Долгое дело
Шрифт:
Почему стал я следователем? Как-то слышал передачу для молодежи о выборе профессии. Девушка-парикмахер так объяснила миллионам слушателей свой выбор: "В детстве я любила причесываться". И когда меня спрашивают, почему я стал следователем, ждут ответа типа "В детстве я любил причесываться". Но ведь примерно так отвечают частенько.
Один сделался следователем, потому что любил детективы. Я не очень любил. Второй стал следователем, потому что вырос в семье юристов. В моей семье их не было. Третьего надоумил знакомый правовед. Мне никто не подсказывал. Четвертый боялся математики и пошел на юридический. Вроде бы я и математики не боялся. Пятый любил
К ответу можно идти и с другой стороны. В чем главное качество следователя? Чаще всего называют знание права и криминалистики, знание психологии, внимательность ("В нашем деле нет мелочей"), волю, культуру, бескорыстие... Но... Вызубрить право и криминалистику способен любой. Без психологии не могут обойтись многие специалисты. Думаю, что внимательность нужна врачу не меньше, чем следователю. Без воли личности вообще нет. Культура теперь нужна всем и всюду, как и честность... Но ведь должна быть изюминка, должно быть то, что принципиально отличает следствие от всех других профессий! И оно есть.
Лида, главное подметила Лида, отговаривая меня от этой работы. Она права: в стремлении идти по следу, допрашивать, выпытывать, обличать, арестовывать есть что-то нездоровое, низкое. При одном условии - если следователь без идеи. В чем же она?
Пожив и поработав, я могу ответить на все эти вопросы убежденно. Следователем может работать только тот, кто имеет чувство справедливости. Главное качество следователя - справедливость. Моральное оправдание всех допросов и арестов - чувство справедливости. Правдолюбие, какое старое доброе слово... Так вот следователь - это правдолюбец. А если он не такой, то ему лучше уйти в народное хозяйство.
Но ведь справедливым нужно и можно быть на любой работе. Разве не ищут истину в других областях, где занимаются выпуском продукции, выращиванием зерна, организацией, воспитанием, моралью?.. Ищут, но там ее поиски сопутствующие. Даже прокурор, даже судья оценивает истину, уже найденную другим, следователем. И только один человек... Следователь - это человек, обязанность которого заключается в поисках истины. Единственная профессия с единственной обязанностью.
Лидок, ты меня поняла?
Вот почему я не могу бросить свою работу. Для меня следствие - это утоление жажды справедливости.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Белый налив только тронь - он и недели не пролежит. Поэтому всю дорогу - час езды - Серафима Никитична Ливенцова берегла яблоки от ушибов и просила людей не давить, не толкать, не прижимать... Отборные белые наливники. Для кого? Для него, для лоботряса.
Она безнадежно позвонила в квартиру - там как гукнули. Пришлось достать ключи и отпирать. В передней Серафима Никитична злорадно сбросила на пол береженый рюкзак - дьявол с ними, с белыми наливниками. Для кого?
Хотя бы дождался ее приезда или бы позвонил. Уж не говоря о том, что восемнадцатилетний парень мог бы сам привезти себе яблок. Да он их есть и не будет. Жует резинку, апельсиновую или вроде бы абрикосовую. Яблочко - в него вонзаешь зубы, а оно тебе рот захлестывает соком. Натуральным, между прочим. А резинка? Синтетика черт те с чем намешана. Володька же готов пить с ней чай.
Серафима Никитична сняла платок, резиновые сапоги и плащ. И села, придавленная усталостью.
Два года назад было все: муж, молодость, автомашина, дача, Володькино послушание. Два года назад скоропостижно умер муж. За эти два года молодость ушла, как сквозняк ее вынес в
форточку. "Москвич" она продала сама, поэтому теперь носит яблоки на кукорках. Володька разболтался, отпустил усы, хамит басом и ходит с какой-то скелетообразной девицей об одной серьге. Осталась дача, где по ночам гулко падают на землю яблоки, словно кто-то за окном стучит себя в грудь.Она трудно поднялась и встала у зеркала, разглядывая пятидесятилетнее лицо. Как оно, молодеет от свежего воздуха и белого налива?
После смерти мужа надумала дачу продать, но оставила, пожалела. Теперь же каждую осень грозилась вырубить яблони, вытащить всякие кусты и кустики и сровнять морковно-салатные грядки. Все засеять травой и засадить цветами. Насажать, скажем, берез, осин, сирени. Как же тогда будет называться участок? Березовый сад? В языке таких и названий нет - осиновый сад. А может быть, тогда ее участок станет парком культуры и отдыха?
Ливенцова пошла в ванную тяжелой походкой старухи. Душ все смоет - и усталость, и несветлые мысли.
С другой стороны, яблоки падают, и вроде бы их много, собирать не успевает. Под ногами хрустят, как раскалываются. А зимой? Компоты, соки, варенья... Все свое. Вот уж верно говорит пословица: летом ногою пнешь, а зимой в пирог завернешь.
В передней ожил телефон. Володька. Все-таки вспомнил о ее приезде. Серафима Никитична, так и не начав раздеваться, вышла из ванной и взяла трубку.
– Алло!
Ей ответила шуршащая тишина.
– Алло, алло!
Володька набрал номер, а двухкопеечной не оказалось. Сейчас перезвонит.
Она села на пуфик, стоявший у телефона. Злость, вызванная нелегким копанием в земле и тяжким рюкзаком, уходила. Если вдуматься, то дело не в соках и компотах. Ей сладкого нельзя, а Володька жует резинку. И не в свежем воздухе - можно погулять в парке или поехать за город. Дело совсем-совсем в другом...
Работа ее хотя и требует образования, но исполнительская, не творческая. От сих до сих. Высчитала, отмерила, запустила. И все по новой. Голова не болит. А дача... Тут сама себе инженер. Думаешь над каждым цветком, над каждым кустом, над каждой лопатой земли. Как бог, сотворяешь свой мир. Растишь свои райские яблочки, которые с грудным стуком падают всю ночь на землю... Белый налив в этом году поздний...
Телефонный звонок ее испугал, а ведь ждала.
– Да-да! - крикнула она.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, - тишая от незнакомого голоса, ответила Серафима Никитична.
– Вы меня не знаете и никогда не узнаете...
– Ну и привет!
Она сердитой рукой утопила аппаратные рычажки. Какой-то парень, шутник, ищет заочного и приятного знакомства.
Телефон зазвонил тотчас. Ливенцова прижала к уху так и не положенную трубку.
– Напрасно вы, Серафима Никитична, обрываете разговор, - сказал тот же голос, вроде бы юношеский, но теперь она в этом не была уверена.
– Кто говорит?
– Я же сказал, вы меня не знаете...
– А вы меня откуда знаете?
– Давайте говорить о деле.
– О каком деле?
– О вашей даче.
– Володька, ты дурака валяешь?
– Серафима Никитична, не тяните время.
– Да что вы от меня хотите? - вскипела Ливенцова.
Ей хотелось бросить трубку, но звонивший знал ее имя и что-то знал про дачу. Может, какой агент Госстраха?
– У вас есть дача...
– Ну есть.
– Салатного цвета, под шифером, с верандой, стоимостью тысяч в восемь.