Добыча хищника

Люди решительно не знали, что со мной делать.

После того, как чужак оставил меня одну, и я упала на землю, распластавшись под светлеющим небом, они, наконец, распахнули металлические ворота Климовского убежища. Какое-то время они просто наблюдали, как я лежу на спине, безвольно раскинув в стороны руки, смотрю на затухающий лунный серп и глотаю слезы. Наверно, они гадали, что со мной не так, раз я осталась жива после встречи с чужаком.

Им не объяснишь, что его метка не просто сводила с ума, она выжигала изнутри пустоту, которую мог заполнить только он, Тайгет Касар.

Проклятье! Его имя… оно билось внутри меня, словно сердцебиение.

– Она сама позвала его, я слышал! – сбивчиво объяснял второй постовой, которому удалось выжить.

Он торопливо шел за остальными, сбивчиво объясняя, как именно все приключилось.

Сопровождавших было пятеро. Все хмурые и злые, будто я была взятым в плен шпионом.

Убежище представляло собой большое четырехэтажное здание, массивное крыльцо покрывал навес под колоннами. На фасаде сохранилась табличка: «Климовская центральная городская больница».

Меня грубовато тащили под локоть – наверное, не стоит предъявлять претензии по этому поводу. Достаточно взглянуть на ситуацию трезво: им просто необходимо понять, что я такое и могу ли пригодится.

– Эля! – вниз по ступеням быстро сбежала женщина в армейском бушлате. – Да отпустите вы ее, идиоты! Я знаю девочку!

Во имя всех святых, ее лицо заставило меня вместо радости, окончательно пасть духом, потому что я бросилась в ее объятия и расплакалась.

– Господи, он все-таки нашел тебя, – прошептала мне в макушку Рудова.

Инна Владимировна крепко обхватила мой затылок и прижала к своему плечу, неумело проявляя заботу. Она похудела и пахла медицинским спиртом и сигаретами. И все-таки, она была кем-то из той жизни, где я еще не имела метки.

– Пойдем, девочка, – она потянула меня ко входу, а военным гаркнула: – Я сама покажу ее командиру. Да дайте я осмотрю ее, сволочи! Никуда она не денется! Это же почти ребенок!

Обхватив мои плечи, она повела меня в здание.

Внутри оказалось тепло, и я, наконец, почувствовала, что больше не могу быть стойкой. Я хотела спать. А больше – почувствовать себя в безопасности… хотя бы ненадолго.

– Вашу мать, – выругалась Инна, когда мы вошли в лифт.

Под светом ламп она внимательно вгляделась в мое лицо. Проведя рукой по короткому ежику волос, она снова выругалась:

– Я видела тебя последний раз несколько дней назад. У тебя были серьезные травмы, шитая рана плеча и порезы на лице. Теперь даже шрамов не осталось. Что это за…?

Я с изумлением коснулась лба, где совсем недавно была рана.

– И твои глаза, Эля… – нахмурилась Рудова, – они другого цвета. Когда он поставил метку?

– Вчера.

– То есть… – опешила она. – Уже сутки прошли?

Я кивнула.

– Он не тронул тебя? – она окинула меня ошарашенным взглядом с головы до ног.

– Нет.

– Да он выкосил всю резервацию! Этот урод…

– Это другой… урод, – перебила я ее. – Мы с ним… он меня… мы… ничего он мне не сделал, в общем.

– За все пять лет, – вымолвила она, отшатываясь к стенке лифта, – никогда о таком не слышала. Кто ты, мать твою, такая, Эля?

Теперь я – его вещь, кажется. Безделушка.

[1] «Планета Ка-Пэкс» – американский художественный фильм 2001 года о человеке, который считает, что прибыл вместе с лучом света с планеты Ка-Пэкс.

Глава 15

Когда Суров открыл глаза, он с изумлением обнаружил себя в безопасности.

Абстрактное понятие «безопасность» определялось сейчас узкой медицинской койкой и торчащим в вене катетером.

Суров приподнял голову, оглядываясь, а после уронил ее обратно и глухо выругался. Он был один. Его девочка… Эля…

Стиснув зубы, он испытал эмоцию, похожую на прелюдию к смерти. Хотелось заорать. Хотелось крушить все вокруг.

Он потерял ее.

Он оказался также бессилен, как и в тот раз, два года назад. Но теперь все было страшнее – Эля досталось чужаку. Ублюдок терзал эту невинную девочку, жутко насиловал, пил ее кровь.

Суров много раз видел, что именно оставляли после себя чужаки. Зрелище их жертв заставляло многих мужчин сходить с ума.

А сейчас с ума сходил Константин.

Звала ли она его? Молила о помощи?

Мужчина накрыл глаза ладонью, его кадык коротко дернулся.

С этим невозможно смириться. Сколько бы времени ни прошло – невозможно!

Он танцевал с ней, прижимая к груди ее хрупкое тело. Ее волосы пахли шампунем, а в глазах – почти утративших блеск – он угадывал смущение. Она не должна была умереть. Ее губы были созданы для поцелуев, ее тело – для ласки. Она должна была жить, чтобы познать все это. Черт, он мог все это ей дать!

Сидя у окна и потягивая кофе с молоком, она печально смеялась.

Такая, как она, не предназначена для войны, сопротивления и боли. Ее стихия – легкость и нега. Она должна засыпать и просыпаться в бережных руках мужчины.

Как же он мог позволить гребанному ублюдку забрать ее!

Как он мог допустить это?!

Другой рукой Суров стиснул простыни.

Он найдет… из преисподней достанет того, кто убил ее. Он вернется в тот дом, чтобы бережно обойтись с ее телом. Он отвезет ее к родным и похоронит. Он будет оплакивать ее. Всю жизнь, если понадобится.

– Костя?

Он вздрогнул.

Кто-то стал свидетелем его скорби? К черту, даже если это сам архангел Гавриил, спустившийся с небес по его душу.

Суров готов был рвать зубами – его горе только его.

Убрав руку от лица, он увидел Шилова.

Его друг сидел рядом на стуле, накинув на плечи халат.

– Живой, сука, – на квадратном, суровом лице полковника возникла усмешка, – ну ты и дурак! Я в жизни так не волновался!

Суров не чувствовал себя живым – сейчас нет. Если раньше у него была только половина сердца, то сейчас в его груди не осталось ничего.