Долго, счастливо

– Угу...
– я снимаю очки и тянусь к твоим губам вновь, нежно обнимая за шею и поглаживая по спине.
– Все-таки не зря говорят, что сочельник - волшебное время...

– Волшебник может сделать таким любое время, если захочет. Но праздники изначально назначались в дни, имеющие особое значение, и с течением лет эмоциональная энергия людей насыщала их все большей энергией, в том числе и магического свойства. Поэтому - да, это волшебное время, - твои губы уже отогрелись, и я убеждаюсь, что простуда тебе не грозит. Разве что после одного из способов согревания ты решишь выбежать на улицу от полноты чувств.

– Я знаю. Не будь скучным?
– предлагаю я и начинаю расстегивать твою мантию.

– Поттер, ты не слишком быстро оправился? Твою вину во взрыве никто не отменял, - тем не менее, я щурюсь и откидываюсь на спинку кресла, с усмешкой наблюдая за тобой.

Я пожимаю плечами и вздыхаю:

– Я все равно не могу повернуть время вспять.

– Такие способы есть, но суть не в них. Ты собираешься продолжать вести себя так же беспечно?

– Нет, конечно, - я прислоняюсь щекой к твоей груди и задумчиво целую тебя в подбородок.
– Я буду осторожен впредь.

– И внимателен. И будешь либо принимать помощь, либо высыпаться, - пальцы привычно вплетаются в непослушные черные пряди.
– А через месяц будем делать совместный эксперимент.

– Хорошо, - я мягко целую тебя в грудь и вдыхаю тонкий аромат цитруса.
– Северус...

– Да?

– А ты по мне скучал?

– Ты это уже спрашивал.

– Ну пойти за мной - это одно, а постоянно скучать - другое...

– Ребенок...
– я, помолчав, целую тебя в макушку и едва слышно шепчу.
– Скучал. Ты существо, вызывающее привыкание, Поттер.

А я счастливо жмурюсь и от избытка чувств начинаю осыпать твою кожу поцелуями, просто потому что не знаю, как еще сказать, что я тебя люблю.

– А от тебя невозможно отказаться. И у тебя ужасно притягательный взгляд.

– Так должно быть, Поттер, - я расплываюсь в ухмылке.
– Чтобы заставлять тебя признавать свои глупости и возвращаться обратно на Рождество.

Целую эту невозможную, невероятную ухмылку и тихо смеюсь.

– Я бы все равно вернулся. Мои носки со снитчами до сих пор здесь, а в Дырявом Котле ужасно холодно...

Я притворно вздыхаю:

– Жаль. Надо было избавиться от этого кошмара во время твоего отсутствия.

– Ну Северус... признайся, на самом деле они тебе нравятся, - улыбаюсь я.

– Они меня раздражают. Но я готов их терпеть, потому что по твоим словам они теплые.

– А меня раздражают твои трусы, - честно признаюсь я в ответ.
– Но они классно на тебе смотрятся, поэтому я готов их терпеть. До тех пор, пока ты их не снимаешь.

– И чем же они тебя не устраивают?

– Тем, что они скрывают от меня твои самые интересные части тела, - расплываюсь я в ухмылке.

– Ребенок...
– хмыкая, целую тебя в висок.
– Я учту этот их недостаток.

– Спасибо, - я целую тебя в шею.
– А мы ужинать будем?

– Будем. Сам пойдешь на кухню?

– Угу... еще успею на тебя повисеть. И полежать...

– я мурлычу и соскальзываю с твоих коленей.

– Маленькое глупое чудовище, - поднявшись, глажу тебя по волосам.
– Иди разогревай вино, пока оно совсем вкус не потеряло.

– Иду, - я впадаю в совсем уж детство и... скачу вприпрыжку на кухню, где переливаю вино в специальный котелок и переношу в гостиную, где начинаю нагревать в камине, на огне.

Проводив тебя взглядом, я иду на кухню. Ужин готов еще с тех пор, как я решил притащить тебя обратно домой, но тебе ведь это знать необязательно.

Когда глинтвейн нагрет, я пробую немножко с кончика черпака и прикрываю глаза в блаженстве:

– Сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Я молодец.

– Молодец, молодец, - ужин, повинуясь движению палочки, опускается на журнальный столик, перемещающийся ближе к креслам.
– Садись.

Я разливаю глинтвейн в прозрачные бокалы и любуюсь полосатыми слоями истинно гриффиндорской расцветки:

– Ты не против, что они такие, а не зелено-серебряные?

– Зеленое вино меня не привлекает. Иди сюда, - я кладу рядом с креслом плед, чтобы потом не тянуться, за ним и смотрю на тебя.

Я сажусь прямо к тебе на колени, сочтя рождественский ужин достойным такого нахальства.

– И что ты собираешься делать дальше?

– Есть. И кормить тебя, - я беру в руки свою тарелку, начиная одновременно делать и то, и другое.

Хмыкнув, приподнимаю бровь, но начинаю есть, прижимая тебя к себе.

После ужина ты вновь уютно размещаешься на коленях, довольно щурясь от моих пальцев, задумчиво перебирающих твои волосы. Эта ссора оказалась самой крупной за нашу совместную жизнь, но сейчас я думаю, что она была только к лучшему. Твое тепло начало чувствоваться сильнее, а небольшой отдых дал возможность договориться с собой и сделать тебе часть подарка - совместный эксперимент ты хотел давно, но я никогда не соглашался, видя, насколько по-разному мы подходим к исследованиям.

– У нас оставались фейерверки...
– я задумчиво целую тебя в макушку, зная твою реакцию. Ты обожаешь эти игрушки.

Я сияю и смотрю на тебя абсолютно счастливо:

– Ты правда не против?

– Не лежать же им просто так.

– Северус, ты самый лучший!
– по-детски эмоционально взвизгиваю я и целую тебя в щеку.
– И ты даже побрился...

Со вздохом ссаживаю тебя с колен и поднимаюсь:

– Иди одеваться.

Я напоследок обнимаю тебя за талию - до сих пор ведь талия...
– и смотрю в глаза, совсем как Радон когда-то:

– А мы ведь ночью будем сексом заниматься?

– Будем. Если ты не успеешь вывести меня из себя, - хмыкнув, ерошу твои волосы и подталкиваю под спину.
– Жду пять минут.

Убегаю в спальню, чтобы вернуться через рекордную минуту, облаченный в зимнюю теплую мантию и... ну, и белье, да.

– Сам будешь запускать?

– Попробую.