Долгих лет царствования

После того, как я обыскала весь стол, бросилась рыскать по полу, пытаясь отыскать выпавшие страницы. Ничего стоящего – и я бросилась к книгам на полках, принялась перебирать их, искать хоть что-то среди страниц.

За одной из штор оказалась мусорная корзина, полная доверху.

Незаконченные письма, перечёркнутые слова и сплошной дух разочарования.- но не сыскала ничего полезного.

Через несколько часов на королевском столе стояли аккуратные, упорядоченные по темам стопки писем – и я не отыскала ничего, кроме потерянных в беспорядке монет. Я откинулась на спинку кресла, смеживая веки. Я ничего не нашла – ничего полезного.

Нет, больше оставаться в этой комнате я не могла. Следовало размять ноги, посмотреть другие комнаты, поискать…

Я выскользнула из кабинета и замерла – напротив двери висел огромный пейзаж. Прежде его прятала темнота, но теперь он словно притягивал мой взгляд.

Оранжевые, жёлтые от лучей заходящего солнца холмы. Небо радужное и яркое, закат – ало-синий, - и полоса почти золотого…

Такого, как в пироге. Такого, как тот краситель на кончиках моих пальцев. Я подошла ближе, пока едва ли носом не ткнулась в холст. Искала подпись, признак происхождения – но ничего не было, и я вытащила картину из массивной золотой рамы.

Внутрь была сунута записка.

"Я вижу эти холмы из окна своей усадьбы и вспоминаю о вашей великолепной компании. Надеюсь, совсем скоро смогу вернуться к вам".

И подпись.

Мадлен Вольф.

Тридцать

Королевски-жёлтый украшал небо. Цвет, который, как говорила Мадлен, никогда ей прежде не встречался. Настолько дорогой и редкий, что король посылал за тысячи миль, чтобы его заполучить.

Кто-то рассказал ему об этом свете, подтолкнул к этой идее. Мадлен – близка к нему, и единственная художница, которую я знала. Она воспользовалась этим цветом – и лгала о нём.

Я закрыла глаза ладонями – думать, думать… Я уже обвинила того, кого любила. Стоит ли обвинять вторую – из-за картины? Такие малые доказательства – и такой риск! Лгать о веровании. Лгать о том, что потеряли. Лгать о мазках на пейзаже.

Думать. Думать. У Фицроя была причина заставить отца замолчать, но убивать всех, не получив трон? Помогать мне в моем исследовании, защищать от Стэна? Я видела его в Форте утром после банкета – и после своей коронации тоже. Он был обезумевшим. Не понимал, что происходит, не верил в реальность окружающего его ада.

Я плохо разбиралась в людях, но Фицрой… Насколько же он был искренен! Да, он хотел бы хорошим придворным, он умел играть, но я видела его чувства, видела его без маски – видела ту ужасающую агонию…

Мадлен пыла печальной. Огорчённой. Но в этом удивительном, сложном образе совершенной Мадлен не было беспорядочности Фицроя и Наоми. И она не была в столице во время нападения – в полной безопасности, вольна от подозрений… Если б я не покинула дворец – она получила бы трон. И если б яд был в пищевом красителе, если б его включили в рецепт по приказу короля… Кто бы заподозрил её в убийстве, даже если она просто художница, что прежде использовала этот цвет?!

Она сказала, что отсутствовала из-за неизвестной болезни. Её называли меланхолией, но Мадлен говорила, что от тоски живот не болит – признак лёгкого отравления мышьяком. Мышьяком, который она использовала в красках…

И облизывала кисть. Я видела, как она делала это – как проводила языком по моим кистям, прежде чем начать накладывать макияж. Если б там был королевски-жёлтый, она бы испытала боль в желудке и нашла бы источник…

А если бы это подарило ей столь замечательную идею?

Я не хотела в это верить – но это было возможно. Более чем.

