До мозга костей
Шрифт:
— Благополучие… В моих интересах… — это всё, что я могу выдавить из себя между судорожными вдохами, пытаясь не кончить так скоро от обманчиво мягкого скольжения его усеянного пирсингом члена.
— Нет. Попробуй ещё раз.
— Претендовать…
— Хорошая девочка. Правильно. Я сказал, что здесь не для того, чтобы претендовать на кого-то, кроме тебя. И это именно то… — жестокий толчок заставляет меня хныкать от удовольствия, — что я собираюсь сделать. И любой мужчина, который даже вообразит, что прикоснется к тебе, будет разрезан на кусочки… — ещё один толчок, надвигающийся оргазм не дает мне покоя, — а потом я буду трахать тебя в луже
Я стону, когда Джек хватает меня за бедро, закидывая мою ногу себе за спину, чтобы он мог глубже погрузить свой член, а титановый шарик на его головке начинает ласкать мою точку G при каждом толчке.
— Это никак мне не помешает… я найду больше добычи, — выкрикиваю я между нарастающими толчками.
— А я и не намеревался тебе мешать.
Моя спина скрипит от остывающей крови. Джек отпускает моё горло, чтобы стянуть с меня парик и шапочку и отбросить их на пол. После берет мои волосы в кулак и откидывает мою голову назад, открывая шею для своих укусов и поцелуев. И он трахает меня. Он трахает меня так, будто это всё, что он когда-либо хотел сделать. Как будто он берёт что-то запретное.
Как будто он жаждет меня.
— Если этот план сработает… — говорю я задыхающимся голосом, проводя рукой по крови, собравшейся на полу. Джек откидывается назад, изучая меня, глубокие толчки не прекращаются, выражение его лица — яростная потребность. Я ухмыляюсь, рисуя диагональный мазок над его сердцем, а затем ещё один, чтобы получился «X». — Тогда я выиграю под Куполом Грома.
Джек усмехается, замедляя скольжение своего члена, параллельно хватает меня за волосы и обхватывает рукой за спину. Он поднимает меня так, что я оказываюсь верхом на нем, а он опускается на колени в багровую лужу.
— На случай, если ты не заметила, это я его убил.
— И, как обычно, без меня это было бы невозможно, — Джек открывает рот, чтобы возразить, но я запечатываю его губы окровавленным пальцем. — О, и кстати, если другая женщина хотя бы вообразит, что прикасается к тебе, я отрежу её гребаные руки и скормлю их тебе. А потом я возьму её драгоценную подъязычную кость, раздавлю её, и буду наслаждаться каждой, блять, секундой, заставляя тебя смотреть, как я спускаю её в чертов унитаз. Понял, лепесток?
Я хлопаю ресницами с невинным видом и хватаюсь одной рукой за плечо Джека, насаживаясь на его толстую эрекцию, широко раздвигая бедра, чтобы глубже принимать его с каждым толчком. Я хочу, чтобы он, блять, уничтожил меня. Разорвал на части, разрушил, потому что я буду возвращаться, вечно неугасимый огонь, который сталкивается с его несокрушимой тьмой.
Джек крепче сжимает мои волосы, и его глаза темнеют, когда я кладу окровавленный палец на язык и смыкаю губы вокруг него. Он запрокидывает мою голову назад и прикусывает шею, достаточно сильно, чтобы оставить отметину. Его губы впитывают соленую смесь с моей кожи, прокладывая путь вниз по моему горлу, груди, пока не обхватывают сосок, сильно посасывая его, лаская языком, прежде чем отпустить его, царапнув зубами, отчего я ахаю.
— Дьявольски… и должным образом принято, — говорит он. — Но есть только один женский крик, который я хочу слышать, — Джек прикусывает мою грудь сбоку достаточно сильно, чтобы с моих губ сорвался писк, и он усмехается. — Lille mejer, ты можешь и лучше.
Джек снова опускает нас на окровавленный пол, но прикрывает мою голову рукой, воздух вырывается из моих легких от удара, его губы крадут моё
дыхание. Я теряюсь в ощущении его кожи и мышц под моими пальцами, когда они впиваются в его спину, от боли и удовольствия от укусов, которые он успокаивает поцелуями, от порочных толчков, которые наполняют мою ноющую киску. Его характерный аромат ветивера наполняет мои чувства, когда я целую его шею и пробую на вкус его кожу. Когда моя киска сжимается вокруг его члена, Джек запускает руку в мои волосы, удерживая меня там, где он хочет, глядя мне в лицо.— Такая чертовски красивая, — шепчет он и следит за каждым мгновением оргазма, проходящей через моё тело. Я разрываюсь на части, приподнимая спину от крови, кричу его имя, звучащее как экстаз, и как отчаянный крик. Клянусь, я чувствую каждое прикосновение металла в своей киске, каждую каплю жара, пока Джек с громким стоном изливается в меня. Каждый удар его сердца.
И мы долго лежим на окровавленной плитке, такие же безмолвные, как тело рядом с нами, три души, вознесенные на двадцать пятый этаж.
13. УДАР ПО КОЛЕСИКУ
Джек
Сложность утилизации тела, когда вы пытаетесь не избавляться от тела, заключается в выборе места.
Выбрав слишком очевидное место, вы будете выглядеть как дилетант. Выбрав слишком скрытое… и на поиски могут уйти годы.
А нам нужно, чтобы Себастьян Модео был найден и связан с Молчаливым Убийцей в течение нескольких дней, а не лет.
Я бросаю лопату на заднее сиденье своего «Бимера», упираясь рукой в багажник, думая о слове «нам». Я представляю, как Кири указала бы на это, приподняв одну из идеально выщипанных бровей, насмехаясь. А потом она бы дразнила меня, вонзая нож всё глубже и глубже.
Но она выглядела бы чертовски сексуально, мучая меня.
Редкая улыбка приподнимает уголок моего рта, и я захлопываю багажник, несмотря на самозакрывающийся механизм, просто чтобы заглушить маниакальный стук моего сердца. Оно не перестает разрывать стенки моей грудной клетки с тех пор, как я заявил права на Кири в луже крови Себастьяна.
Настоящее разочарование в этом сомнительном деле — это совершенно идеальные кости, которые я оставляю на растерзание стервятникам. Череп Себастьяна стал бы ценным экспонатом в моей витрине с трофеями, напоминанием о том, как я смотрел в ее прекрасные голубые глаза, когда перерезал ему горло.
Этот момент был почти таким же оргазмическим, как ощущение того, как тугая маленькая киска Кири сокращается вокруг моего члена, когда она теряет рассудок от удовольствия.
Почти.
Но, твою же мать, с тех пор я не переставал думать ни о том, ни о другом.
Ранний утренний воздух хрупок от чистого аромата холода. Я глубоко вдыхаю, обходя машину со стороны водителя, свежий слой снега хрустит под ботинками. Снежинки освещены бледным сиянием охотничьей луны27.
Той самой луны, под которой я родился.
Из глубин памяти я слышу звук удара по колесику зажигалки. Чувствую, как онемение охватывает мое тело, пока я лежу в ловушке под мягким снегом. Затем блестящая струйка крови согревает мои руки, возвращая ощущения коже и остальным конечностям, пробуждая ненасытный голод, который никогда больше не будет утолен.
Мое первое убийство.
Оцепенение, к которому я уже привык. Поверхностный аффект обезболивает эмоции, психопатия притупляет эмпатию. Пока я лежал под снежным одеялом, холод казался мне домом больше, чем любые четыре стены и люди, живущие в них. Но убийство…