Дни яблок

И она ткнула мне в руки свёрток, с виду в обычной упаковочной бумаге, но вроде чем-то разрисованной.

— Это свитер, — проговорила Гамелина обволакивающим тоном. — Сама связала. Я же говорила. Надень.

Я развернул бумагу и обнаружил тёмно-синюю вещь плотной вязки, цвет свитера будто переливался — от совсем тёмного к индиго, с крошечными намёками на лазурь.

— Взяла шесть ниток, — сообщила Аня. — Разные оттенки. Есть немножко шёлка. Ну, надень же. Мне будет приятно.

Я погладил вещь и подёргал воротник.

— Не давит, не душит, не длинный, не кусючий, — вздохнула Аня. — Ты так и не сказал мне, о чём думаешь всё время…

Пришлось переодеться.

XVIII

Начало вернуть невозможно, немыслимо.

И даже не думай! Забудь…

До того, перед поворотом, накануне событий, всегда случается тишина. На горизонте облачно, за спиной котомка с зельями, все они на букву «Р» — «Ревность», «Разлука», «Раздоры». Когда-то была «Радость», но флакон из-под неё пуст. Под ногами дорога, и вместе с тобой сквозь лес спешит лишь ветер — он всюду, словно «Рок» — зелье, от которого нет спасения. Дорога следует к мосту, мост ведёт за реку — и подводит к развилке, оставляя за спиною рыб и рыдания. Такое.

С детства не люблю я так называемые полезные подарки — шарфы, перчатки, свитера, обувь. Лицемерие сплошь — ведь вещи-то покупать всё равно, ну так прибавьте марки. «Шуудан». Ну, вот! Или значок. Я любил получать книги — ведь лучший подарок. И безделицы — вопреки всем этим «нечего захламлять дом».

Сейчас, думаю, наверное, лучше всего дарить вещи недолгие: чай-кофе, выпивку, шоколад, парфюм. Мелочи. Опять же — книги, их я тоже люблю дарить, и по-прежнему — получать. Захламлять всё в пыль…

— Я, — сказала разглядывающая стол Гамелина, — не вижу, к чему и придраться! — И она поправила веточку укропа на салате. — А! — вдруг воскликнула она. — Да! Ну, вот! Салфетки не порезаны ещё! Иди и… Нет, звонок. Иди встречай — я их сама порежу…

Первыми, внеся запах духов, мытых голов и свежеглаженой одежды, явились Линник, Бут и Шароян — то есть: Лида, Настя и Карина.

Каждая держала наперевес по охапке мелких жёлтых хризантем, и показалось мне — коридор осветился неверным светом. Ненадолго. Мимолётная улыбка осени.

— Дан… ой… Саша, — начала Карина. — Мы тебя поздравляем и желаем, чтобы ты не болел… — И успевал к первому уроку, — встряла Настя.

В классе она сидела прямо за мной; в те частые дни, когда я отсутствовал, была под прицелом, с пол девятого до двух.

Линник — худая, зеленоглазая и коротко стриженная с первого по восьмой класс, «под мальчика» — «буквально не на что прицепить банты», втянула носом воздух.

— Пахнет человечьей едой! — радостно сообщила она. — И пирогом сырным! Анька уже здесь, девки! Даник, — и она звучно поцеловала меня в щёку. — Поздравляю! Это тебе! На!

Она ткнула мне в руки хризантемы и объёмный, лёгкий свёрток.

— Гамели-и-на!!! — проорала Линник неизвестно откуда возникшим из её тщедушного тельца баском. — Я уже бегу к тебе, не прячь хавчик!!! — И Лида взяла направление с низкого старта.

Раздался топот, а затем радостный визг в кухне.

Карина проводила её долгим взглядом.

— Тут не дают договорить… — пробурчала она. — С днём рождения тебя, Даник!

И она протянула мне пакет, нечто, обёрнутое серой грубой бумагой. — Ты, скорее всего, угадаешь, что там внутри?

— Что-то ценное, — довольно сказал я. — Например, книга?

— Ага, — ответила Карина. — А…

— А я дальше угадывать не буду. Испорчу впечатление, — слукавил я.

— Никому не говори от кого… — значительно понизив голос, продолжила Карина, — ты же сам понимаешь… только тебе, да.

— С днём варенья, — сказала Настя. — Это тебе!

И она вручила мне пластмассовый шар-футляр — внутри была большая «змейка», чёрно-жёлтая, и немаленькую коробку, картонную, пёструю.

— Тут жевачки, — доверительно шепнула Настя. — Настоящий Бубльгум, без шуток.

— Целый клад, спасибо, Аська, — ответил я.

В комнате завизжали, упал стул, и слышно было, как грохнулось об пол что-то стеклянное. С топотом выскочила к нам Лида Линник.

— Летают! — прокричала Лидка сразу во все стороны. — Горят! Ой, мама!

Из-за угла коридора явилась Гамелина, прямо из кухни. В фартуке. Над ней парили листики, не менее пяти, кротко реяли они чуть позади Ани, светили по мере сил и время от времени перекувыркивались, словно ощущая нездешний, оттого незримый, ветер.

— Насекомые? — спросила внешне невозмутимая Шароян. — Почему не спят?

— Я, — сказала Аня, — попросила Са… Даника комнату украсить Листьями. И вот.

— Они не укусят? — опасливо поинтересовалась Бут. — А если животное в доме — тогда как?

Животное неспешно появилось из Ингиной комнаты, зевнуло во все четыре клыка и запрыгнуло на обувную скамеечку, где умостилось уютно.

«Украшения» торжественно уплыли в комнату.

— Так это просто листья? — разочарованно протянула Линник. — Ты их чем-то намазал?

— И почему они летают? — продолжила Карина. — Я не чувствую никакого сквозняка… Опять аномалия? То с погодой, то вот…

— Я, кстати, такое видела на улице, когда к тебе собиралась, — включилась Настя. — Ветер, пыль, темнота, что-то воет, свет погас. Минут двадцать был кошмар, даже телефон не работал. Я стояла в будке. В автомате…

— А я в метро ехала, — печально сказала Лида, — когда вышла наверх — только птицы дохлые валяются и ветки. На бульваре провод оборван и на мусорник наш полтополя упало — всё интересное пропустила. Как всегда…

— Девочки, давайте цветы расставим, — предложила Аня. — Лидусик, ты консервацию дооформляй, а то как-то всё в кучу. На два угла распредели хотя бы!

— Чеснок! — звонко сказала Линник и хлопнула себя полбу. — Сумочка где моя? Такая маленькая, рыжая — там две литровые баночки…

Ганжа, Чернега и Крошка пришли втроём через полчаса после девочек.

— У меня свинец, — с порога сказал Юра Крошка. — У тебя днюха. Поздравляю тебя. А вот он, подарок. Короче — держи корягу.

Он пожал мне руку и подарил свинец — солидный кусочек, аккуратно перевязаный бечёвкой крест-накрест. Крошка всегда дарил имениннику на дни рождения что-то химическое или батарейки. А мы все ему одному наборы «Юный химик», сколько удавалось достать.