Долгое падение
Шрифт:
– Деньги.
Уотт смотрит на выпивку Мануэля и дергает пальцем: давай, пей. Тот медлит, осматривая бар, ясно давая понять, что пьет не потому, что так ему велел Уотт. Он может взять бокал, а может и не брать.
Он все-таки решает выпить, берет свое пиво и перед тем, как поднести его к губам, взглядывает на пустой двойной бокал Уотта и говорит:
– Возьмите ведро, а?
Мануэль видит слабость Уотта к выпивке. Теперь Уотту тревожно; он начинает потеть. Его мозг велит ему что-нибудь выпалить.
– Знаете, возле чего мы припарковались? Там, на улице. Это Торговая палата.
Мануэль все еще пьет, но
– Торговые гильдии Глазго. Торговые союзы Средних веков. Древние. Красивые. Много денег…
Мануэль слушает. Его бокал с пивом полон на две трети, он не выпускает его, и Уотт видит, что он смотрит на свои ногти. Они обломанные и грязные. Тяжелый физический труд. Мануэль сгибает пальцы так, что его ногти прилегают к бокалу.
Совершенно внезапно Уотт понимает: Мануэль не осуждает его за пьянство. Он огрызается потому, что этот бар и люди в костюмах его страшат. Его страшит Торговая палата – вернее, то, что он ничего о ней не знает. Потому что Питер Мануэль, конечно, рабочий и католик, а их не ждет радушный прием. Он даже никогда не слышал о таких вещах. Торговая палата, гильдия торговцев, они не распространяются о себе.
– Вы когда-нибудь слышали о гильдии торговцев?
Мануэль пожимает плечами и пьет, чтобы прикрыть лицо. Уотт наклоняется, чтобы говорить негромко:
– Они владеют Глазго. У них есть места в Корпорации. Все вкупе они владеют всей землей, на которой построен Глазго. Власть.
Мануэль решает не впечатляться никакими словами Уотта.
– Им принадлежат Джордж-сквер [38] , Хатчесонтаун, Трейдстон [39] , все банки на реке Келвин. Каждый год они собирают два миллиона фунтов стерлингов арендной платы.
– Столько?
– Два миллиона. Каждый год.
38
Джордж-сквер – площадь в Глазго.
39
Хатчесонтаун и Трейдстон – районы Глазго.
Вот теперь он завладел вниманием Мануэля. Уотт видит, как тот широко раскрывает глаза, потом щурится. Два. Миллиона. Стерлингов. Он видит, как Мануэль улыбается, воображая мешки с наличными. Мешки с деньгами, которые он может украсть и унести. Но все деньги проходят через гроссбухи в чеках и банковских счетах, выплачиваются через юристов и тому подобное. Такие деньги нельзя украсть. Только с помощью сложного мошенничества, а оно не по части Мануэля. И все-таки он настолько отвлекся на мысли об этом, что Уотт чувствует: теперь можно заказать выпивку. Он поднимает глаза, но, к его разочарованию, бармен тихо говорит по телефону, прикрывая рот рукой.
Мануэль поворачивается к Уотту так, как будто у него окостенела шея.
– Кто, вы сказали, получает эти деньги?
Уотт улыбается. Он видит, что слабость Мануэля – деньги, кражи денег, завладение деньгами, выпытывание, где они.
Бармен
вешает трубку. Уотт перехватывает его взгляд и кивком дает знать о следующем заходе.Мануэль смотрит на Уотта, глаза его от алчности широко распахнуты. Он думает, что, может быть, Уотт видел эти мешки с наличными. Тот невольно хихикает.
– Их держат на другой стороне улицы? – небрежно спрашивает Мануэль. – Откуда вы это знаете?
– Их счета публикуются в конце каждого налогового года.
– Значит, вы – член гильдии?
Бармен приносит спасительную выпивку как раз вовремя, потому что Уотт – не член Торговой гильдии, и для него это слегка болезненная тема.
– Пока нет. Но я им стану. Однажды.
Он берет свой скотч и пьет.
Затем смотрит на Мануэля, чьи ногти обломаны, на человека, который даже не знал о существовании Торговой гильдии и Торговой палаты, пока Уотт не рассказал о них минуту тому назад. Внезапно Уотт понимает, насколько он лучше Мануэля. Это его поддерживает.
– Однажды я стану президентом Торговой гильдии, помяните мои слова. Знаете, что это означает?
Мануэль качает головой, все еще улыбаясь при мысли о деньгах.
– Президент гильдии – это второй гражданин Глазго. После мэра. И им буду я. Третий гражданин – глава Торговой палаты.
– Как же получилось, что сейчас вы не член гильдии? Это слишком дорого?
Уотт безрадостно смеется:
– «Слишком дорого»? Нет. Ну, дорого, конечно, но я легко могу…
Он поднимает большие толстые руки, но вспоминает, что не должен подчеркивать, что у него есть деньги, и обрывает себя:
– Хм. Нет. Технически… Чтобы быть членом, твою кандидатуру должны предложить другие члены – и так далее, и тому подобное.
– Ха! Они вас не примут.
Уотт и Мануэль стоят близко друг от друга.
– Нет. Они примут. Примут. – Уотт стучит себя пальцем по носу. – Есть пути и способы.
Они задумчиво пьют.
– Я писатель.
Уотт чуть было не оглядывается по сторонам, чтобы посмотреть – кто это сказал. Мануэль смотрит в свое пиво. У него обеспокоенный вид.
– Я пишу рассказы. Меня еще не публиковали, но…
Уотт сражен наповал.
– В самом деле?
Мануэль слегка застенчиво кивает:
– Угу.
Уотт усиленно моргает.
– Вы написали много рассказов?
Мануэль пожимает плечами.
– Девять.
– Девять!
Мануэль доволен такой реакцией.
– Да. Девять законченных рассказов. Отослал их. Скоро начну роман.
Мануэль все время лжет, но насчет этого говорит правду. Он никому раньше об этом не рассказывал, не считая своей сестры.
– Господи боже! Писатель? Просто изумительно!
Уотт впечатлен. Он не может вообразить, чтобы сидел и занимался таким делом или хотел бы им заняться.
– Я понятия не имел!
– Ну, я ведь еще ничего не опубликовал.
– Полагаю, в этой игре упорство – добродетель, не так ли?
Уотт вообще ничего не знает о писательских делах.
– Я совершенно уверен, что вас опубликуют. Совершенно уверен.
Мануэль пьет, испытывая к Уотту добрые чувства. Их обоих исключили оттуда, откуда не должны были исключать. Это их связывает. Стоя так близко друг от друга в полупустом общественном баре, они невольно чувствуют, что они вместе, что они близки. Уотт оделяет обоих сигаретами.