До мозга костей

Когда, завернув за угол, я вижу серебристую Honda Accord Хейса, припаркованную вдоль бордюра, окаймляющего мою лужайку перед домом, моя первая мысль оказывается неожиданной.

Написать Джеку.

Я кладу в карман свои AirPods, когда Хейс открывает дверь со стороны водителя и выходит из машины, и мысли о Джеке теряются в какофонии лая Корнетто. Хейс бросает нервный взгляд на мою собаку, делая несколько осторожных шагов от машины. Можно было бы заставить Корнетто замолчать одним словом, но я не делаю этого, даже когда сокращаю пространство между собой и седым агентом, чтобы остановиться примерно в метре от него.

— Привет, Изабель, — говорит он со слабой улыбкой.

Мне стоит больших усилий не скрипнуть зубами.

— Кири.

— Верно. Конечно. Кири, — напряжение в нашем молчании усугубляется низким рычанием, вырывающимся из горла Корнетто. — Не возражаешь, если мы поболтаем несколько минут внутри?

— Конечно, — говорю я, кивая головой. — Проходите.

Я стараюсь держаться подальше от Хейса, в то время как Корнетто натягивает поводок, чтобы оставаться между мной и агентом, и чуть не теряет самообладание, когда понимает, что неизвестный человек входит в наши владения. Как только мы оказываемся внутри, я твердым голосом даю ему команду «нельзя», и Корнетто затихает, но не сводит глаз с Хейса, в то время как я веду нас вглубь дома, предлагая Хейсу сесть за обеденный стол, и начинаю варить кофе. Мой телефон насмехается надо мной на гранитной столешнице островка, пока я несу две кружки. Уверена, что ответ на эмодзи с пешкой и черепом Джека смайликами с закатывающими глазами и полицейским отправит его в истерику, но у меня такое чувство, что он будет у меня на пороге через несколько минут. Что-то в этом есть одновременно тревожное и опьяняющее.

— Милый хаски, — говорит Хейс, когда я приношу кофе в столовую. Корнетто сидит на расстоянии броска, его глаза следят за рукой Хейса, пока он тянется к кружке, которую я передаю.

— Элкхаунд, — поправляю я с натянутой улыбкой.

— Ах. Они хороши для охоты на крупную дичь, не так ли?

Его непренужденный тон слишком натянут. Он уже знал, что это элкхаунд. Сделав комментарий о крупной дичи он выдал то, что знает, что я всё ещё охочусь. Что у меня в доме есть оружие.

Он следил за мной.

— Да. И для охраны. Но Вы пришли не для того, чтобы говорить о собаках, — говорю я, откидываясь на спинку стула и подтаскивая кружку через стол, поднося её к губам, чтобы сделать громкий глоток только для того, чтобы немного позлить. — Чем я могу Вам помочь, мистер Хейс?

— Я хотел узнать твоё мнение о докторе Брэде Томпсоне.

— Что конкретно?

— Ну, во-первых, он заявил, что был с тобой в ту ночь, когда в последний раз видели Мейсона Дюмонта. Это правда?

Я сужаю глаза, тщательно следя за каждым мимическим выражением, указывающим на правдивость.

— Это правда, что я пошла к нему после церемонии вручения премии Брентвуда и уснула до полуночи. Брэд не спал, когда я проснулась в семь тридцать, одевался на работу и готовил штрудель в тостере на завтрак, — я морщу нос, а затем пожимаю плечами. — Что он делал между полуночью и половиной восьмого, а также после того, как я ушла к себе домой в восемь, понятия не имею. Я крепко сплю.

Хейс достает из пиджака дешевую ручку и потрепанный блокнот, перелистывает его на чистую страницу и сделает несколько записей.

— Он когда-нибудь высказывал тебе опасения по поводу программы донорства тел на Полях Басса?

— Да, — говорю я, уверенная, что он это уже знает.

— Тебя это беспокоило?

Из меня вырывается смешок, и я закатываю глаза.

— Нет. У него была группка аспирантов и Мадлен, которые работали над записями. Неудивительно, что всё, к чему она прикасалась, оказывалось испорченным. Вам никто не рассказывал об инциденте с криоморозильником?

Хейс только задумчиво произносит «хм», пока делает короткую заметку, и хотя я пытаюсь разобрать формулировку, мне не удается расшифровать его каракули.

— А что насчет доктора Соренсена?

Так вот настоящая причина, по которой он здесь. Учитывая всего три вопроса о Брэде, доктор Томпсон никоим образом не является предметом его интереса.

Несмотря на то, что я подозревала, что он доберется до Джека, мне все равно стоило больших усилий сохранять нейтральное выражение лица, а в голосе тщательно соблюдать грань скуки и услужливости.

— А что с ним?

— Похоже, ты не слишком высокого мнения о нём.

— Вы ошибаетесь. Я высокого мнения о нём. Просто он мне не нравится. Иногда.

— Почему?

Я тщательно подбираю слова, пытаясь увидеть мир глазами человека, который ищет признаки серийного убийцы.

— Он может быть высокомерным. Боюсь, это не такая уж редкая черта для мужчин в академических кругах.

— Ты знаешь что-нибудь о местонахождении доктора Соренсена в четверг вечером, когда был подожжен дом доктора Томпсона?

— Вообще-то, да. Он был в лаборатории со мной, — говорю я. Хейс бросает скептический взгляд в мою сторону, а затем возвращается к своим записям, и у меня возникает желание вырвать блокнот из его рук и засунуть его ему в глотку. Едва сдерживаюсь, чтобы не сжать руки в кулаки. — Я уронила свою награду Брентвуда и порезалась. Джек зашил её, — я поворачиваю ладонь к нему лицом, аккуратные стежки обрамляют неровную красную линию у основания большого пальца. — Я… не могла поехать в больницу. Это слишком… тяжело. Джек позаботился о моей ране, а потом заменил мою награду. Это было очень заботливо с его стороны, на самом деле. Уверена, если бы Вы попросили, он бы предоставил Вам доказательства.

Уголки губ Хейса опускаются вниз, пока он черкает по странице с большей концентрацией, чем раньше, как будто его предыдущие записи были просто для вида, а эти — настоящие. Мое сердце учащенно бьется, когда адреналин разливается по венам. Я подношу кружку к губам обеими руками, чтобы скрыть глубокие, медленные вдохи, которые делаю, борясь с его воздействием.

— В чем дело, мистер Хейс?

Хейс долго смотрит на меня, его глаза смягчаются отеческой нежностью. Может быть, это просто жалость. Может быть, даже раскаяние.

— Ты можешь называть меня Эриком.

Я киваю ему.

— Полагаю, что Молчаливый Убийца всё ещё активен, — говорит он. Я пытаюсь выглядеть встревоженной, затем сбитой с толку, потом обеспокоенной, мой рот открывается, в то время как я ставлю кружку на место с наигранной дрожью в руке. — Очень редко серийные убийцы прекращают охоту навсегда. Между убийствами может пройти некоторое время, иногда даже годы, но желание не исчезает навсегда. Вполне возможно, что Убийца изменил принцип своей работы после вашего противостояния. И я думаю, что он может быть где-то поблизости.

— И что… Вы думаете, он может узнать меня?

Хейс кладет руку на мою, и я прилагаю все усилия, чтобы превратить свою ярость от его прикосновения в маску страдания.

— Я думаю, он мог знать, что ты здесь с самого начала.

12. ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ЭТАЖ

Кири

Прохладное прикосновение пробегает по каждому маленькому хребту моего позвоночника, словно человек, стоящий за ним, наслаждается качеством костей под моей кожей.