Do you think you know everything about hospitals?

– Вайолет, мэм, – сконфуженно проговорила девушка.

Женщина тихо рассмеялась.

– Не мэм, а просто Патриция. Я помогаю заблудшим душам выплескивать свои переживания на бумагу, картон, полотна, ну и все, что найдется в этом зале. Может есть какие-то предпочтения? Карандаши? Акварель? – женщина просто говорила в то время как Вайолет пыталась придумать на что из этого отвечать в первую очередь. – Вон там на полках ты найдешь чистые листы, а немного пониже любые предметы для творчества. Созидай, я подойду чуть позже. – Патриция доброжелательно улыбнулась и направилась к другому столику.

Вайолет оглядела сидящих напротив: женщина, девушка, и двое мужчин. Все сосредоточенно малевали на бумаге. Обычные внешности, необычные заболевания. Что-то в них было не так, что-то напрягало Вайолет, как будто кто-то из них сейчас резко дернется и заедет ей карандашом в глаз. Может Тейт поэтому так далеко сидит? Вайолет перевела на него взгляд. Уже привычные ей неряшливые светлые кудри, сосредоточенное выражение лица, губы чуть подергиваются, слегка морщится лоб.

– Так это что-то вроде спа для мозга? Детский кружок рисования? – шепнула та.

Тейт тихо засмеялся.

– Вот про детей точно подмечено.

Вайолет нахмурилась и чуть повела головой вперед, задавая немой вопрос.

– Ну психи. У них мозг совсем размякает. Как дети становятся. – пояснил Тейт сильнее понижая голос. – Ладно, давай, найдем тебе что-нибудь. – блондин отложил простой карандаш и направился к темному стеллажу. Через минуту вернувшись, парень опустил перед Вайолет стопку бумаги. – Ты любишь рисовать?

– Ну… я… да как-то не знаю… - выговорила Вайолет и сразу засмеялась, видя как премило Тейт зажмурил один глаз, говоря тем самым что ответ неправильный. – А ты любишь?

– Патриция говорит, что это помогает.

– Ты же не болен, чем это пом…

– Тссс! – зашипела на Вайолет молоденькая девушка, но Тейт сразу ее усмирил грозным взглядом.

– …чему тут помогать? – закончила Вайолет, понизив голос.

– Ну, у всех есть что-то что им не нравится в себе. Вот и я хочу стать чуть лучше, поэтому и слушаю ее. – улыбнулся одними уголками губ парень и придвинул бумагу. – Давай. Я тоже сначала не хотел.

Вайолет сдвинула губы в сторону и оценивающе наклонила голову.

– Ладно. Тут есть еще один простой карандаш?

***

В комнате стоял аромат свежезаточенных грифелей и восковых мелков. Постоянный звук трения принадлежностей для рисования о бумагу действовал успокаивающе. Почти никто не шумел, не прыгал, не вел себя буйно. Лишь пару раз какой-то парень агрессивно комкал свои листы и швырял их в толстяка за столом Тейта и Вайолет. Тот резко подскакивал, снова подкидывая свои мелки вверх. Патриция спешила их успокаивать, и все возвращалось на круги своя.

Вайолет постукивала кончиком карандаша по поверхности стола, откинувшись на спинку стула. Бумага пребывала в таком же белом состоянии как и десять минут назад когда ее только принес Тейт. Девушка покосилась вправо: Тейт старательно прорисовывал серые линии. Вайолет пригляделась, чуть наклонившись.

– Хей, это же обложка первого американского издания «Над пропастью во ржи», – прошептала та, завороженно разглядывая рисунок через его плечо. Тейт улыбнулся. – Ты что же, помнишь все детали? – в шутку спросила та, ища глазами книгу или какой-нибудь вспомогательный постер на стенах. Но взглянув на Тейта, сразу поняла, что вопрос был скорее утверждением. – Да ладно! Ты серьезно помнишь обложку?!

– А ты не рассматривала вариант, что книга лежит передо мной, вот здесь? – юноша кивнул на светлую поверхность стола. – Быть может это только ты ее не видишь? – пошутил тот, сложив руки, пристально глядя в глаза девушки. Вайолет весело подняла брови и сунула в рот карандаш, жуя кончик, взглядом вернувшись к своему белому листу. – У тебя нет вдохновения? – спросил Тейт.

– Я не знаю. Не могу сосредоточиться.

– Вай, здесь не нужно напрягать мозги, наоборот, расслабься…

Вайолет вздрогнула. Никто еще не называл ее так, кроме отца. Но у него это звучало как-то по-семейному, обыденно, вроде: «Ну вот, опять Ред Сокс выиграли» или «Вив, что взять к ужину?». Тейт же произносил ее имя по-особенному, с такой силой в голосе, с придыханием, будто «Вай» – это последнее, что он хотел сказать в этой жизни. На «й» он выдыхал, будто легкие в момент опустели, средняя «а» же получалась звонкой, мелодичной, будто он пел, а не говорил. Хотелось слушать снова… и снова… и снова.

– …Вай, ты слышишь?

Девушка моргнула и еще раз посмотрела на Тейта. Кажется он что-то говорил.

– М?

Тейт улыбнулся.

– Я говорю не напрягайся, просто закрой глаза и рисуй первое, что всплывает в воображении. Кстати ты, кажется, уже там, – смеясь проговорил тот.

– Я просто… просто… а, знаешь, ты прав, – улыбаясь, ответила та и, откинувшись на спинку, с воодушевлением прикрыла глаза.

Веки дергаются. Так сильно, что это доставляет дискомфорт. Все красное. Крик, пронзительный отрывистый крик. Голова будто распухает от этого внутреннего голоса. До ушей доходит звук трения грифеля о бумагу. Кто-то с силой полосует по листам. Линии длинные, четкие. Красный. Кровь.

Вайолет вскакивает, резко отодвигает, почти что отбрасывает стул, который противно царапает плитку пола, и распахивает большую дверь, быстро удаляясь в противоположном направлении.

– Вай, эй, Вайолет! – Тейт приподнимается, встречаясь взглядом с Патрицией. Та хотела было метнуться за ней, но тут один из пациентов тоже вскакивает в попытке повторить резкое движение Вайолет. Патриция принимается успокаивать бедолагу, а Тейт тихо выходит в коридор, пытаясь догнать девушку.

***

Ветерок сдувает со щек слезы. Те крупными холодными бусинами скатываются к шее и капают вниз на джинсы. По ногам пробегают мурашки от внезапной прохлады воды. Вайолет сидит на скамейке в садике психиатрического отделения, скрестив ноги и обхватив колени руками, облокотившись о стену корпуса. Время еще раннее, почти никого нет. Послышался звук приминающихся листьев.

– Почему ты убежала? – Тейт несмело подошел ближе, то ли боясь спугнуть, то ли желая убедиться, правда ли это Вайолет.

– Я не могу.

Видя, что она не против, блондин присаживается рядом, теперь неспешно потирая ткань светлых джинсов.

– Не можешь рисовать?

– Я не могу делать так как ты сказал – не могу закрыть глаза, очистить разум и нарисовать то, что первое появляется в сознании.

Тейт посмотрел на ее профиль: бледное лицо, слегка покрасневший контур глаз, розовеющий кончик носа. Вайолет почувствовала взгляд и утерлась рукавом. Он сидел здесь, рядом, и не принуждал рассказывать. Но энергия, которая исходила от него, его черные, как стая воронов на закате, глаза не просто просили, а умоляли поделиться с ним всем, что ее тревожило.