До последнего вымпела

– Именно этого они и добиваются. Как раз склонитесь на полрумба вправо. Сейчас мы этого наглеца обработаем огнём левого борта. Да и 'Жемчуг' с 'Изумрудом' спокойно жить японцу не дадут. Так что придерживайтесь основного курса.

На циркуляции 'Нийтака' не мог стрелять эффективно, но как только лёг на курс сближения с 'Богатырём', почти сразу же всадил в него снаряд, вызвавший пожар в кают-кампании. Но это оказался первый и последний успех обречённого крейсера: в ответ он получил четыре шестидюймовых попадания и ещё несколько снарядами калибром в три дюйма. Перебило паропровод, вывело из строя два орудия, разгорелись новые пожары...

'Богатыря' пронесло мимо на контркурсе, и он уже удалялся, продолжая преследование отряда адмирала Дева. Несколько раз хлопнула 'на прощание' кормовая башня русского крейсера, но безрезультатно.

'Изумруд', кстати, тоже не стал оставаться для добивания, а присоединился к погоне. Да и 'Жемчуг' увеличил дистанцию до тридцати кабельтовых, ведя огонь издалека. Но иллюзии по поводу шанса на спасение у японцев даже не успели возникнуть: с юга наплывала четвёрка русских броненосцев, уйти от огня которых не было ни единого шанса - 'Нийтака' не мог уже дать больше десяти узлов.

Попытки хотя бы увести отряд Вирена в сторону от генерального курса, были немедленно пресечены 'Жемчугом', который тут же пошёл на сближение и практически безнаказанно стал обрабатывать анфиладным огнём обречённый корабль.

На 'Орле' прекрасно понимали, что выполняют формальность, поднимая сигнал с предложением о сдаче. Когда в ответ раздалось несколько выстрелов из нескольких уцелевших орудий, это никого не удивило.

Каждый из проходивших мимо броненосцев дал несколько залпов средним калибром левого борта. С десяти кабельтовых русские снаряды буквально растерзали маленький крейсер, и когда подошла очередь идущего последним 'Пересвета', то Эссен даже отменил приказ об открытии огня - 'Нийтака' уже ложился на борт...

Глава 24

– Не обижены на меня, Василий Нилович, что пострелять не дал?
– лукаво посмотрел на Черкасова командир 'Пересвета'.

– О чём речь, Николай Оттович! Много ли чести забросать снарядами тонущий крейсер. Это ведь даже не тренировка для комендоров на такой дистанции. Да и пусть их побольше спасётся, этих японцев - мужественные люди и настоящие моряки. Положение у них было - хуже губернаторского...

– Ну-ну. Вот этак не стоит. Жалеть их начнём, когда бой закончится, - посуровел Эссен.

– Разумеется. Никакого благодушия по отношению к врагам у меня нет...

– Вот и ладненько, - перебил своего старшего артиллериста каперанг.
– Чует моя печёнка, что стрелять сегодня придётся ещё не мало. Так что снарядами разбрасываться не стоит.

– Николай Оттович, - на мостик поднялся хмурый Соймонов, - я нового наводчика из носовой башни только что отправил под арест.

– Вилката?
– презрев всякую субординацию, ошарашено выдохнул Черкасов.
– Ты с ума сош...
– старший артиллерист броненосца всё-таки успел сообразить, что нужно следить за лексикой даже при разговоре с другом, если он является твоим начальником.

– Вилката, - твёрдо ответил старший офицер 'Пересвета'.
– Да, я наслышан о его геройствах, о том, что он лучший наводчик флота и тому подобное, но напиваться перед боем, не дозволено никому.

– Напился? Вилкат?

– Черкасов не поверил собственным ушам.
– Он же герой Цусимы, георгиевский кавалер...

– Сомневаешься в моих словах?
– напряжённо посмотрел на лейтенанта Соймонов.

– Так!
– Эссен даже не повысил голоса.
– Сейчас не до этого. Но своему старшему офицеру я верю сразу и без всяких сомнений. А вы, Василий Нилович?

– Да я тоже, но...
– замялся Черкасов.

– Прекрасно... То есть, конечно, ничего прекрасного в этом нет... Короче: матрос, напившийся перед боем, пойдёт под суд. Каким бы золотым комендором он не был. Если бы он надрался на берегу, даже набив при этом морду самому полицмейстеру Владивостока - я сделал бы всё, для того, чтобы вытащить этого матроса. А сейчас: если приговорят к расстрелу - пальцем не шевельну.

– Ну, это вы слишком, Николай Оттович, - даже сам Василий слегка опешил, услышав решительную речь своего командира.

– Ничего подобного, Василий Михайлович!
– резко оборвал Соймонова Эссен.
– Этого раздолбая не случайно списали с 'Победы'. '. За пьяный дебош на берегу.

– Простите, но его не столько 'списали', сколько мы с вами вместе выпросили этого матроса у Зацаренного, - позволил себе улыбнуться Черкасов, - именно потому, что нужен был хороший наводчик в носовую башню к нашим новым орудиям. А специалист он действительно прекрасный - я успел убедиться.

– Да?
– слова артиллериста не произвели на Эссена никакого впечатления, - лет пятьдесят назад, этот ваш 'прекрасный специалист' уже болтался бы на нок-рее за подобные художества. Как вы думаете, почему Василий Максимович так легко расстался с 'замечательным комендором'?

– Возможно, я несколько сгустил краски, Николай Оттович, - поспешил вмешаться Соймонов, видя, что командир начинает злиться не на шутку, - матрос, конечно, выпил прилично, но не до 'полного изумления'. К пушке его ставить нельзя, но на ногах держится уверенно. Пара часов карцера, и можно включить его хотя бы в пожарный дивизион.

– Поступайте как знаете, Василий Михайлович, - начал слегка остывать Эссен, - много чести этому сукину сыну, чтобы мы из за него столько времени на споры потратили. Но после боя пойдёт под суд. Я на своём корабле такого безобразия не потерплю...

– С 'Орла' передают: 'Команды имеют время обедать', - прервал беседу офицеров крик сигнальщика.

– Тоже дело, - хмыкнул Эссен, - ступайте, подкрепитесь перед боем, господа.

– Сегодня я хотел бы пригласить вас на обед в кают-кампанию, Николай Оттович. От имени всех офицеров 'Пересвета', - слегка смущаясь, поспешил сказать Василий.

– С удовольствием принимаю приглашение, - командир корабля обозначил полупоклон в сторону своего старшего офицера.
– Перед боем приятно будет пообедать в нашей дружной семье. Часа два-три у нас, кажется, имеется. После снятия пробы из матросского котла я к вам присоединюсь.

Обычно снятие пробы производилось в чуть ли не торжественной обстановке. Когда весь свободный от вахты экипаж выстраивался на палубе, и наблюдал, как командир корабля дегустирует предстоящий обед. Однако сегодня был вполне вероятен бой, и питаться предстояло посменно. Помпезность ритуала была совершенно излишней. Эссен не поленился лично посетить камбуз и попробовать пищу перед раздачей непосредственно там.