Дни яблок

— Постоянство и ужас! — откликнулся ёж.

— Заменим на Непременную Жуть, — согласился я. Кто смажет обозначить это на латыни?

— Я, — скромно поднял лапку вверх жук и сразу завалился набок.

— Всё понятно, — ответил я. — Становитесь в круг, сейчас я принесу чай, и…

Пряники зашептались, некоторые заплакали, Дракон попытался обнять Гозу Чокар.

— Хорошо, ладно, зануды, — заторопился я. — Не будет чая. Упростим всё донельзя.

Пряники, явно затаив дыхание, собрались в скорбный кружочек.

— Будем произносить клятву, — сказал я и обвёл их скопление мелом. — Знаю я ваши делишки, мучные… — Повторяйте за мной, баранки. Быстро.

— Клянусь стоящими в круге, — начал я…

«Стоящими в круге» — прошелестели пряники…

— Колесом, серпом и тёмными тремя.

«Тёмными тремя» — донеслось с пола.

— Творившим, изгонявшим, страдавшим.

«Страдавшим» — завершил нестройный хор.

— Одному хозяину исполнять службу…

«Бу-бу-бу», — проворковали создания.

— Нынче и впредь — ибо чую, зло грядёт.

Пряники помолчали и подтвердили.

— Три креста, полынь и аминь.

Клятва свершилась, кольнуло в пальце, отдавшем пряникам кровь. Немного попрыгали половицы и поёрзал стол.

Кто-то из пряников, конечно же, сказал «амен» — но хорошо, что обошлось без всех этих акаций, змей и градусов… спасибо и за малые милости.

— За мной, мои крошки, — позвал я существ. — Ну, потенциальные крошки, чего кривляться, — уточнил я и стёр мел. — Подойдите ко мне, будем судить и рядить. Возможно, кому-нибудь отломим лапку.

— Угрозы утомляют, — нервно заметила сова.

— Угрюмое уточнение, — ответил я. — Ни к чему не ведущее. Вы — нежить как есть, неясного происхождения, и отношение у меня к вам соответствующее. Или покоритесь, или же будете съедены мной, это в лучшем случае…

— А что в худшем? — надерзила сова.

Я ухватил неистовый пряник и поднял нал всеми.

— Голуби, — сказал я зловеще. — Воробьи, сороки, еще синички — они такие дерзкие. Вообрази — все-все-все они и ты. При этом ты без клювика и лапок. Это плохо или не слишком?

Я отправил потрясенную сову обратно и объяснил остальной выпечке задачу.

— Надо призвать листья, — сказал я. — Сюда. Возможно, немного ветра, но не хотелось бы.

— Что написано в Альманахе? — не сдалась Стикса.

— Откуда ты такая умная? — ответил я и прочёл: «Жду сюда дождя». «Impente Priante Dominus».

— Нет, не дождь. Зачем дождь… Должен быть ветер, как там он? — отозвалась Вальбурга Юбче. — Ventos…

— Impente Dominus Vente… ventos. Хорошо, для начала, — одобрил я. — Мне надо, чтоб было: «Жду сюда ветра, что листья несёт». Кто там помнил латынь в нужном объёме?

— Это я, — отозвался жук-божик. — Folia arboribus deciduni, по-моему.

— Простота, — презрительно заявила Вальбурга Юбче и чуть не упала на левый бок. — Ну и что ты сказал? «Листики облетают с деревца…»

— Помоги коллеге, — подбодрил зверорыбу я.

— Introvilet folia huс verbera ventorum, — произнесла Вальбурга Юбче с нажимом и металлом в голосе. Пряники отреагировали вяло. Ёж чихнул.

— Надо сжечь старый веник, — сказал кто-то из самой гущи выпечки.

— Осень — время обострений, — радостно отозвался я. — Потом набрать в кулёк воды и сбросить вниз, очень помогает. Такой звук. Можно налить воду в шарик…

— Нет, не шарик — веник, — упрямился некто. Пряники расступились.

В центре круга оказалась Ёлочка, из-за общей кривизны несколько напоминающая папоротник.

— Значит, веник? Что ещё могло придумать растение. — рассудил вслух я. — Вижу вас всех насквозь, фантазии просто ноль — надеетесь, что меня прикончит стихией? Вы погибнете в тот же миг, кстати.

В среде пряников произошло волнение.

— Ветер звать страшновато, конечно же, но можно так, понарошку… Что там нам надо ещё? Путь, проводник и приманка. Путь я проложу, это нетрудно. Проводника сейчас тоже придумаю, но кто будет приманкой?

— Еда, — отозвался Кавалер.

— Вот так всё возьму и брошу в окно, — сказал я. — Готовили, резали, крошили… На тебе мел — иди обведи стол. Если хоть пылинка влетит или вылетит… Раскрошу, растопчу, не помилую.

Раздалось известное уже хрюкание, сопение и ропот. Ёж удалился. Гневно.

Солнце и Месяц возобновили меловой круг возле пряников и запечатали всё какой-то считалкой, звучащей приторно…

Я открыл балкон и подул в сторону севера. Все необходимые слова пришлось вложить в это дуновение — чуть не вывернулся наизнанку.

— Я же говорила, веник… — заметила Ёлочка, она же Калафьора.

— Тут одного веника мало, — ответил я злобно. — Нужен постоянный контакт стихий: вода, листья, свист, огонь…

— Это просто, — заявила Ёлочка и явно намерилась сделать книксен.

— Тебе, дереву, всё просто, — сказал я. Калафьора сникла.

— Надо налить в таз воды, бросить туда листья, помешать веником и покурить, — раздалось у меня за спиной. — Есть у тебя таз? Лучше медный…

— Ты опять здесь? — спросил я, не глядя. Раздался шорох, шёпот и топот — на балкон вышла сова, зябко подпрыгивая на пряничных лапках.

— Кто-то должен вразумить или посоветовать… — начала сова менторским тоном.

— Теперь я знаю, — заметил я, — сколько совы в совете.

Выпученные глаза-изюминки были мне ответом.

— Три буквы всего, — сказал я. — Тазик — слишком просто. Ну, ладно…

Я припёр на балкон таз, наполнил его (вот той самой — что солнца не видала, набрана ночью, восполнимые припасы из кладовки) и макнул в воду веник, он у нас старый от природы…

— Кручу-верчу — гонихмару хочу, — пришлось сказать. Покрутить, противусолонь — в сторону, угодную северу. И выкурить сигаретку тоже — для гонихмар нужен дым над водой и пепел, пусть и табачный. Не я придумал, но моё наверху, да.

Пряники сидели и стояли в кружочке, раскачивались и пели нечто греческое, как им казалось — горловое, со слезой.