Добром-лихом, а добыть надо!

Всякое серьёзное исследование требует серьёзного оборудования. Всё, что было в доме, для этого не подходило: пилы, лобзики, молотки, стамески, перфоратор… вполне пригодились бы для строительства домика на дереве, но для исследования – нет. «Как тяжело быть молодым учёным, я это на себе испытываю. Банальный микроскоп, лазерный скальпель отсутствуют. Как творить в таких условиях? Чувствую себя, как в средневековье. Что у нас тут?..» Она не собиралась ничего делать с орехом, только посмотреть. Переворачивая его с боку на бок, девочка обнаружила широкую трещину. «Ну конечно, кожура треснула от сильного удара о землю. (От падения на меня треснула только моя голова и зонтик.) Можно, конечно, ждать вечера, но я только чуть-чуть посмотрю». Она принесла инструментальный ящичек, небольшой такой из пластмассы. Когда они с папой играли в больницу, она всегда его брала и лечила «пациента» с помощью отвёрток, пассатижей, щипцов.

Анечка, к своему несчастью, слишком хорошо знала больницу с раннего детства. У неё болели почки, и случалось, что она проводила в больничных палатах времени больше, чем хотелось. Девочка рано уяснила, что врачи бывают разные и делятся на врачей и персонал. Врачей, тех, кто действительно мог бы помочь ей и другим больным детям, она встречала редко. В основном в больницах её встречал дипломированный персонал, то есть те, кто принимал больных, распределял их по палатам-койкам, изредка с выражением тоски на лице выслушивал их жалобы, заполнял истории болезни и назначал лечение. Как тяжело было им это делать, как надоедало видеть этих постоянно ноющих и всем недовольных маленьких больных и их родителей; можно было с ума сойти, если бы больные лежали до полного своего выздоровления, но больничные правила спасали от этого, потому что через десять дней больных выписывали. Но Анечка через некоторое время возвращалась снова в больничную палату, и от этого девочку вместе с её мамой персонал ненавидел: «Нельзя же быть такими невоспитанными, такими излишне настойчивыми. Вы же видите сами, что мы ничего не умеем, что же вы тут со своим немым укором? Уходите, уходите… К участковому педиатру… Во-он!!! Глаза бы наши вас здесь больше не видели, как, впрочем, и всех остальных… Боже, зачем мы пошли учиться в медицинский, сейчас такие вакансии во власти открылись: хочешь – в Государственную Думу, хочешь – в правительство…» Они так, конечно, не говорили, но, судя по их виду, хотели.

Анечка открыла ящик и выбрала подходящий инструмент: на лоб чуть ниже шишки она нацепила электрическую лампочку с батарейками в чехольчике, взяла отвёртки на «минус», перочинный нож вместо скальпеля, пассатижи стали медицинскими клещами. Задача стояла простая: придерживая одной рукой тело «ореха», попытаться отколоть (отломить) кусок скорлупы с помощью отвёртки. Главное, не повредить сердцевину. Дело-то простое, что вечера дожидаться? Вечером придут, а она им: «Вот смотрите, пока вы там всякой ерундой занимались, я науку двигала…»

Толстая кожица ореха не поддавалась давлению и не отрывалась, как ни старалась девочка. Может быть, в зрелом состоянии кожура подсыхала и становилась ломкой, но недозревшая, она была упругой и хорошо защищала то, что было спрятано внутри скорлупы. Отвёртка то и дело срывалась, била по пальцам, колючки хоть и не протыкали перчатки, но неприятно давили на ладони. Однажды отвёртка спружинила и ударила ручкой Анечку по лбу по самой шишке. Было так больно, что она не удержалась и заплакала. Да что там, заревела на весь двор, от души, не стесняясь: «Ой! А-а-а-а!!!» Несколько минут девочка стояла перед столом, отводя душу в пронзительном крике-вое. Потом боль и разочарование немножко ослабли, и Анечка решительно открыла дверь сарайчика, покопалась там с минуту и вышла, держа обеими руками маленькую кувалду – лучшее средство для выхода из затруднительных положений: «Ну держись, теперь посмотрим, кто-кого!»

Она долго приноравливалась, осматривая «пациента» и так и эдак, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, смотрела снизу, сверху, а потом, с трудом удерживая кувалду на весу, стала обстукивать трещину, надеясь её расширить или продлить. Кожура лишь приминалась в тех местах, куда приходились удары.

– Лечение у нас будет радикальным, больной. Не бойтесь, уйдёте совершенно здоровым…

Тук-тук-тук – продолжила постукивать тихонечко по плоду девочка, но у самой его верхушки, где кожура утолщалась, Анечка остановилась, примерилась, вдохнула полную грудь воздуха, приподняла кувалду и с выдохом опустила её на верхушку плода: «Ха-а-а!»

