Должница

– Нашему ребеночку уже пять месяцев. А это значит, что моей сестрице осталось жить всего четыре…

– Так вот, каков твой план? Артем говорил мне об этом, – шепчу я.

Вика передвигается по дому, будто она – его хозяйка. Словно это она жила здесь с моим, точнее нашим отцом, словно это у нее были воспоминания, греющие ей душу. Будто она – это я.

Сестра-двойник украла мою жизнь. Сестра, с хищным выражением лица и оттого совсем не похожая на меня. Не сестра, а сам дьявол во плоти.

– Артем… Артем подпортил нам игру. Мой бывший муженек убил всех моих верных людей, но обиднее всего было за старика Ахитова.

– Только до тебя не добрался, - бросаю равнодушно.

Никаких чувств. Между жизнью своего ребенка и сестрой-дьяволицей я выберу своего ребенка.

– Пытался, но не успел. Как коротка жизнь, не правда ли? – ее губы в алой помаде изогнулись в улыбке.

Что?..

– Он хорош в постели, да? Я смотрю, моя сестренка вошла во вкус животной страсти Руднева. А сперва сопротивлялась, гордячка.

Она все знает. Вероятно, видела своими глазами. И от этого становится тошно.

– Устроим девичник? Поделимся секретами как две маленькие сестрички, а?

Руднев говорил, что нужно молчать. Запихнуть свою гордость и молчать, если я не хочу потерять ребенка. И я молчу.

Тем временем Вика сдергивает одеяло с прибранной постели, кидает чистые подушки на пол и усаживается на них прямо передо мной. Ее глаза горят безумием. Это пугает больше, чем все ее преступления.

А еще ее дорогая одежда и золото с бриллиантами совсем не вписывались в наш с папой семейный очаг.

– Я начну первая! Здесь жил наш отец, да? – она обводит взглядом наш старый, но крепкий и уютный дом, - здесь он посвятил тебе все свое время.

Ее взгляд выражал неприязнь. И тлеющую ярость.

– А мне он не посвятил ничего, - закончила она мрачно.

– Почему они не были вместе? Почему нас разлучили?

Вика оживилась, когда я начала говорить. Ее глаза вновь лихорадочно заблестели.

– Они развелись, когда нам было около года. Мама забрала меня и уехала в Швейцарию, ты осталась с папой, а через годы они захотели вернуться друг к другу. И нас познакомить. Но отец был холоден ко мне и совсем не торопился в Швейцарию.

– Он погиб при перелете из Швейцарии, когда нам было по пятнадцать. Он прилетал к вам с мамой?

И хоть я понимала, что помощи ждать было не от кого, я решила тянуть время до последнего. Теплилась надежда, что Руднев… жив. Правда теплилась. Честно.

– Да. Он часто прилетал, но в последний раз самолет разбился, и он погиб. Сучка ты, Аля!

А в следующую секунду я почти что задыхаюсь от пощечины, которую получаю от нее. Длинные ногти сильно царапают щеку. Чувствую привкус крови на губах.

Тотчас же над моей головой раздается голос одного из тех уродов, который убил Михаила:

– Виктория Алексеевна, прошу помнить, что она беременна, и ребенок нам нужен абсолютно здоровый.

– Жаль!

Вика тут же натягивает улыбку на свои губы, точно дьявол во плоти. Я облизываю губы, чувствуя металлический привкус. Она точно больна.

– Из-за тебя он сел в тот самолет. И разбился. Я потеряла отца, которого у меня и так почти не было…

Вика была сломана. Все детство она копила свою ненависть ко мне за то, что рядом с ней не было нашего папы. Но и у меня тоже - не было матери. Но говорить об этом я не решаюсь. Плохая была практика.

– Моя мамочка пыталась его уговорить перебраться вам в Швейцарию. Я тебя тоже ждала. А он из-за тебя все боялся и оттягивал. То климат не тот, то переезд из родного дома сильно ранит маленькую Алю, то еще всякая ересь.

– Винишь его?

– Виню тебя, - с ненавистью шепчет она, - и за это ты поплатишься.

Глава 22.

Я отшатываюсь от клубка внезапно вспыхнувшей агрессии. Связанные руки простреливает болью, но я упорно сжимаю челюсти.

Господи, малыш, мы обязаны выжить. Выжить и быть вместе.

Все будет хорошо. Непременно. Послушай свою маму.

– Одним выстрелом я убила двух зайцев. И мужа бывшего, и тебя убью. Только сначала ты выносишь ребенка, чтобы я получила все наследство.

Вика продолжает распаляться. Ее макияж течет от собственной возбужденности. Руднев не говорил, что она психически больна.

– Почему же ты сама не родила от него? И почему вы развелись?

– А ты не понимаешь?

Качаю головой. А затем замираю, прищурившись. Вика усмехается.

– Ты угадала. Он был жесток ко мне. Ревновал, приказывал, напирал. Я была марионеткой в его руках. Вы оба - были теми, кого я сильно ненавидела. И я вас свела, чтобы вместе убить. Это я подложила тебя под него, Аля.

– И неужели ты полюбишь этого ребенка так, как люблю его я?
– дергаю руки, но вновь обжигаюсь болью.

– Глупая! Да как ты можешь любить этого ребенка, зачатого по принуждению?!

– Разве ребенок в этом виноват? Не нужно губить его жизнь, одумайся...
– прошу я.

Ее лицо становится злым. Краски сгущаются. Меня бросает в дрожь.

– Я бы не хотела оказаться на твоем месте. Таких наивных, как ты, жестокий мир сметает не глядя.

В коридоре зазвонил мой телефон. И сердце сжалось в предвкушении. Это Артем. Он едет. Вот только почему-то Вика не спешит бежать отсюда.

Она подает знак, и телефон подносят к моему уху.

– Видишь, какая я у тебя добрая сестренка?

Закрываю глаза, а сердце бьется в ожидании быстро-быстро. Но надежда разбивается вдребезги сиюминутно.

Это не Руднев. В телефоне раздается возбужденный голос Вероники, и сердце снова сжимается. Почему Руднев больше не звонил? Неужели появление Вики в моей жизни ознаменовало его смерть?

– Да?

– Я беременна, Аля. Беременна от Макара…

– Ника, ты совсем не вовремя с этими шутками.

Шепчу на грани жизни и смерти.

– Какие шутки, Аля?.. Аля?

Я не успеваю ответить. С грохотом мой телефон разбивается об стену, заставляя меня зажмуриться. Это конец.

– Лимит доброты исчерпан. Не заслужила, дрянь. Герман, уходим отсюда.