Дни мародёров

— Ну-ка тихо! — грозно прикрикнула Макгонагалл, и шум немного стих. — Тихо! — рявкнула она, и ученики замолчали.

Шляпа опустилась на розовую макушку.

— Хм-м...

Роксана вздрогнула, когда ей прямо в ухо вздохнул мягкий голос. Она испуганно обернулась, но профессор стояла в стороне, и рядом никого не было.

— Смотрите-ка... интересный выбор!

Уже в другое ухо.

Роксана снова повернула голову и наконец поняла, что голос исходит из Шляпы.

— Я вижу неплохой потенциал... но не вижу желания трудиться. Заносчивость? Да, пожалуй. Вспыльчивость. Пренебрежение... не самое лучшее качество...

«Мне все равно, пусть будет так, как хотел Люциус, только отстаньте от меня!» — раздраженно повторяла про себя Роксана, мечтая только об одном — поскорее слезть с этого табурета и снова надеть свою шапку, чтобы все эти весельчаки наконец заткнулись. Хоть она теперь не могла ничего видеть, кроме грязной темной тулью, лица учеников все ещё стояли у неё перед глазами. И её трясло от бессильной злости.

— ... и в то же время мужество, я вижу его, о да, мужество идти наперекор всем, даже своим близким. Это сложно, весьма... Ну и куда же мне вас определить... может быть в Гриффиндор?

«Пусть будет так, как хотел он, пусть будет так, как он хотел, мне все равно, мне все равно...»

— Вы уверены? Равнодушие — не лучший советчик и не лучшее качество.

«Пусть они заткнутся, пусть заткнутся, заткнутся, ненавижу их!» — думала Роксана, мучительно краснея под смешками и идиотскими улыбками.

— Ну что ж, раз вы так этого хотите, пусть будет... Слизерин!!!

Джеймс и Сириус сунули в рот два пальца и пронзительно засвистели.

Новенькая, красная, как рак, соскочила с табурета и чуть ли не бегом направилась к своему столу, натягивая шапку. Когда она оказалась поблизости, Сириус поспешно перекинул ногу через скамью и повернулся к девчонке, которая уже успела занять своё место за столом снобов.

— Не надо, Бродяга! — прошипел Ремус, хватая его за руку, но Сириус вырвал локоть и зашептал:

— Ну привет, Малфой.

Девушка выпрямила спину но не обернулась.

— Эй, жвачная королева, я с тобой говорю!

Малфой резко обернулась, вперив в Сириуса злой взгляд. Глаза у нее были непроницаемо черные, прямо как капли смолы, но в целом она оказалась куда симпатичнее, чем Сириус ожидал.

— Чего тебе? — грубо спросила она. Голос, низкий и хрипловатый, оказался для Сириуса полной неожиданностью. В том, как он звучал, было что-то такое, что он слегка поерзал на месте.

— Да ничего, — Сириус натянуто улыбнулся, радуясь, что в кои-то веки, с момента выпуска белобрысого кретина, появился новый отпрыск из родного семейства, на котором можно отвести душу. — Клевый цвет, между прочим. Мне нравится. Розовый. Скажи, а розовый — это твой натуральный? А семейка знает?

— Не заткнешься — станет твоим натуральным! — небрежно растягивая слова, бросила она и вдруг окинула Сириуса его же собственным, оценивающим взглядом. — Причем повсюду!

— Звучит многообещающе. Можешь устроить? — Сириус дернул бровью.

Девушка удивленно приподняла бровь, словно видела перед собой не шесть футов мужского обаяния, а танцующего пуделя в балетной пачке.

— Отвали, — наконец соизволила ответить она и отвернулась, демонстрируя Сириусу тонкую шею и пушистые завитки розовых волос под шапкой.

— Признайся, ты же только что представила меня голым.

— Иди ты нахер, озабоченный! — вдруг громко отрезала новенькая, прошив Сириуса взглядом, полным кипящей смолы, и снова отвернулась, навалившись на стол. Слизеринцы, сидящие рядом, довольно захихикали.

