура, скрипнула натягивая тетива, а затем человек ступил в пятно света и сердце Ремуса провалилось в желудок.

Валери опустила лук, подозрительно глядя на странную парочку.

— Ты что здесь делаешь? — проговорила она.

Ремус молчал, глядя на неё во все глаза. Гиппогриф каркнул и переступил с места на место. Этот звук привел Ремуса в себя.

— Вот, — он шагнул вперед, бросив на учительницу один вороватый взгляд и тут же снова опустив глаза. Подвел за собой гиппогрифа и передал Валери поводья. — Кажется он потерялся, или... в общем, я его нашел.

Гиппогриф с удовольствием перешел к Валери и потрогал клювом её волосы, выбившиеся из—под теплого шарфа. Она ни капельки не испугалась и все так же подозрительно смотрела на Ремуса, наматывая узду на руку.