До мозга костей

Я выкрикиваю нечленораздельные оскорбления, которые теряются в ладони, прижатой к моему рту.

— Нет. Ни единого, блять, шанса, — говорит он, качая головой в знак протеста с большей уверенностью, чем мгновение назад. Он встречает мои глаза потемневшим, затравленным взглядом. — Во-первых, я не спасал тебя. Я бросил тебя, — я снова рычу и пытаюсь оторвать руку Джека от своих губ, чтобы сказать ему, что это не ему решать, но мне не удается вырваться. Его хватка на моем предплечье крепнет, когда он прижимает его к подлокотнику. — Ты едва дышала. У тебя в груди были два ножа. Твоё лицо было распухшим, кровавым месивом. Ты не очнулась, ты не смотрела на меня. Если бы ты хоть раз открыла глаза в тот первый раз, я бы узнал тебя, как только ты вошла в лабораторию.

Я закатываю глаза в своей лучшей манере «Ага, конечно, мы оба знаем, что ты убил бы меня, чтобы защитить себя, если бы застал меня за наблюдением», а затем перевожу взгляд на затемненный угол комнаты.

— Кроме того, ноль секунд, потому что я бы не убил тебя, если бы ты сказала мне, кто ты.

Я недоверчиво смеюсь в его ладонь.

— В-третьих, я действительно считал, что тебе нужно больше полевого опыта. Я не подозревал, что за всю свою студенческую карьеру ты каждое лето занималась именно этим, и этим мне собственно ответил Хью. И да, я знаю, что инцидент с криоморозильником был идиотским поступком. Одним из многих.

— Это всё ещё не извинение, — отвечаю я, не более чем приглушенным бормотанием и режущим взглядом.

— Я также не пытаюсь загипнотизировать тебя своим членом ради доказательств, которые есть у тебя на меня. Думаю, это очевидно, поскольку я даю тебе кость того, кого убил, — говорит он, указывая взглядом на коробку, лежащую у меня на коленях.

Я хмыкаю.

И тогда мы погружаемся в тишину, которая таится в тенях, скрывая секреты, которым нужен лишь небольшой намек на искру, чтобы вспыхнуть и сгореть дотла.

Я наблюдаю за Джеком, а он смотрит на меня в ответ, его ладонь всё ещё прижата к моим губам, а другая рука лежит на моем предплечье.

— Хейс здесь из-за тебя. Он знает тебя. Он агент, который работал над делом Молчаливого Убийцы. И он здесь, чтобы проверить старые зацепки.

Я сглатываю, выдерживая взгляд Джека, когда тот темнеет. Затем киваю.

Его взгляд скользит по моему лицу, и когда я дергаю его за запястье, он, наконец, отрывается от моего рта.

— Если бы он выполнил свою работу… — шепчу я, переводя взгляд на коробку в моих руках. Если бы Хейс сделал свою работу, была бы я другим человеком? Была бы у меня другая жизнь? Конечно. Если бы Хейс не облажался, у меня была бы семья. Я бы не была одинока. Не пыталась бы отпустить единственного человека, к которому привязала себя, того, кто может захотеть поцеловать меня в мимолетный момент слабости и убить при каждом втором ударе сердца.

— Я как раз собирался покинуть Уэст Пейн. Хотел придерживаться своих планов, а потом появилась ты, — говорит Джек, прежде чем я успеваю заговорить, его голос низкий и мрачный. — Я пробыл здесь дольше, чем следовало. Но я не мог уйти, пока ты не уйдешь первой.

— Это, блять, бессмысленно. Я видела твой контракт, ты можешь уйти, когда захочешь…

— Я пытался заставить тебя убраться отсюда. Естественно, ты не только самый переменчивый человек, которого я когда-либо встречал, но и самый упрямый. Всё, чего мне удалось добиться, это заставить себя страдать.

Насмешливое хихиканье срывается с моих губ.

— Это признание приносит мне немалую долю счастья.

