Долгое прощание
Шрифт:
Она придёт! к её устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
– Ах, Жорж, как я устала от этой сумрачной страны! Как я тоскую по Парижу! Парни и вы, Жорж, спасаете меня от этих людей.
– Мне нравятся у него другие строчки, - и он с улыбкой продекламировал:
Он завладел.
Затрепетал крылами он,
И вырывается у Леды
И девства крик и неги стон.
Они вошли в беседку, скрывшись из глаз дачников. Жорж со страстью прижал Идалию к своей груди и прильнул к её устам.
– Мon dieu, - жарко прошептала Идалия.
– Жорж, терпение мой друг, завтра, всё завтра... Кто-то
Она отпрянула от поручика и заговорила по-русски с акцентом, едва удерживая дыхание.
– Разве могут сравниться русские поэты с красотой и изысканностью хотя бы с Бертеном. Я уже не говорю о Шенье или Парни.
В беседку стеснительно вошёл длинноногий попрыгунчик и заговорил по-французски:
– Я слышал, мадам, как вы желали оранжада. Но он, увы, закончился. Смею ли я предложить вам limonade?
– Как мило с вашей стороны!
– воскликнула Идалия.
– Жорж! Прошу знакомиться - барон Фридберг,.. э-э-э...
– Пётр Иванович, с вашего позволения...
– ...недавно из Лицея.
Жорж щёлкнул каблуками.
– Где изволите служить, барон?
– Под началом Петра Андреевича, в цензурном комитете.
– Мы ведём discussion с поручиком о поэзии...
– Скажите, месье Фридберг, как вы находите сочинителя Пушкина?
– Право, - ответствовал бывший лицеист, - когда я читал его Руслана и Людмилу, у меня создалось впечатление, что в Дворянское собрание ворвался, еxcusez moi, мужик в зипуне и - заговорил!
– Я не читаю по-русски, однако мне говорили, что он открыл новое поприще в литературе...
– Вы же военный человек, месье Геккерн, вы же понимаете, что штатский не может служить на поприще! В придворном мундире!
Жорж рассмеялся.
Они уже вышли из беседки и, проходя мимо Игоря, говорили громко, стараясь обратить на себя внимание присутствующих: Идалия и Дантес - по соображением конспирации, а юному Фридбергу льстило внимание людей высшего, в его глазах, света, куда он попал впервые. Произнесённая им шутка была услышана многими и имела шанс превратиться в bon mot. Одна из многочисленных барышень семейства Долгоруковых обещающе взглянула на юношу поверх своего стакана.
Небо погасло, и с ним погас странный свет на поляне. Игорь ещё долго стоял, боясь спугнуть видение и приводя в порядок растрёпанные чувства. "Даже пожелать мы страстно не умеем, даже ненавидим мы исподтишка!..
– думал он стихами другого поэта.
– Завтра, - бормотал он, выходя на лесную тропинку.
– Всё решится завтра".
4
Марина утром к мостику не пришла. Игорь прождал её целый час. Кожа на всём теле от вчерашней крапивы горела и чесалась, поэтому он решил искупаться. Поплавал туда-сюда, присел по горло в воде, прислонившись к деревянной свае, лицом к течению, чтоб не сносило. Вода приятно остужала крапивные ожоги. "Где же она?
– думал он тревожно.
– Ну, и предки же у неё! Что мать, что отец".
