Догоняя Птицу

– Нельзя сразу после овса поить. Поел овса - пусть постоит, переварит. А ты сразу со своим ведром к нему бежишь.

– А я знал, да? Чего ты сразу-то не мог сказать?
– накинулся на Леху Коматоз.

– Да я про это сам забыл, - объяснил Леха.

– И что теперь делать?

– Водить по двору в поводу. Пока не полегчает.

Водить коня в поводу по двору выпало по очереди Лоте и Коматозу.

Животное передвигалось с явным трудом. Однако чем дольше его водили по кругу, тем бодрее конь переставлял ноги. Да и глядел веселее.

Неизвестно, почему, это нехитрое занятие - водить обкормленного и опоенного мерина в поводу - оказалось крайне утомительным, и после вечернего чая, который пили, как обычно, устроившись на бревнах вокруг костра, Лота рухнула как подкошенная.

В тот вечер перед сном она впервые сказала Птице о том, что мучило ее с самого начала. С самого первого дня. Даже так: с самого первого взгляда на дом и лесничество.

– Понимаешь, здесь что-то не так. Не могу тебе объяснить, но...

– Тебе здесь плохо?

– Нет, что ты! Очень хорошо. Но у меня предчувствие... Будто бы тень висит над этим домом. Какая-то тревога. Когда-то давно... Ты не будешь смеяться?

– Нет.

Лота заметила, что в уголках Птицыного рта прячется улыбка, но все равно продолжала.

– Когда-то давно родители отправили меня в пионерский лагерь. Помню, они как раз тогда разводились и... хотели, наверно, чтобы я была подальше. Воображали, что я ничего не замечаю... Ты был в пионерских лагерях?

– Был. Тьфу...

– Точно: тьфу. Но я не про лагерь вообще-то. С лагерем все понятно. Но я про другое. Там было одно место, за хозяйственным блоком. Дети туда не ходили, да и зачем им было туда ходить? Это был небольшой подсобный хозяйственный пятачок. Вокруг росли ели - высокие, мрачные, островерхие. С шишками, с подсохшими ветками. Видимо, старые. И там... Понимаешь, я нарочно раз за разом туда заглядывала. И даже если шла по каким-то делам совсем в другую сторону, все равно оказывалась где-то поблизости. Потому что я не видела в своей жизни места страшнее, чем этот хозяйственный пятачок.

– Страшнее?

– Да, более жуткого места не возможно даже представить. Нет подходящего определения, чтобы его описать. Мрачное, зловещее, угрюмое - все эти три слова одновременно. Когда я там оказывалась, я на одно короткое мгновение обо всем забывала. И представляла, что там, за хозблоком обитает сама смерть. Вот и здесь то же самое. Только в отличие от лагеря здесь мне хорошо. Потому что здесь есть ты. И не только поэтому. Но я все равно чувствую эту тень. А ты?

Лота спросила в тайной надежде: ей и хотелось, и не хотелось, чтобы Птица чувствовал то же самое.

– Я - нет, - улыбнулся он.

– Что же делать?
– уныло спросила Лота.

– Есть один способ, - Птица по-прежнему улыбался.
– Вроде медитации, только наоборот: сосредоточенность, визуализация. Садишься вот так, - он уселся на матрасе в позу лотоса и прикрыл глаза.
– А впрочем, как хочешь, так и садись, это принципиального значения не имеет. Садись и представляй, что тебя окружает золотая сфера с сияющими стенками. Вначале эта оболочка окружает и защищает только тебя одну, затем...

– Затем меня и тебя, - подсказала Лота.

– Допустим, меня и тебя, - охотно согласился Птица.
– Потом ребят в соседней комнате, весь дом и наконец все лесничество с лошадьми и псом. Этот прием называется "установка защиты".

– А поможет?

– А ты попробуй. И еще. Запомни: самое тяжелое и тоскливое хранит в себе искры самого легкого и светлого. Имеется в виду, что чем мрачнее место, тем крупнее зерно света, которое оно в себе скрывает.

– Это магия?
– с надеждой спросила Лота.

– Это психология. Аутотренинг. Члены нового общества должны быть опытными психологами, чтобы нести ответственность и за себя самого, и за каждого.

После этих слов Лота наконец уснула. Как выключилась.

* * *

В продолжение нескольких дней она уставала и спала крепко. Наутро смутно помнила, что ночью в доме что-то перемещалось, шевелилось и поскрипывало, а может, это были обрывки сна. Но как-то раз она проснулась от вкрадчивого звука и скинула с себя сон вместе с одеялом. Индеец, как и раньше, быстро и почти неслышно прошел по дому, отворил и затворил дверь. На столе в их с Птицей комнате горела свечка - значит, Лота спала недолго: ночь только-только началась и еще не успела стать глубокой. Крошечный огонек освещал усталое лицо спящего Птицы. Днем выкосили целый луг, раскладывали траву на просушку. Потом заготавливали дрова - Леха заметил, что из-за перевала снова движутся темные грозовые тучи. В любой момент относительная сушь могла смениться затяжными дождями, на которые была щедра холодная крымская весна, и имело смысл встретить перемену погоды во всеоружии.

За день Птица притомился.

– Птица, - тихо окликнула Лота на всякий случай.

Птица спал, как убитый.

Стояла глубокая тишина. Где-то за стеной пробежала мышь. Пробежала и затихла: спряталась. Даже днем дом чаще всего был погружен в тишину - необычную и зловещую тишину этих мест, тишину выжидания. Ночью же его молчание становилось плотным, натянутым, как струна. Из кухни доносились храп и дыхание спящих. Лота подумала, что пока она размышляет, Индейца небось и след простыл. И все-таки встала, надела очки, накинула куртку, едва слышно пересекла дом и приоткрыла дверь.

Ночь была ветреная, студеная. По черному небу бежали светлые, посеребренные луной тучи. Черный лес шелестел и вздыхал всего в нескольких метрах от Лоты, высунувшей нос в дверную щелку. Но в целом все было спокойно. Лошади под навесом стояли смирно. Мерин пару раз топнул копытом во сне. Кто-то сонно всхрапнул. Лота рассматривала ночной пейзаж их владений с ужасом и восхищением. Ей казалось, что она застала его врасплох. Она ни разу в жизни она не видела ничего более прекрасного и одновременно более пугающего, чем их небольшой надел земли, со всех сторон окруженный лесом. Даже днем поляна казалась Лоте недоброй, зловещей. Она затаила тайну, загадала загадку, которую никому не под силу было разгадать.

И как обычно, ставший уже привычным страх потихоньку подкрался к Лоте. Сначала легкий, как дуновение сквозняка - забилось сердце, похолодело в груди. Потом изменилось дыхание - стало почти невозможно дышать спокойно и глубоко. Увлажнились ладони. Все это был обычный для этих мест ужас, который будто бы только и поджидал, чтобы Лота осталась с ним один на один и как следует ужаснулась. Испугать, прогнать Лоту подальше, загнать в дом - было его любимым делом.

Все это Лота уже испытывала много раз, стоило ей остаться один на один с местным пейзажем.