— Но с меня хватит. Мне надоело отказывать себе в том, чего я хочу.

Сердце подскакивает почти к моему горлу, так что при сглатывании ощущается сердцебиение.

— Ты сдаёшься и покидаешь Уэст Пейн? — спрашиваю я, стараясь не позволить внезапно нахлынувшей обиде и разочарованию окрасить мои слова, хотя я чувствую, как они ползут по моим щекам, несмотря на все мои усилия сдержать их. Джек не отвечает на мой вопрос. Он лишь пристально смотрит на меня, когда я вздергиваю подбородок. — Ну… хорошо. Наконец-то мы хоть сходимся во мнениях.

Джек прижимается ближе, настолько, что я ощущаю тепло его груди у своих ног. Мне тяжело пересчитать все оттенки серого в его глазах, поскольку они прикованы к моим.

— Уверяю тебя, мы не сходимся во мнениях. Но это ненадолго.

На какое-то мгновение в моей груди чувствуется каждый удар сердца. Я могла бы наклониться немного вперед и вдохнуть его запах. Может быть, я так и сделаю.

А потом едва уловимое тепло Джека и его ледяной взгляд исчезают, температура в комнате резко падает, когда он направляется к мониторам, бросая на ходу мрачный взгляд через плечо.

— Отдохните немного, доктор Рос. Вам это понадобится.

Мне требуется мгновение, чтобы пошевелиться, но когда я это делаю, я встаю и ухожу, не говоря ни слова, и звуки Чайковского идут по пятам, в то время как я приближаюсь к выходу. Эта музыка цепляется за мои мысли, пока я еду домой, как призрак, который преследует в глубоких тенях моей спальни.

И отдых — это именно то, чего я не получаю.

Я ворочаюсь в простынях, спутывая ноги в их сжимающих тисках, пока не отбрасываю их прочь. Меня бросает в жар не только из-за моей кипящей ярости на Хейса, когда я представляю себе все виды смертей и пыток, которые могла бы совершить голыми руками. Не только месть не дает мне покоя. Ещё присутствует желание. Глубокая потребность, которая горит в моей груди, как пламя. Джек.

Каждое слово, сказанное Джеком за последние несколько дней, прокручивается в моей голове, разворачиваясь в безграничные варианты развития событий. Разговоры, которые я хотела бы разыграть до тысячи заключений. Но ещё хуже, чем его слова, его прикосновения. Его поцелуй обжигает меня до мозга костей. Он завладел моими губами, как человек, изголодавшийся по свету и надежде. Его прикосновение было благоговейным поклонением, шествием почитания моей плоти и костей. Он схватил меня за горло, но сразу же отпустил, прижимаясь своими губами к моей шее.

Если захочу причинить тебе боль, то сделаю это.

Но он этого не сделал.

В какой-то момент ночи я просовываю руку в шорты, обводя свой клитор, в надежде хоть немного облегчить эту потребность, которая заполняет низ моего живота и скручивает его в узлы. Но уже через несколько мгновений я сдаюсь. Я не хочу себя. Не хочу своего воображения. Я хочу его. И чем сильнее я пытаюсь убедить себя, что не должна этого делать, тем сильнее желаю его.

В конце концов, мне удается немного поспать. Но этого недостаточно, и я просыпаюсь перед рассветом, пока в спальне ещё темно от теней. Корнетто давно отказался от кровати из-за моего беспокойного сна и поднимается со своего редко используемого собачьего коврика, в то время как я, потерпев поражение, направляюсь на кухню. Просматриваю новости, социальные сети, сообщения и электронную почту — занимаюсь обычными занятиями субботнего утра, смакуя огромную кружку кофе. Вскоре после восхода солнца я выхожу на змееподобную тропинку, идущую вдоль реки, Корнетто бежит рядом со мной, и мы следуем за изгибами медленного серого течения. Мы пробегаем наш обычный круг, который занимает около полутора часов, и последние несколько кварталов до дома проходим пешком, чтобы остыть.