Дочь капитана Блада

– Теперь их пятеро!
– шепнул Сильвер.
– Бери тех, что у пушки!

Схватка закончилась быстро. Оба капитана слыли хорошими фехтовальщиками, а запах цыплёнка и предвкушение скорой трапезы удвоили их силы. Связав двух оставшихся в живых испанцев, де Фонтейн тут же вспомнил об условном сигнале.

– Надо разжечь костёр, - француз направился было к кустам, но тут же остановился, услышав крик арамы.

– Назад, - шепнул ему Сильвер.
– Сейчас день, а арама ночная птица. Что-то здесь не так.

Француз отступил. Крик повторился. Он исходил из кустов позади редута, несколько правее того места, где только что скрывались пираты. Зажав в руке кинжал, Сильвер шагнул вперёд. В зарослях кто-то шевельнулся, и Питер быстро метнулся вперёд. Из кустов раздался сдавленный стон.

– Кто это?
– едва успел спросить де Фонтейн, как из укрытия появился Вольверстон, придерживая раненого Дастина.

– Я шёл за ним следом, - увидев изумлённые лица капитанов, произнёс он.
– Когда вы ушли, он сказал, что ему надо отойти. Я пошёл следом и оказался прав. Думаю, он хотел предупредить испанцев об опасности.

– Как твоё настоящее имя?

Сильвер грозно взглянул на юношу и направил на него дуло пистолета. Но тот спокойно взглянул ему в лицо. Он уже ничуть не напоминал того робкого парнишку, что встретился им на Тортуге.

– Меня зовут Хуан Хосе Д'Авила Браво де Лагуна, - гордо вскинув голову, произнёс он.
– Я сын президента Панамы, ныне исполняющего обязанности вице-короля Перу.

Подобный ответ настолько противоречил жалкому виду испанца, что Питер невольно улыбнулся.

– Не врёшь?

– Клянусь Богом, - молодой человек перекрестился. Выражение его глаз не оставляло никаких сомнений в том, что он говорил истинную правду.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать. Недавно исполнилось.

– Зачем ты это сделал?

– Вы убили брата моей матери, Диего де Гусман де Канильяс.

Поймав недоверчивый взгляд Питера, он добавил:

– Моя мать была дочерью прежнего президента Панамы. Дядя должен был прибыть к нам, когда Вы захватили его флотилию и убили его. Я давно хотел отомстить, но мне удалось убежать из дома лишь месяц назад. То, что я рассказал о своём путешествии - чистая правда.

Вольверстон с недоумением рассматривал юношу. Несмотря на охватившее его чувство негодования, он всё больше и больше проникался симпатией к этому смельчаку. То же настроение, видимо, испытывал и Сильвер. В его глазах мелькнуло нечто, похожее на жалость и даже восхищение.

– Так твои родители не знают, где ты?
– спросил Питер

– Я сбежал из дома.

– Надеюсь, ты понимаешь, что ты - мой пленник. Я уважаю тебя, но война есть война.

– Я готов умереть, - гордо ответил испанец.

Вольверстон с тревогой взглянул на Сильвера. Ему было жаль юношу, который из привязанности к семье решился на безрассудно смелый поступок, вступив в единоборство с целым отрядом пиратов. Но и пощадить его и отпустить домой тоже было нельзя. Видимо, те же чувства испытывал и капитан. Бросив взгляд на Хуана Хосе и двух пленных испанцев, он сухо приказал:

– Свяжите. Сторожите этих троих как следует. Думаю, этот парень нам ещё пригодится.

Сарай был доверху забит маисом. Недоеденных цыплят разделили между самыми ослабевшими, а остальным, в том Сильверу и де Фонтейну, пришлось довольствоваться маисом.

После обеда офицеры собрались на совещание. Пленные испанцы сообщили, что на узкой дороге, ведущей к городу, выставлено несколько хорошо вооружённых постов. Другого пути к Панаме нет, а единственная дорога пролегала через узкое ущелье. Таким образом, отряд Сильвера неминуемо должен был оказаться в окружении превосходящего по силе противника.

Вольверстон нервно прохаживался по поляне. Совещание офицеров затягивалось. Спор то затихал, то разгорался вновь. Миновав более половины пути, многие капитаны впервые осознали - единственная дорога к цели пролегала через узкий, со всех сторон обстреливаемый испанцами коридор.

– Ты что, Питер?
– возмущался один из недовольных.
– Предлагаешь идти через ущелье?

– А ты как думаешь, Сид?
– усмехнулся стоявший на невысоком пригорке Сильвер, - если знаешь другой путь - покажи! Я с радостью последую за тобой.

– Ты думаешь, мы все на смерть пойдём для того, чтобы достать для тебя сокровища?

– Да не нужно ему золото, - выкрикнул ещё один офицер.
– Он из-за девки в эту историю впутался. Вы так и не поняли?

– Из-за какой такой девки?
– возразил Нэд.
– Ты что, Сид, совсем голову потерял от страха?

– Да той англичанки, про которую испанец болтал.

Вольверстон покосился на де Фонтейна. Всегда охотно занимавший сторону бунтовщиков представитель королевского рода недвижно стоял, прислонившись спиной к дереву и скрестив руки на груди. Взор его был устремлён на Сильвера. Вокруг своего вожака сбились в кучу притихшие французы.

– Кто желает, может вернуться, - с иронией заметил Питер.
– Вот только... Подумайте, что будут говорить о вас на Тортуге.

Де Фонтейн выступил вперёд:

– Я полагаю, Вы расписываетесь в собственной трусости, господа. Месье Сильвер...

– Скорее, в бездарности нашего капитана, - перебил его Сид.
– Уж Морган бы...

– Что Морган?
– громовым голосом выкрикнул Вольверстон, - Морган шёл тем же путём. Если у тебя, Сид, ром не стёр остатки памяти, ты бы вспомнил наш разговор на Тортуге. Я предупреждал тебя об этом. Ведь я знал, что ты труслив как девчонка.

– Так тебе нужны сокровища или нет, Сид?
– рассмеялся Сильвер.
– Если нет, то зачем ты втянул в это своих людей?

– Мои люди не собираются подставлять себя под пули.

– Насколько я знаю, многие из них собирались идти без тебя.

На мгновение Сильвер замолчал. Взглянув на затихших французов, он встретился взглядом с де Фонтейном. Тот опустил глаза.

– Ладно, Сид, - продолжил капитан.
– Не будем ссориться. Боишься - твоё дело. Пойдёшь в арьергарде. Вперёд вышлю человек сто, не больше. Думаю, это устроит всех.

– На каких условиях?

– Двойное вознаграждение. Но затеявший бунт или струсивший будет расстрелян немедленно. Обещаю.