Долгое дело
Шрифт:
– Потом лето.
– А летом загорать и ходить в лес.
– А что, Лида, нужно делать сейчас, осенью?
– А осенью нужно плакать.
– О чем?
– О том, что не сбылось зимой, весной и летом.
– Я не умею плакать.
– Да, вы сильный.
– Сильные на плачут, а тихо сходят с ума.
– Но ведь мы знакомы много лет... И сегодня ничего не произошло и ничего не изменилось.
– Только ушло время, которое почему-то не рубцует и не исцеляет.
Боясь потерять себя в этом сжигающем разговоре, она торопливо сказала уже своим обычным голосом:
–
– Спасибо, не могу, - завтра я варю полуфабрикаты.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Любовь к близкому человеку - это частный случай любви к людям вообще. Любовь к одному человеку не абсолютна и не всеобъемлюща, а лишь частичка большой любви ко всем. Частичка большой души, ее яркий всплеск. Любовь - как солнце: близкому человеку жарко, но и остальным тепло.
Если кто-то тебя сильно любит, а всех остальных не очень, не стоит обольщаться...
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Человечество состоит из умных, коих мало, и дураков, коим нет числа. Природой устроено так, что первые должны жить за счет вторых. Человек ездит на лошади и ест корову не потому, что он сильнее их, а потому, что он умнее. Обезьяны глупее человека, поэтому стадами идут на сыворотку от полиомиелита...
Я хочу сказать, что нет такого дурака, которого я бы не использовала в своих интересах. Да они и не возражают, - я же их не на сыворотку пускаю.
В одном кармане лежали деньги, в другом - шуршал длинный список, сочиненный Лидой. Подсолнечное масло, зеленый горошек, сахарный песок... И еще восемнадцать наименований. Рябинин шел, спокойно помахивая еще пустым рюкзаком и намереваясь обстоятельно побывать в каждом магазине своего микрорайона. Но он упустил из виду, что день субботний и половина города вышла на улицы, тоже намереваясь обстоятельно зайти в каждый магазин, как своего микрорайона, так и соседнего. Особенно много толкалось навьюченных мужчин и старушек с бидончиками...
Рябинин вдруг ощутил, что тоже загорается непонятной ему энергией, которая бросает его туда, за всеми и со всеми. Он поежился от накатанной тучи и свернул в овощной магазин, где за теплой витриной разглядел зеленый горошек. Почему-то брали по нескольку банок. Вероятно, мозговых сортов. Поплутав меж капустных штабелей, консервных стен и бутылочных частоколов, он тоже взял четыре банки, хотя в списке значилось две. Все-таки мозговых сортов.
В булочной за счет хлеба и сахарного песка рюкзак утяжелился. Он надел его на спину и пошел по асфальту, как турист по каменистой дороге. Лишь бы не встретить знакомых. Но с другой стороны, продукты закупались на неделю...
В молочном магазине Рябинин перечитал список, обнаружив важное примечание: "Сметану в банку, яички в полиэтиленовый мешочек".
– Сметану в банку, пожалуйста, а яички в полиэтиленовый мешочек, попросил он продавщицу.
– Неужели я положила бы сметану в полиэтиленовый мешок?
– Да, он вздуется, - согласился Рябинин.
В кондитерском кроме пачки чая он купил килограммовый кекс, о котором в списке не было и помину. Лида их любит и ест, отщипывая птичьими порциями, по крошкам. Только она вроде бы любит не такие, не килограммовые, а маленькие. Пожалуй,
она сама их печет. Этот, килограммовый, можно нарезать на маленькие кексики...Он вновь заскочил в овощной, поскольку из-за этого зеленого горошка забыл про корнеплоды и всякую петрушку. "Один пакет картофеля, но загляни, не гнилая ли". Рябинин заглянул - картошка влажно блестела, поэтому было не понять, гнилая или всего лишь мокрая.
– Товарищ продавец...
– Минуточку, я не Фигаро.
Рябинин ждал, переминаясь под тяжестью рюкзака.
– Слушаю вас.
– Картошка вроде бы мокрая...
– Зачем же вы заглядывали в пакет?
– Посмотреть.
– Гражданин, неужели вы не знаете, что картошка в пакете - это кот в мешке?
– Но хотелось бы картошки, - улыбнулся Рябинин.
– Берите не глядя, и вся проблема.
Рябинин взял пакет не глядя, оценив мудрость продавца, - никакой проблемы. Тем же беспроблемным способом купил неохватный кочан капусты, темную свеклу, похожую на пушечное ядро, и букет какой-то зелени, пахнувшей духами.
В магазин с очень яркой витриной вползала очередь и никак не могла вползти. Рябинин ринулся на нее, как самолет на посадочную площадку.
– Вы последняя? - спросил он женщину, поддев ее сумкой, куда складывал всякую мелочь вроде пушечноядровой свеклы.
– Я, - ответила она, делая шаг в сторону.
– Хватит на всех? - бывало спросил Рябинин, вытаскивая сумку из-под ее платья.
– Да пока много. - Она дернулась вверх.
– А почем? - опустил он сумку женщине на ноги, потому что рюкзак палубно качнул его тело.
– Шестьдесят рублей пара. - Она торопливо отступила.
– Ого! А что дают?
– Дамские сапожки.
– Их же не едят, - удивился он.
– Это уж точно, - подтвердила женщина, загнанно прячась за чью-то спину.
– Извините, - сказал Рябинин, повернулся и, опять качнувшись, вышиб ее рюкзаком из очереди...
В гастрономе он догадался свалить поклажу в угол, за кассу. Видимо, поднятая наступившим облегчением, промелькнула, исчезая, какая-то глупость...
...Покладистый человек - это тот, на которого грузят поклажу, а он молчит...
Рябинин перечитал список. "Сыру полкило, желательно с крупными дырочками". Сыр лежал трех сортов, но все без дырочек. "Масло сливочное, несоленое". Соленое, несоленое - это непринципиально. "Майонез столовый, три баночки". Столовый, а что, бывает майонез промышленный? "Мука первый сорт, два килограмма". Это не в гастрономе.
Он выбил в кассе чеки на сыр без дырочек, масло несоленое, майонез столовый и приткнулся к маленькой очередишке из трех человек: первым был старичок, тянувший свою дрожащую руку, за ним - солидная дама уже в зимнем, омехованном пальто и старушка, разумеется с бидончиком. Продавцу работы на пять минут.
Боковым близоруким зрением Рябинин увидел рослого парня в голубой спортивной куртке, который вел за плечи такую же высокую девицу почти в такой же спортивной куртке. Они шли по центру торгового зала независимо и как-то значительно, будто их снимали для кино. И Рябинину внезапно подумалось, что старичок не успеет дотянуть до продавца свой вздрагивающий чек.