Он представил Марину, её горло, ямочку на горле, небольшие, но красивые груди с сосками, маленькими, шершавыми, как ягоды неспелой лесной клубники. Он вспомнил её глаза "потупленные ниц в минуты страстного лобзанья, и сквозь опущенных ресниц угрюмый, тусклый огнь желанья", её прикушенную губу в страхе застонать... Его рука проскользнула в плавки и стала делать своё дело, сперва медленно, а потом всё убыстряясь. Но ни первый, ни второй раз облегчения не принесли. Дышать стало, может быть, и легче, но кожа горела, прилипнув к душе. Воспалено было даже не сердце, а что-то за ним, под ним, вместо
него. "Душа? Это слово ничего не обозначает. Столько столетий его произносят, а смысл? Душа, дыхание, дух, воздух... Ничего не объясняет, почему она стала единственной, вросшей в эту мою красную кожу, в это самое, больное и стонущее, что называем душой... Любовь - это боль, - сделал для себя открытие Игорь.– Не радость, не восторг, а жуткая ежеминутная боль от страха потерять. Наверно, он, нынешний вечный житель Святых Гор, это переживал очень часто. Это чувство, наверно, как наркотик, требовало новой и новой боли. А был ли у него постоянный источник её? Единственная? Как Маринка?
Он вылез из воды, выжал под мостиком плавки. Подождал, обсыхая, ещё полчаса. Она не пришла. "Может, она на косу ушла к Савкиной Горке? С чего бы? И идти дальше, и тропка там по краю поля неудобная". И он отправился в Носово.
На окраине деревни его встретил пьяный со вчерашнего Егор Осипович, бывший зоотехник, с вечной не бритой, но и с не отросшей пегой щетиной. "Жорж, сын барона Жозефа дАнтеса", - звал его Игорь про себя. Из дыр и дырочек Жоржева ватника торчала бывшая вата, какая-то серая кудель. Брюки, крупными швами зашитые на стыдных местах, заправлены были в грязные носки, а ступни обуты в резиновые галоши.
– Слышь-ко, ...горь, - заговорил Жорж Осипович, проглатывая звуки.
– ... аптеку ...анфурики привезли...
– Что привезли?
– не понял Игорь.
Егор Жозефович сосредоточился и произнёс медленно:
– Настойку боярышника. Фанфурики, - изо рта его разило никогда не чищенными зубами, да и весь он издавал такое амбре, что стоять рядом было затруднительно; его даже комары не кусали. - Ты бы докинул ...ару ...опеек, а?
– съехал он всё-таки на обычную свою речь.
– А успеешь?
– спросил Игорь, доставая кошелёк.
– Расхватают же...
– ...а не томи! ...авай скорее! Пилять-ко до ...амых Гор!
Снабдив Жоржа Жозефовича рублём ("Уж лучше фанфурик с боярышником, чем клей "БФ""), двинулся по грунтовой дороге к дому, который снимали родители Марины. Не доходя метров двадцати до него, Игорь замедлил ход, всматриваясь. Возле ворот стояла давешняя голубая "Лада-Самара". Два знакомых жвачных пацана подпирали её синими джинсовыми задами. Игорь подошёл к ним. Они взглянули на него с любопытством.
– Это...
– проговорил Игорь в недоумении.
– Чёй-то вас сюда принесло? Надеюсь, не свататься приехали?
Парни хихикнули.
– Свататься, свататься, - ответил один.
У Игоря захолонуло сердце: оно исчезло, а вместо него всплыл со дна какой-то булыжник. Открылись малые ворота для пеших и одиноких. Из щели сперва донёсся вопрос:
– Так мы договорились? И всё будет тип-топ?
– спросил незнакомец.
– Насколько вам можно верить? Я имею в виду оплату?
– Дочь не подведёт?
Из ворот вышел Витя Колорадо. Правая рука его висела на перевязи из дорогого шарфа. Из забинтованной кисти руки торчали только три пальца. Он серьёзно взглянул на Игоря. Вслед за ним протиснулся отец Марины.
– Я всё подготовлю и дам вам знать, - закончил разговор Колорадо.
Он сел в машину за руль. Пацаны устроились на заднем сиденье. Сжав зубы от боли, местный мафиозик завёл машину.
Игорь повернулся к отцу.
– Вы что, Марину за него замуж выдаёте?
– Что вы, юноша, конечно, нет. Марина тут вообще не при чём, - и ласково пригласил зайти в дом.
Но выскочила Марина, сияющая лицом. Появилось в нём что-то, поразившее Игоря новизной. Лукавство, что ли? Цель существования?