— Сучка! — бросил Сириус и отвернулся.

— Ты — сестра Люциуса?

Роксана покосилась на носатого болезненного мальчика справа от себя.

— Допустим.

— Я — Северус Снейп.

— И что мне с этим делать?

— Он не говорил тебе обо мне?

— А должен был?

Парень чуть нахмурился.

— Мы дружили с ним.

Роксана пожала плечами.

— Не могу похвастаться тем же.

Ропот, гулявший по залу точно ветер, поднятый Распределением, внезапно стих.

Роксана подняла голову.

На кафедру, стоящую на небольшом возвышении, взошел высокий старик в темно-синей мантии.

— Это — Дамблдор, директор Хогвартса, — тут же зашептал парень.

— Я знаю, — проворчала Роксана, не понимая, с какой стати он к ней прицепился.

Старик положил жилистые бледные руки на золотую кафедру и осмотрел зал, не торопясь приступать к речи. Он как будто пытался отыскать кого-то в зале и никак не мог этого сделать. И от этого ему было очень плохо — его лоб был покрыт морщинами, рот даже под волной серебристой бороды изгибался скорбной дугой. Приглядевшись, Роксана увидела, что большой палец его левой руки медленно подрагивает.

Украдкой оглядевшись (вдруг не ей одной такое поведение показалось странным?), Роксана увидела, что все ученики, за исключением тех, что сидели за её столом, не отрываясь смотрят на директора. Никто не переговаривался, не шептался, не хихикал. Все глаза были обращены на учительский стол. И в лицах многих учеников читался какой-то совершенно невыразимый упрек. Как будто эта школа и директор в частности не оправдали их самые главные ожидания. А ещё... темноволосая, коротко-стриженная девочка за соседним столом, вдруг ни с того, ни с сего начала плакать.

Глаза её были все так же обращены на директора, только теперь из них градом сыпались слезы. Плечи её вздрагивали, губы кривились, но никто не смотрел на неё так, как Роксана.

Все понимали.

И директор понимал.

А Роксана не понимала.

Но чувствовала, как какой-то непонятный, смутно знакомый страх сдавил грудь.

— Сегодня ужасный день.

Голос директора эхом прокатился по залу и Роксана почувствовала, как у неё зашевелились волосы на макушке.

— Сегодня мы потеряли наших близких. Девять замечательных студентов. Девять наших лучших друзей не смогли добраться до школы и полегли от рук Пожирателей смерти, — директор замолчал на секунду, вглядываясь в лица студентов. — На моей памяти Хогвартс-экспресс подвергся нападению в первый раз. Я не знаю наказания, достойного человека, который посмел поднять руку на детей. Но каждого из вас я знаю в лицо. Каждого из вас видел на трехногом табурете. Вы все — мои дети. Сейчас... — он снова замолчал. — Я хочу попросить у вас прощения. Война всегда первым делом пожирает детей. А я, ваш учитель и наставник, не смог вас уберечь. Меня не было среди тех, кто стоял под дождем и ждал... ждал смерти или спасения. И если бы я мог... — на секунду старик смежил веки и покачал головой. — Я не задумываясь умер бы девять раз, зная, что это спасет вам жизнь. Ни отцы, ни учителя не должны хоронить своих детей. Поэтому я прошу вас: простите меня. Простите за то, что меня не было рядом.

— О чем он говорит? — прошептала Роксана, склонившись к своему соседу, но ответил ей не он, а смазливый лоснящийся парень с зализанными назад пшеничными волосами, прозрачными глазами и блестящими губами.

— Да... ерунда. Устроили целую заварушку из-за того, что с поезда, видите ли, сняли десяток грязнокровок, — парень закатил глаза. — Хотят устроить этим ублюдкам торжественные проводы. И всем наплевать, что они вообще-то и не должны были здесь учиться. Верно? — он вдруг прищурил светлые глаза, вглядываясь в ошарашенную Роксану. — А ты — Малфой, верно? Я — Катон Нотт... хороший приятель Люциуса.