Дни волка

Седой задумчиво кивнул, протянул свой тощий рюкзачок мне и растворился в начинающих желтеть, зарослях.

Альбинос, уставился на меня и тяжело вздохнул.

– Ты, слышь... Седой тебе самое драгоценное доверил. Не просри, рюкзачок - то!

– Свой не потеряй.
– Миролюбиво подмигнул я и закинул рюкзак на плечо.
– Хабарши...

– Вот только не надо...
– Альбинос шмыгнул носом.
– Придем - поговорим. А пока - топай, заложник совести и мирового гнета!

Топать пришлось долго.

Уже в потемках, нас догнал Седой и, отозвав альбиноса, что-то ему сказал, указав на меня кивком головы.

Альбинос, покачал головой и щелкнул языком.

Целую минуту они молчали, играя в гляделки, после чего, Седой подошел ко мне и протянул руку, требуя вернуть рюкзак.

– Жирно по твою душу народу нагнали.
– Сказал он, закидывая рюкзак на спину.
– И погоны не малые и пушки не хилые.

– Плохо.
– Вырвалось у меня.
– Совсем плохо. Никогда не доверяй семье, Седой. Никогда! Самый страшный зверь - это ближний твой. Только он знает, где укусить, где плюнуть, а где - подставить ногу!

– Мы всегда нужнее дальним, чем ближним.
– Согласно кивнул мне Седой, печально улыбаясь и отошел в сторону, занимая свое место в цепочке, неторопливо скользящей по тропинке.

До привала еще час.
– Обрадовал меня альбинос.
– Выдержишь?

– Да не вопрос.
– Ноги еще держали, а взгляд Седого, изредка впивающийся мне в затылок, подстегивал не хуже плети.

Странные эти "хабарши", право слово.

Ведь пес знает, кто я такой, а, тем не менее - тянут за собой. И вопросов, пока, не задают. Странные...

Мозги закрутились вокруг странностей и начали нарезать все расширяющиеся, круги, захватывая в поле зрения все больше и больше, этих самых, странностей.

Вот не походили "хабарши" на тех монстров, которым приписывается целых 9% потерь! Слишком молодые. Слишком... Неграненые!

Не похожие на прожженных и матерых. Те, сидят по красивым офисам. И, если ходят по горам, то в сопровождении...

– Осторожно. Дальше будет плохо.
– Предупредил альбинос, и стало плохо.

Дорога исчезла, сменившись каменистой осыпью.

Каждый шаг вызывал целую миниатюрную лавину, катящуюся вниз и грозящую переломать ноги, неосторожному пешеходу.

Передвигаясь зигзагом, неторопливо, словно мулы, мы шли по каменной реке.

Войдя в ритм, я стал покачиваться и ступать тем самым шагом, которым меня учил ходить в горах прадед. Нога стала осторожной и любопытной - прежде чем перенести вес, она в мгновение ока определяла - стоит ли?
– и, приняв решение, сдвигалась иногда на сантиметр, а иногда - буквально на сотую долю миллиметра. Идти стало не в пример легче. Идти такой походкой, налегке или с небольшим грузом, можно очень долго. Я бы и шел, если бы не оклик альбиноса, слегка насмешливый и слегка - восхищенный.

– Выше не надо...

Я остановился и оглянулся.

Слева от меня, почти в центре осыпи, седой отворял хорошо замаскированную дверцу, расписанную под цвет камней.

Нырнув в лаз, из которого тут же раздался еще один голос - на этот раз девичий, седой помигал фонариком, приглашая войти.

– Все, дома...
– Вздохнул парнишка, шедший от меня третьим, в странной кепке с длинным козырьком.
– Ушли, хвала Звездам.

Лаз оказался коротким, но извилистым: на два десятка метров - пять поворотов и спуск, за которым открывался чудесный вид на пещеру, залитую мягким электрическим светом.

Здоровенную, пещеру. Только в высоту - метров с десяток, а в радиусе вообще боюсь ошибиться.

Народ, довольный окончанием операции, разбрелся по пещере, располагаясь вдоль стен - каждый в своем "углу".

– Ну, давай знакомится.
– Альбинос уселся за столом, прочно вкопанном в центре пещеры, под здоровенной люстрой на полтора десятка лампочек - экономичек.
– Мена зовут Камран, я - руководитель азиатской ячейки "хабарши".

– Тамир Коржик. Майор контрразведки флота.
– Представился я и плюхнулся на сиденье, напротив Камрана.
– Вот, как-то так...

Вот объясните мне, сущеглупому, почему и русофобы, и русофилы, предпочитают материться по-русски?!

Надо отдать парням должное - за оружие никто не схватился.

А альбинос, то есть Камран, даже и не матерился совсем... Так, помянул ценного пушного зверька... Раза три - четыре и успокоился, видя, что я не дергаюсь и сижу тихо, как мышка, пережидая их вспышки нецензурного поведения.

– Во влипли-то...
– Девушка, хозяйка пещеры, собиравшая на стол легкий ужин, фыркнула, а потом рассмеялась.
– Вот же Судьба - копейка!

– Томусик, а кофеёк остался?
– Поинтересовался кто-то и "пещерная" жизнь снова стала входить в привычную колею.

Оно и правильно - раз начальство "фас" не говорит, то и нечего гавкать!

***

– ... Вот так и живем.
– Подытожил свой рассказ Камран, грея о керамические бока своей чашки, руки.
– Начинали, наши родители. Продолжаем - мы. Рынок сбыта - налаженный. А проколы, подобные твоему - не редкость. Информаторы, год от года становятся все глупее и жаднее.

Как я и думал, "хабарши" - хорошо разрекламированная группа товарищей, состоящая, точнее - когда - то состоявшая на прикорме у разведки. И волки сыты, и овцы целы. Есть через кого стряхнуть устаревшее вооружение и получить лишние пять монеток, для своих, не афишируемых, нужд. Сплошная самоокупаемость в действии.

От 9-ти процентов, приписываемых им, "хабарши" получают, в лучшем случае, 0,3 - 0,4 процента. Остальное - "украдено до нас".

В принципе, это и было понятно - иначе, по закону военного времени, "хабарши" бы уже перестали существовать.

"Ищи, кому выгодно"...

Вспоминая все то, что вывалил на меня дед, получалось уж совсем не красивая сцена.

Федерация Земли, действительно вела себя... Паскудно.

В ответ на доверие Камрана, рассказавшего все как есть, без утайки, рассказал свою историю. И пересказал свой разговор с адмиралом Матти, почти дословно.

– Вот как даже...
– Тихонько прошептал Седой, себе под нос.
– У меня батя, из пилотов - тарийцев. Вашу "химию" ставили всем подряд, без разбора. А "Иглы" пришли без компенсаторов перегрузок. Только о том, что они не установлены - нигде ни слова не было. Отец сразу, помер. А его друзья...