Договор на одну ночь

Я снова нахожу взглядом провинившуюся племяшку. Она оглядывается. Смотрит на дядю обижено. Отворачивается.

Вряд ли так уж хотела нас обслужить. Значит, произошло уже что-то другое.

В считанные секунды к нашему столику подбегает другая девчушка. Раскладывает старомодные кожаные книжки-меню.

– Я могу помочь вам выбрать?

– На твое усмотрение, друг, – киваю Петру. Он без раздражения берет выбор на себя.

Улыбчивый. Располагающий к себе. Настоящий староста.

Спрашивает у девушки элементарные вещи, позволяя раскрыться с хорошей стороны перед так и не ушедшим от нас Шамли. Петр умеет красиво со всеми. И помоложе, и постарше.

Реагируя на движение, слегка поворачиваю голову. Это Шамли делает несколько коротких шагов ко мне.

Упирает руку в стол. Склоняется.

Вдвоем провожаем взглядом упорхнувшую с террасы Лену.

– Не уволил, кирие Андрей. Как обещал вам. Руки дырявые, но сердце дрогнуло. Лена – дочка моего покойного брата. Я ее как родную растил. А выросло… Что выросло.

И что же не то выросло, мне интересно?

Визуально спокойная, старательная, ответственная.

Только в диалог с жалобщиком не вступаю.

– Но чаевых лишил. – Шамли сообщает. Возвращаюсь к нему взглядом.

– За что? – И мой тон, и вопрос его явно удивляют. В глазах зажигается растерянность, но быстре тухнет.

– У вас нет детей, Андрей. Вы ещё не знаете, как их воспитывать. С рук спускать нельзя. Дети должны привыкать к ответственности.

Хуею, конечно, но молчу. Мне многое здесь не нравится, но я не менять уклад приехал.

Шамли, еще какое-то время потусовавшись с нами и не получив приглашения присоединиться, откланивается. Не менее старательная, чем Лена, официантка Аня накрывает щедрый стол. Уверен, половина блюд не по заказу, а потому что Шамли так сказал.

Но пусть. Его право.

Мы приступаем к трапезе и разговору. В прошлый раз я не пробовал ничего. В этот убедился: вполне годно. Местами даже вкусно. Так как находиться мне здесь по меньшей мере месяц, надо привыкать.

Официантки грациозными юлами носятся между столиками. Подменяют друг друга. Чередуются.

И это ни черта не важная информация. Но я – заложник своей внимательности, а еще математического склада ума. Успеваю посчитать, сколько раз к нам пришла Аня и не Аня.

И заметить, что подходили все, кроме Лены.

Когда нахожу ее – раз за разом ловлю одно и то же. Взгляд перед собой. Движения на автомате. И невидимая для глаза «зона отчуждения» вокруг нашего столика.

– Племянница Шамли еще и поёт, ты знал? – Петр тоже провожает девицу взглядом и возвращается ко мне.

– Я ничего о них не знаю.

Петр кивает на сцену, где сейчас стоит бузуки (прим. автора: греческий национальный струнный инструмент).

– Каждые выходные целые концерты тут. Хорошая девочка. Творческая. У них и танцы, и песни. Она Шамли неплохо ресторан раскрутила. – Желание Петра "поднять" девчонку в моих глазах – тоже симптоматика. Но уже его. Просто он – хороший человек. Только она в моих глазах не падала. В отличие от сразу многих из-за нее.

– Поёт, наверное, лучше, чем тут готовят.

Петр улыбается.

– Ты только Шамли этого не скажи. Не переживет.

Улыбаюсь в ответ. Жестом отбрасываю ключик от угла сомкнутых губ.

Не знаю, то ли у официантки-Лены в этот момент тактика сбивается, то ли иначе, как через «зону отчуждения», в нужное ей место не пройти, но улавливаю боковым зрением движение и порыв ветерка. Пахнет вкусно. Нежно так.

Когда поднимаю взгляд – проезжаюсь по плечу и провожаю уже спину. Колено Петра задевает подол длинной юбки.

Сидящий напротив староста запрокидывает голову. Улыбается и ловит взгляд племянницы Шамли. Она, стыдливо отвернувшись, ускоряется и шмыгает за дверь.

Мило это. Очень мило.

– Себе ее хочешь? – Спрашиваю для понимания и, отчасти, спокойствия. Если Петр ее себе присмотрел – уже хорошо. В обиду не даст.

– Нет, ты что. – Но он вполне искренне удивляется. – Девочка же совсем. За ней сын здешнего старосты таскается. Пусть разбираются. – Петр отмахивается и вроде бы разговор можно заканчивать. Мы почти доели. Водоподвод обсудили. Я свои вопросы тоже задал.

– Ясно. Голову морочишь девке. – В шутку «осуждаю». В ответ получаю смешок. Ничего он не морочит. Просто когда ты свободен – тянет воровать девичьи улыбки.

Снова улавливаю движение. Лена выскальзывает из-за двери и хочет повторить свой трюк, прошмыгнув мимо.

Не знаю, зачем это мне, но теперь не даю.

Когда ты свободен – хочется воровать девичьи улыбки. А когда заебан — разве хочется?

Вовремя выставив руку, пальцами ловлю тонкое запястье.

Прижимаюсь к пульсу. Быстрый.

Взгляд поднимаю. Смотрит вниз. Сначала пугается, потом хмурится.

А на меня-то за что злишься?

Взяв себя в руки быстрее дядьки, смеряет прохладным взглядом. Совсем не так, как в уборной.

– Чем-то могу помочь? – Вроде бы вежливая фраза, а по ощущениям – нахуй послала. Это улыбает.

Незаметно веду большим пальцем по запястью. Вспыхивает.

Девчонка ты. Совсем еще девчонка…

– Возьмешь у нас заказ? Лена.

Выдергивает руку и прячет ее за спину. Щеки розовеют сильнее.

Глазами лупит молнии.

Молодец, правильно. Тебя нельзя трогать без разрешения.

Лена обводит взглядом стол, возвращается к моему лицу.

– Вам не понравилось то, что заказали?

– Почему? Понравилось.

«Тогда что ж вы не доели?» спросить не рискует.

Молчит.

– Кофе хочу заказать.

Кивает.

– А вам, кирие Петр? – Поворачивается к Петру и даже в лице меняется.

Аж… Обидно, что ли?

– И мне, Элена. Если можно.

– Вам всё можно, конечно.

Упархивает.

Петр ерзает и кашляет в руку, но ничего не говорит. И я не оправдываюсь. Что бы он там себе ни думал, у меня свои эксперименты.

Я ставлю пятьдесят на пятьдесят, что кофе нам принесет не Лена. Сам себе проигрываю. Сам себя выигрываю.

Проходит минута с небольшим и она снова появляется с подносом.

В прошлый раз от кофе в джерке, по нашему – в ибрике, я отказался. Сегодня попробую.

Лена очень аккуратно начинает расставлять на столе маленькие медные ибрики, конфетницы и такие же чашки.