Добыча хищника

Не так уж просто найти что-то подходящее в подборке, которую составлял, наверняка, чей-то прадедушка. И все-таки…

– «Я хочу танцевать с кем-то…кто меня любит» Уитни Хьюстон.

Наши руки соприкоснулись.

У чужака была вполне обычная мужская ладонь. Теплая.

Я соскочила на асфальт и сразу отдернула руку, чувствуя, что это прикосновение запылало у меня на коже.

Чужак не закрыл дверь, а лишь облокотился на капот и скрестил на груди руки.

– Танцуй.

Я поправила гигантскую мужскую куртку, почесала одну ногу об другую – это он серьезно?

– Танцуй, Эля, – строже.

– Это твоя месть за два месяца в ловушке? – не сдержала я раздражения, но двигаться начала: топорно, неловко и смущенно.

– Это не вся месть. Только самая сладкая ее часть.

– Наслаждайся, – проворчала я, топчась на месте.

– Это последние мгновения твоей жизни, Эля. Разве ты не хочешь еще немного побыть свободной? Танцуй.

Я могла бы ненавидеть его до зубовного скрежета, но вместо этого лишь горько сожалела о том, чего он меня лишает.

Я спустила куртку с плеч, а затем и скинула ее полностью.

Доверившись музыке, я просто танцевала, хватая руками ветер. Холод жалил кожу, пылал паром вокруг меня. «Я хочу танцевать с кем-то… танцевать с кем-то… кто меня полюбит».

Когда музыка стихла, я обхватила плечи руками и дрогнула.

Тихие рыдания вырвались из моего горла.

Я стояла в окружении мрака – одна во всем мире – и цеплялась за жизнь, в которой не было будущего.

– А вот это месть, – чужак поддел пальцами мой подбородок.

Безмятежное спокойствие вытекало из него со скоростью песчинок, покидающих деление песочных часов. Зрачки сузились, расплавленное золото засверкало в его глазах.

Он склонился к моим губам и втянул носом воздух.

Его пальцы сжались сильнее.

Я видела, как внутри него бьется черное пламя. Он прикрыл веки и стиснул зубы, будто пытаясь сдержать эту безумную стихию.

– Твоя кровь, Эля, – его голос низок и звучит шипящими змеями, – хочу попробовать ее.

– Не нужно торопиться.

Он открыл глаза, довольный моей репликой.

– Я обычно не играю с едой, – он медленно проследил за тем, как его указательный палец очерчивает контур моих губ. – Но время у нас действительно есть.

– До рассвета? – с надеждой заглядываю в его глаза.

– Я не железный.

– Несколько часов?

– Возможно.

– И ты мог бы…

– Что?

Не знаю, как можно говорить с ним о таких вещах…

– …не насиловать меня?

Его губы изогнулись в усмешку.

Судя по взгляду, его ответ «нет».

Глава 13

Мы поменялись местами в прямом смысле – чужак опустился на водительское сидение, и внимательно оглядел приборную панель, что натолкнуло меня на мысль, что он еще ни разу не сидел за рулем.

– Только не говори, что не умеешь водить машину, – пробубнила я. – Хотя, если умирать, то я предпочла бы разбиться…

– Мы придумаем что-нибудь поинтереснее.

– Не сомневаюсь, – процедила я, кутаясь в куртку.

Чужак довольно быстро разобрался с коробкой передач и сцеплением. Как он с такой легкостью познавал наш мир? На что был способен? И на что, вообще, способны такие, как он?

– Тот другой, – спросила я, – больше не придет?

Мой собеседник бросил на меня короткий взгляд.

– Нет.

– Что ты с ним сделал?

– Ничего.

Я заерзала на сидении, чувствуя внезапно вспыхнувшее раздражение. А может, я просто почувствовала себя обманутой. Настолько, что с жаром воскликнула:

– Я не хочу, чтобы убийство моей семьи сошло ему с рук!

Губы чужака тронула едва заметная улыбка. Она уязвила меня сильнее, чем пощечина. Да, я желала отмщения. Пусть и его руками.

– Мы не претендуем на хейэри друг друга, не враждуем и не проливаем кровь собратьев, – произнес чужак. – Между нами нет войн.

Если бы не кровожадность этой цивилизации, на них можно было бы равняться.

– Ты рассказал ему о ловушке?

– Нет. Ее наличие или отсутствие никак не повлияет на исход.

– И ты говоришь это, просидев в ней почти два месяца, – с досадой произнесла я, искренне рассчитывая его задеть. – И, если бы я не отключила питание, ты бы и дальше в ней сидел!

– Не преувеличивай.

Я отвернулась к окну, разглядывая свое призрачное отражение. Чужак разговаривал, как человек! Человеческими были и его манеры, и поведение, и стиль в одежде… он слишком хорошо морочил мне голову. Но надо быть полной дурой, чтобы верить в его милосердие.

Мы тронулись с места – машина лениво покатила по дороге. Я повернулась и уставилась на руку, лежащую на руле небрежно, по-мужски разнузданно. Черненные символы на тыльной стороне его ладони и пальцах были набором мелких, довольно грубых знаков.

– Это какая-то фраза на вашем языке? – спросила я. – Что она означает?

– Ничего. Для тебя точно.

– А монета у тебя на груди?

– Безделушка. Но мне нравится, что именно изображено на ней. «Первый человек в космосе». Считай, я это оценил.

– А серьга?

– Я старомоден.

– Старомоден? – изумилась я.

– Тебе бы стоило знать, что в твоем мире серьги изначально являлись именно мужским украшением.

– Неужели? – фыркнула я.

– Она символизировала высокое положение в обществе. А еще я люблю пирсинг, что поделать, – последнее он сказал с ухмылкой, которую мне тотчас захотелось стереть с его лица.

– Тебе бы стоило знать, – передразнила я, – что в моем мире серьги носят мужчины с нетрадиционной сексуальной ориентацией.

– Не проецируй на меня гнилую философию своего мира.

– Забавно это слышать от того, кто считает себя создателем всего сущего. Разве на вас не лежит ответственность за то, кем мы стали?

Он взглянул на меня заинтересованно. Его прожигающий взгляд замер на моих губах, а затем спустился вниз, будто он был способен улавливать биение крови в моем теле.