Догоняя рассвет
Шрифт:
Тем временем пальцы Оберона скользнули ниже по груди Лироя в касании, изобличавшем повышенное влечение, но, наткнувшись на крест, тут же отпрянули.
— Мило, — криво усмехнулся Оберон, сверкнув острыми клыками.
Лирой и сам не знал, почему все еще носил дар Клайда, хотя всякий раз, когда задумывался об этом, темная сущность сопротивлялась желанию оставить воспоминание о заботе брата, проявленной в ночь, когда Лирой рискнул войти в логово за Рю.
— Что будет после того, как мы захватим Иристэд? — гоня мысли прочь, Лирой спрятал крест под рубашку. — Как ты планируешь удержать его?
— Здесь не обойтись
«Примет облик?» Не дав Лирою времени погрузиться в план, Оберон ненавязчиво развернул его к себе и, обрадованный податливости друга, приобнял за плечи.
— Готов? Как только все закончится, можешь распрощаться с ужасами смертного бытия.
Нельзя было себе вообразить возвышение, обещавшее власть над людьми, величие и силу своей новой ипостаси, однако малейшее упоминание о нем приятно будоражило сердце и ум Лироя. Заметив его воодушевление, Оберон просиял, как мальчишка:
— Я надеюсь, ты не против стать моей правой рукой и повести нас вперед? Буду рад разделить с тобой лавры нашей победы.
— Да, я готов.
Взойдя на поверхность, они встретились с легким ветром близившейся ночи, доносившим до них шум с бегущей реки. У подножья скал дожидались не менее пятидесяти могущественных вампиров, превосходящих людей по силе во сто крат, а потому в скромной численности отряда сомневаться не приходилось. Оберон встал на край каменного уступа, гордо выпрямившись. Поравнявшись с ним, Лирой тоже подал грудь вперед, объявляя себя равным Оберону.
— Сегодня важная ночь, — с чувством заговорил Оберон голосом, привыкшим повелевать, так громко, что темные птицы сорвались со своих гнезд и взмыли в воздух над скалами, — сегодня мы закончим времена нашего угнетения и придем к людям хозяевами. Последуем же за Лироем — моим приближенным, который проложит нам дорогу к вратам и сделает первый шаг в эпоху правления вампиров, — на этих словах Оберон повернулся к Лирою и полушепотом произнес только ему: — семья у тебя уже есть, осталось вернуть дом.
Зал дворца Мореттов объяла сакральная тишина. Все затаили дыхание в преддверии принесения клятвы, которая очень давно не звучала в этих стенах. Амари смотрела в серые глаза Клайда, ища в них уверенность для слов, которые предстояло произнести. Поначалу ей чудилось, что пастор Моретт был всеми мыслями обращен к богу, дабы тот стал свидетелем данного ею обещания, однако в другую секунду она прочла в сосредоточенном взгляде, что Клайд находился вовсе не с богом и даже напротив — здесь, на земле, с Амари, готовый менее ревностно служить Небесам, чтобы остаться с ней навсегда.
Амари быстро заморгала ресницами, словно старалась смахнуть с глаз какое-то странное видение. Клайд, держа в руках еще чистый, не обагренный кровью меч Мореттов, торжественно провозгласил:
— Клянешься ли ты, Амари, перед Всевышним отдать себя службе клану и честью защищать людей от порождений дьявола? Стать заступницей от нечистой силы?
— Клянусь не испугаться
ужасов ночи и таящегося в ней зла, клянусь сокрушить демонов и нести возмездие врагу. Клянусь стать отражением света, а также клянусь не посрамить имя клана и носить меч с достоинством.— Бог благословляет тебя, Амари. Да сохранит он тебя от лукавого и всякого вреда.
На этих словах Клайд вручил меч Амари. Ожидая испытать в руках тяжесть стали, девушка удивилась, насколько слабо ощутимым ей показался вес оружия, и не удержалась, чтобы не взмахнуть им, чтобы приноровиться к длинному клинку.
— Я тоже буду хранить тебя, — едва слышно проронил Клайд над ухом Амари, ввергнув ее в неожиданный жар смущения.
Ветер становился все крепче, а ожидание в глазах вампиров все томительнее от азарта скорее достигнуть того, в чем так пламенно убеждал Оберон. Закончив изливаться вдохновляющими речами, как и полагало предводителю, Оберон вновь обратился к Лирою с играющей на губах загадочной улыбкой:
— Предлагаю закрепить вхождение в должность моего десницы кровью из церемониального кубка.
К Оберну приблизился Бастиан, поднеся хозяину серебряный кубок в форме искривленного черепа — то ли поврежденный временем, то ли ставший жертвой фантазии мастера. Доверху полный человеческой крови, он воспламенил желание Лироя утолить жажду, ставшую вдруг нестерпимой.
— Ты ведь клянешься привести нас к победе?
Черные глаза воззрились на Оберона острым взглядом, уверяющим, что подвергать верность сомнению нет нужды.
— Клянусь.
Лирой поднес заветный кубок к губам, надеясь, вкусить крови с манерой королей, но, как только пленительный аромат заполнил грудь, уже не мог остановиться. Он жадно глотал кровь, как всякий неискушенный в хмельных напитках пил бы дорогое вино, и пьянел от пробудившегося зова охотничьих инстинктов.
Он готов был получить больше.
Глава 19
Решающая битва
— … покровительством сохрани смиренного раба твоего, защити от сетей дьявола и дай сил противостоять испытанию. Во имя твое святое молюсь. Аминь.
Обратившись к богу вполголоса с молитвой о том, чтобы людям было даровано заступничество, и, раскаявшись в своих грехах в последний раз, Клайд осенил себя крестным знамением и, вставив кинжал в ножны на кожаной портупее, вышел из комнаты. Войдя в зал, он прежде всего увидел Амари, — девушка дожидалась его на стуле возле зажженного камина и отстраненно смотрела в огонь, словно взор ее приворожили призраки. Клайду показалось, что причина задумчивости Амари известна, во всяком случае, догадка, что ее мысли занимал Лирой, пришла сразу же.
Клайд и сам не хотел биться с братом, отказывался брать на душу еще один грех, но выбора не было. Если сражение столкнет его с Лироем, придется забыть о сострадании, и, что сложнее, — забыть о семейных узах, к которым Клайд проникся особыми любовью и доверием.
В зале появилась снарядившаяся клинками Изабель, что напрочь выбило из головы Клайда размышления о нравственности.
— Изабель, оставайся здесь, — остановил он девушку, мягко взяв за плечи, — запри окна и двери…
— Я умею владеть оружием, — с вызовом возразила она, изъявляя готовность броситься в бой наравне с остальными.