– Вау-у-у-у, кр-кр, ить-ить-ить!!! – завопил «пациент».

Ну правильно, операция-то шла без наркоза.

– А-а-а, оно живое!!! – вскрикнула Анечка и выпустила кувалду из рук, чуть не угодив ею себе по ноге. Кувалда стукнулась о ножку стола почти одновременно с тем, как девочка хлопнула дверью в дом. Там она спряталась в своей комнате и сидела тихо до самого прихода родителей.

Родители застали дочь сидящей за столом над книгой, не просто книгой – учебником по биологии, на полу лежали другие книги и энциклопедия. Компьютер Анечке не оставляли, потому что думали, что она весь день будет играть в какие-нибудь игрушки. «Нечего глазки портить и тратить время на безделицу», – сказал папа. Обычно Анечка выбегала из комнаты, как только слышала, что стучит калитка и открывается дверь в дом. В этот вечер она не вышла. Первая мысль у родителей была: «Уж не заболела ли?» Заболела, но не тем, чем обычно, о чём переживали, но знали, как поступить.

– Анечка, что у тебя на лбу? Откуда такая шишка? Ты упала? Что случилось? – в комнате зажгли большой свет, и мама, вымыв руки, долго осматривала лоб девочки. – Голова у тебя не болит? Может быть, у тебя сотрясение? Смотри, как рассекла кожу на лбу; как тебя угораздило? Нужно повязку сделать.

– Доченька, кто тебя так? Рассказывай. Упала с дерева? – прижимал её к себе, жалея, папа.

– Точнее, оно на меня упало… На меня свалился орех с дерева, – глазки девочки наполнились слёзками, и она, сама того не желая, разрыдалась. Плечи её затряслись, рот приоткрылся, искривившись в плаче от ещё не прошедшей боли, от страха и досады за всё происшедшее; как говорила про себя Анечка: «Я очень ранимая, чувствительная, и всегда переживаю сильно».

– Ну миленькая моя, ну деточка… Головушку свою так расшибла… Так ты говоришь, что орех с дерева упал?

– Да-а-а…

– Наше дерево стало плодоносить?

– Ну да-а-а… Пойдёмте, покажу вам. Плод во дворе на столе. Но и это не самое главное. Он живой…

– Бедненькая ты моя, как тебя шарахнуло-то. Точно сотрясение и помутнение…

– Ну папа, что за шутки неуместные. Ты меня обиде-е-ел, – опять стала всхлипывать девочка.

– Ну прости, прости. Ну показывай, где оно, – Николай Николаевич нежно прижал к себе доченьку и поцеловал в щёчку. Они все вышли во двор.

– Вот, на столе лежит… Лежал… тут… Пропал…

Анечка, Николай Николаевич и Елена Николаевна стояли перед столом, на котором должно было лежать нечто, похожее на орех. На столе же стоял лишь ящик с инструментами.

– Куда же он делся-то? Вот здесь я его положила, потом хотела посмотреть, что у него внутри под скорлупой, принесла ящик с инструментами, потом отвёрткой хотела очистить его. У меня не получилось, и я решила трещину расширить, ну как мы орехи кололи. Я стукнула по нему кувалдой, а он как закричит. Я испугалась и решила вас дождаться. А он убежал, наверное.

– Орех?

– Ну честно, папа.

– Хм, шишка, конечно, большущая, но для галлюцинаций её недостаточно. Хм, если это был орех, он мог только укатиться. Допустим, ветром качнуло, и он покатился… тут у нас уклон… Во дворе поищем, когда Саша придёт. А сейчас я займусь другим, нужно срочно отгородить зону вокруг дерева и предостерегающую надпись сделать. Это тебя зонт спас, а люди по тротуару ходят, случается, без зонта и без каски.

– Давай лучше большую вывеску сделаем или растяжку. Нет, серьёзно: будет и предупреждение и реклама, – предложила Анечка.

– Всё-таки сильно тебя стукнуло-то, надо будет рентген лобной части сделать. Слышишь, Леночка, Анечка предлагает поставить тут рекламный щит – билборд или рекламный монитор. А вместо ограждения кота учёного на золотой цепи, русалок на ветки. Представляю, как это будет выглядеть: «Налево пойдёшь – в яму попадёшь, направо свернёшь – в луже утонешь; прямо пойдёшь – смерть от яйца найдёшь!» Русские народные сказки всегда так начинаются…

– Точно, я поняла, я поняла! – закричала девочка. – Это был не орех вовсе, а яйцо! Ибн отложил яйца, и одно из них выкатилось!!! Эврика… То-то читаю я биологию, а понять не могу, не может плод издавать звук, как животное. А это и не плод вовсе, а какой-то неизвестный вид представителя фауны. Зоологию читать надо. Папа! Верни мне компьютер, я пойду искать информацию о таких необычных животных…