Долго, счастливо
Шрифт:
– Угу...
– я снимаю очки и тянусь к твоим губам вновь, нежно обнимая за шею и поглаживая по спине.
– Все-таки не зря говорят, что сочельник - волшебное время...
– Волшебник может сделать таким любое время, если захочет. Но праздники изначально назначались в дни, имеющие особое значение, и с течением лет эмоциональная энергия людей насыщала их все большей энергией, в том числе и магического свойства. Поэтому - да, это волшебное время, - твои губы уже отогрелись, и я убеждаюсь, что простуда тебе не грозит. Разве что после одного из способов согревания ты решишь выбежать на улицу от полноты
– Я знаю. Не будь скучным?
– предлагаю я и начинаю расстегивать твою мантию.
– Поттер, ты не слишком быстро оправился? Твою вину во взрыве никто не отменял, - тем не менее, я щурюсь и откидываюсь на спинку кресла, с усмешкой наблюдая за тобой.
Я пожимаю плечами и вздыхаю:
– Я все равно не могу повернуть время вспять.
– Такие способы есть, но суть не в них. Ты собираешься продолжать вести себя так же беспечно?
– Нет, конечно, - я прислоняюсь щекой к твоей груди и задумчиво целую тебя в подбородок.
– Я буду осторожен впредь.
– И внимателен. И будешь либо принимать помощь, либо высыпаться, - пальцы привычно вплетаются в непослушные черные пряди.
– А через месяц будем делать совместный эксперимент.
– Хорошо, - я мягко целую тебя в грудь и вдыхаю тонкий аромат цитруса.
– Северус...
– Да?
– А ты по мне скучал?
– Ты это уже спрашивал.
– Ну пойти за мной - это одно, а постоянно скучать - другое...
– Ребенок...
– я, помолчав, целую тебя в макушку и едва слышно шепчу.
– Скучал. Ты существо, вызывающее привыкание, Поттер.
А я счастливо жмурюсь и от избытка чувств начинаю осыпать твою кожу поцелуями, просто потому что не знаю, как еще сказать, что я тебя люблю.
– А от тебя невозможно отказаться. И у тебя ужасно притягательный взгляд.
– Так должно быть, Поттер, - я расплываюсь в ухмылке.
– Чтобы заставлять тебя признавать свои глупости и возвращаться обратно на Рождество.
Целую эту невозможную, невероятную ухмылку и тихо смеюсь.
– Я бы все равно вернулся. Мои носки со снитчами до сих пор здесь, а в Дырявом Котле ужасно холодно...
Я притворно вздыхаю:
– Жаль. Надо было избавиться от этого кошмара во время твоего отсутствия.
– Ну Северус... признайся, на самом деле они тебе нравятся, - улыбаюсь я.
– Они меня раздражают. Но я готов их терпеть, потому что по твоим словам они теплые.
– А меня раздражают твои трусы, - честно признаюсь я в ответ.
– Но они классно на тебе смотрятся, поэтому я готов их терпеть. До тех пор, пока ты их не снимаешь.
– И чем же они тебя не устраивают?
– Тем, что они скрывают от меня твои самые интересные части тела, - расплываюсь я в ухмылке.
– Ребенок...
– хмыкая, целую тебя в висок.
– Я учту этот их недостаток.
– Спасибо, - я целую тебя в шею.
– А мы ужинать будем?
– Будем. Сам пойдешь на кухню?
– Угу... еще успею на тебя повисеть.
И полежать...– я мурлычу и соскальзываю с твоих коленей.
– Маленькое глупое чудовище, - поднявшись, глажу тебя по волосам.
– Иди разогревай вино, пока оно совсем вкус не потеряло.
– Иду, - я впадаю в совсем уж детство и... скачу вприпрыжку на кухню, где переливаю вино в специальный котелок и переношу в гостиную, где начинаю нагревать в камине, на огне.
Проводив тебя взглядом, я иду на кухню. Ужин готов еще с тех пор, как я решил притащить тебя обратно домой, но тебе ведь это знать необязательно.
Когда глинтвейн нагрет, я пробую немножко с кончика черпака и прикрываю глаза в блаженстве:
– Сам себя не похвалишь - никто не похвалит. Я молодец.
– Молодец, молодец, - ужин, повинуясь движению палочки, опускается на журнальный столик, перемещающийся ближе к креслам.
– Садись.
Я разливаю глинтвейн в прозрачные бокалы и любуюсь полосатыми слоями истинно гриффиндорской расцветки:
– Ты не против, что они такие, а не зелено-серебряные?
– Зеленое вино меня не привлекает. Иди сюда, - я кладу рядом с креслом плед, чтобы потом не тянуться, за ним и смотрю на тебя.
Я сажусь прямо к тебе на колени, сочтя рождественский ужин достойным такого нахальства.
– И что ты собираешься делать дальше?
– Есть. И кормить тебя, - я беру в руки свою тарелку, начиная одновременно делать и то, и другое.
Хмыкнув, приподнимаю бровь, но начинаю есть, прижимая тебя к себе.
После ужина ты вновь уютно размещаешься на коленях, довольно щурясь от моих пальцев, задумчиво перебирающих твои волосы. Эта ссора оказалась самой крупной за нашу совместную жизнь, но сейчас я думаю, что она была только к лучшему. Твое тепло начало чувствоваться сильнее, а небольшой отдых дал возможность договориться с собой и сделать тебе часть подарка - совместный эксперимент ты хотел давно, но я никогда не соглашался, видя, насколько по-разному мы подходим к исследованиям.
– У нас оставались фейерверки...
– я задумчиво целую тебя в макушку, зная твою реакцию. Ты обожаешь эти игрушки.
Я сияю и смотрю на тебя абсолютно счастливо:
– Ты правда не против?
– Не лежать же им просто так.
– Северус, ты самый лучший!
– по-детски эмоционально взвизгиваю я и целую тебя в щеку.
– И ты даже побрился...
Со вздохом ссаживаю тебя с колен и поднимаюсь:
– Иди одеваться.
Я напоследок обнимаю тебя за талию - до сих пор ведь талия...
– и смотрю в глаза, совсем как Радон когда-то:
– А мы ведь ночью будем сексом заниматься?
– Будем. Если ты не успеешь вывести меня из себя, - хмыкнув, ерошу твои волосы и подталкиваю под спину.
– Жду пять минут.
Убегаю в спальню, чтобы вернуться через рекордную минуту, облаченный в зимнюю теплую мантию и... ну, и белье, да.
– Сам будешь запускать?
– Попробую.