Когда я вернулась в Форт, я не звала стражу и не устраивала сцен. Я нашла Мадлен в её покоях, сидевшую в кресле с книгой на коленях. Наши взгляды встретились – и она побледнела, губы чуть распахнулись… что за покорный взгляд. Она встала, юбки волнами раскинулись вокруг меня, будто вода, и она не отвернулась.

– Это была ты, - я удивлялась своему спокойствию. Теперь, когда я знала, кричать не было смысла. – Ты их убила.

– Я не клала яд в торт, - мягко ответила она. Я уже видела, как она говорила о смертях. – Но, да, я рассказала ему об этом красителе.

– Зачем? – столько всего надо было сказать, но этот вопрос всегда первым срывался с губ.

– Это было необходимо сделать.

– Необходимо убить всех своих друзей?

– Я не знала, что он это сделает, - ответила Мадлен. – Я не заставляла. Знала, что он хотел продемонстрировать свою расточительность, но понятия не имела, что он зальёт его в блюдо на банкете.

– Зачем? Зачем ты это сделала?

Мадлен не вздрогнула – вскинула подбородок.

– Ты знаешь, я любила двор – с того момента, как прибыла сюда. Такой живой! Такой яркий! Я чувствовала, что мне здесь было место – а потом, пару лет назад, впервые заболела. Несколько месяцев провела в деревне, писала картины, встречалась с людьми, училась дышать. И когда вернулась… Увидела его, Фрея. Увидела его настоящим. Тщеславие. Злобу. А сна следующий день я вернулась на огромный бал в дворцовом саду. Тема – золото. Золото в пище, золото в воде, золото в платьях, золото в волосах. Праздник мира и добра – только для двора. И я стояла посреди всего этого и видела, как же всё это было гадко! Видела, что на самом деле им всем было абсолютно наплевать, что меня не было. Никто обо мне не заботился – и ни о ком другом тоже. Они просто хотели весело провести время, хотели выглядеть поразительнее, чем кто-либо другой. На следующий день я отправилась к королю, ведь видела, как бьются люди, и хотела помочь им. Но когда я попросила у него денег, он посмеялся надо мною и сказал, что я похожа на своего кузена – а у короны для отбросов средств нет. Деревня пусть сама справляется со своими проблемами. У него были деньги на то, чтобы двор буквально поедал злато – но не было, чтобы убедиться, что все остальные сыты. И я видела это, Фрея. Знала, о чём именно говорил Густав. Мы нуждались в переменах. Как в воздухе! И это должно было случиться.

– Потому что Забытые должны вернуться?

– Забытые никогда не были реальными, Фрея. Мы обманываем себя, думая, что они существуют. Это просто были люди с мастерством и знаниями, которых у нас нет. И не будет – потому что мы ждём, пока они вернутся! Всё разрушено, Фрея, и кто-то должен это остановить.

Я покачала головой.

– Потому? Это единственная причина? Нет!

– Было бы лучше, если бы было ещё что-то? Драма? Личная обида, месть? Амбиции? Конечно – плохо навредить людям так эгоистично. Я лишь хотела помочь, сделать королевство лучшим. Полагаю, сделала.

– Ну, ты не можешь иметь в виду, что я стала бы королевой – ты себя назначала на то место?

– Никогда об этом не думала. Предполагала, что он сам себя медленно отравит – пока он не сказал, что заказал больше ради банкета. Но сколько людей могло выжить! Я не собиралась становиться королевой.

– Но ты его не остановила! Сотни людей могли погибнуть – и ты его не остановила!

– Так было нужно. Эприа в этом нуждалась, - она отвернулась, молча глядя на какую-то картину. – Медицина. Вот что сказал мне купец, когда я купила маленький горшочек для себя. Это стоило целое состояние, но я никогда не видела такого цвета и искала его для своей коллекции. Он странно на меня посмотрел и сказал, что это будет лекарством от лихорадки, потницы, а так же многих других заболеваний, которые только могли случиться. Но ведь я на самом деле хотела просто получить цвет, - она мягко улыбнулась. – А потом я вдруг заболела. Я видела полосы на ногтях, знала о мышьяке – но всё это было простительно за единственный подобный цвет.