Дочь мэра
Шрифт:
Я не вижу крови на хирургических пластырях, и это крайне хороший знак. Так я думаю, пока подхожу к тумбе, где стоит поднос. Дышу поверхностно, пока пальцы делают свое дело: вскрывают баночки, распаковывают новый пластырь, укладывают все в ряд к ряду.
— Кудрявое облачко, ты сегодня практически грозовая тучка, — Исаев шутит и поворачивает голову больше в мою сторону, а я замираю и прикусываю губу. Все внимание сейчас на том, что мне надо будет повернуться к нему, снять старую повязку, обработать и налепить новую.
В голове тысячи самых ужасных развитий событий, но я мужественно задерживаю
Дрожащие руки неуверенно двигаются в сторону раны, и по спине скатывается чистейший ужас. Касаюсь разгоряченной кожи, от чего Исаев дергается и смеется, запрокидывая голову. Я стекаю от его улыбки подтаявшей льдинкой на пол.
— Руки холодные, а сердце горячее, — широкие ладони обхватывают мою руку и мягко гладят, даря огненное тепло. А сам Исаев открыто пожирает меня глазами.
— Вы мне мешаете, — грозно отвечаю, но руки вырвать не могу. Они словно впитывают непринужденную атмосферу моего больного и меня одаривают спокойствием, которое сейчас необходимо как воздух.
Исаев водит пальцами по внутренним частям ладоней медленно и мучительно чувствительно, посылая малознакомые импульсы по всему телу, а я, теперь не мигая, смотрю только на покрытую пластырем рану. В моей груди словно ожог, да по всей кожи скользит что-то теплое-теплое.
— Извини, Яна, я обещаю быть хорошим мальчиком, но…это неточно, — хмыкает он, отпуская руки. Они все еще теплые из-за нашего быстрого контакта.
Во рту вдруг образовывается пустынная жара, и язык противно липнет к небу. Я заставлю себя коснуться края пластыря и медленно снимаю его. На фоне слышу возмущения Исаева, но они звучат словно через пелену.
— Облачко, да ты сказала бы, я бы оторвал быстрее, ай, ощущения, словно я на вашу эту штуку, хугаринк, или как оно там зовется…приперся!
Взгляд уплывает в рану, покрытую корочкой, в нос ударяет металлический запах. Секунда, две, моя рука ложится ладонью на бедро Исаева. Вторая отчаянно пытается удержать мою падающую на пол тушку, но я не понимаю, за что я в итоге цепляюсь.
— Яна! — слышу крик, но вид крови свое дело уже сделал.
Глава 5
Мне звонит взволнованная мама, сослуживцы, все обещают наведаться сегодня, но настроение сейчас не до трындобаса по телефону и не до встреч с мамой и пацанами, настроение выйти искать Облачко, даже если она где-то очень далеко.
Как же быстро можно стать зависимым от человека, толком даже не общаясь с ним, а так…разок-другой увидеть. Но она же просто АААА, АААА, АААА, кричать и кричать от восторга. Смотрю когда на нее, мозги стекают в трусы, и там всегда центр тяжести и центр принятия решений.
Каждый стук в дверь, звук шагов по коридору, привлекают мое ненормальное внимание. И кажется, что вот сейчас откроется дверь, и я вижу такой цепляющий нутро взрыв на макаронной фабрике. Каждый раз мимо!
Я жду ее целый день, и когда мое терпение слетает нахер в зловонную яму, я со злости и по чистой случайности выливаю на себя сок, и теперь обтекаю. Буквально и фигурально, кстати.
Ну
ебана вошь, что с этим делать? Встать с кровати сложно, что пздц, но я мужественно это делаю, чертыхаясь каждые три секунды. ПОТОМУ ЧТО БОЛЬНО, это же капздец как больно. Сжав зубы, с трудом стягиваю с себя майку, спортивки тоже намокли, их стянуть проще, с футболкой приходится помахаться.Сложные ухищрения становятся причиной адской боли по телу в местах особых повреждений. Еще чертова трубка бесит, и катетер этот долбанный мешает движениям.
Когда я стою голенький в своей палате, начинаю лыбиться. Вот бы Облачко сейчас пришла. Я ведь знаю, как на девушек влияю, может мне этот чистейший восторг лично от Яночки добавит пару плюсов и скорее приблизит неминуемый расклад, где я заполучаю такую сладкую девочку. Просто так, что ли, в зале каждый день торчу после работы? Ей понравится.
Да всем нравится! Даже мужики на работе мне одобрение бросают, мол, форма — зачет. Я в курсе, что зачет. Для такого зачета нужна была пиздячка и не на протяжении месяца-двух, а пары лет.
Вселенная явно меня слышит, потому что дверь отворяется ровно в тот момент, как размышляю «че напялить». Даже стоя спиной к двери я знаю, кто заходит. А стоит обернуться, так желание снять еще и трусы мигает в голове красной лампочкой, ну чтоб уже наверняка.
Мне все равно туда сейчас импульсами кровь со всего тела приливает. Натирать будет. Нахер оно мне надо? Я своего Бодю-младшего нежно люблю, мы с ним двадцать пять лет неразлучны и душа в душу живем.
Яночка краснеет и утекает взглядом куда нужно. Ну, малыш, я не укушу, ты можешь даже потрогать. Мне начинает казаться, что мой младший брат сейчас чувствует ее взгляд совсем так же, как чувствовал бы прикосновение пальчиков.
Да ты все вообще можешь, Яночка, бери и делай че хочешь со мной, Облачко!
Она так пытается казаться строгой, что я почти ей верю, своей грозовой тучке. Почти верю и с особым восторгом рассматриваю ее надутые от негодования губы, на строго сдвинутые брови и искрящий взгляд, припорошенный паникой. Не бойся, тебе понравится…
У самого внутри все переворачивается, и настроение сразу отличное, просто зашибезное. Бью себя мысленно по рукам, чтоб не прижать пушистый одуванчик к себе, пока ее дрожащие пальчики что-то настойчиво вскрывают, переворачивают.
Видно, что очень пытается все сделать правильно, а еще почему-то сильно переживает. Ну делов-то! Даже если она мне не то намажет, я против не буду. Вообще не буду против, ты только прикоснись ко мне и буду шипеть, ПШШШ, кипящий чайник.
Ледяные пальчики ложатся мне на живот, я и верещу от струящегося по телу восторга и холода.
— Облачко, да ты сказала бы, я бы оторвал быстрее, ай, ощущения, словно я на вашу эту штуку, хугаринк, или как оно там зовется…приперся!
Ну чего ж такие холодные, малыш? Не зима же на улице. Умещаю льдинки в свою ладонь и вожу-вожу, чтобы согреть. Приятно что капец, так бы и лежал весь день, если бы ее руки были на мне. Желательно, разумеется, не только руки.
Когда атмосфера начинает плавно коситься в рабочую, я немного с грустинкой смотрю на бледнеющее личико, но терплю. Пока Яна не падает в обморок, вот здесь мое самообладание идет в задницу.