Дом на улице Гоголя

— Мысли есть; есть, кажется, и человек, который об этом может знать точно. Осталось только его выудить.

Герману не хотелось вдаваться в подробности, рассказывать про Юрчика, про Юлину «охоту за чудесами».

— Давай, старичок, выуживай активней, но желательно не с домашнего телефона. Должен предупредить: тебя могут начать слушать. Сейчас ваш телефон чист — проверено, но прошкинские людишки могут подключиться в любой момент. И тачку нужно поменять. Есть такая возможность?

— Могу взять на время машину у друга. Он надёжный парень, болтать не будет.

— Не годится, друга вычислят враз. Ладно, через...так, через тридцать минут к тебе подъедет мой человек, подвезёт ключи от тачки. Документы на машину, доверенность на твоё имя найдёшь в бардачке. Там же будет листок с номером телефона, по которому ты будешь связываться со мной. Только...

— Номер запомнить, бумажку съесть?

— Приблизительно так. Сам понимаешь, если архаровцы поляковские меня просчитают, старику Горшкову уже трудно будет тебе помочь. Но, вообще, раз ты можешь шутить, то я прощаюсь с тобой с более или менее лёгкой душой. Всё, до связи через два дня, то есть до утра вторника. Удачи, Герасим.

— Спасибо, Валя. До связи.

Положив трубку, Герман уже знал, что и в какой последовательности ему нужно сейчас делать.

Он оделся, чтобы спуститься к уличному телефону-автомату, но вовремя вспомнил о ключах, которые оставили соседи по лестничной площадке, уезжая в отпуск — из-за цветов, которые они просили поливать. Это было кстати. Через минуту он уже звонил из квартиры напротив:

— Серёга, привет! Мухой лети ко мне. Форс-мажор случился, неслабый, серьёзно.

Позвонил родителям и попросил поднять детей, покормить их завтраком — скоро он за ними заедет и повезёт за город. Потом звонок Юрчику — тишина. Звонок Михайлову — начальнику, хорошему мужику — надо бы с завтрашнего дня отпуск за свой счёт на недельку, да, по семейным обстоятельствам, спасибо.

Герман уже собирался вернуться домой, но в глазок соседской двери заметил шевеление на лестничной площадке. Прильнув к глазку, он увидел, что возле их квартиры стоит незнакомый мужчина в нелепой шляпе пирожком. Было похоже на то, что он уже позвонил в дверь, и теперь ждал, пока откроют. Не дождавшись, незнакомец позвонил ещё раз, постоял и ушёл. Когда за ним хлопнула подъездная дверь, Герман перешёл в свою квартиру. Происходящее нравилось ему всё меньше.

В огромную дорожную сумку он начал торопливо сбрасывать детские вещи, школьные принадлежности, кое-что из любимых детьми игрушек и книг. В сумку поменьше так же беспорядочно полетели Юлины тёплые вещи, бельё, колготки, кроссовки, сапоги. Из его одежды почти ничего не поместилось. Деньги, документы, самые ценные фотографии с собой, все фотоальбомы не забыть отдать родителям — не исключено, что скоро в их личных вещах будут рыться чужие люди.

Когда появился Сергей, сборы были закончены, и Гера дожёвывал на ходу бутерброд — с минуты на минуты должен был явиться человек от Горшкова.

— Ну, ты даешь, Герасим! Страху на меня напустил, я уж думал... А он в отпуск всего-навсего срывается.

— Нет, не в отпуск, Серёга, не в отпуск. Всё объясню по дороге. — Герман, уже накинув куртку, закрывал форточки, он не сомневался, что тот, кого он ждёт, явится по-военному точно.

В дверь позвонили, как только минутная стрелка показала истечение означенных Валькой тридцати минут.

Передача ключей не заняла много времени. «Машина, зелёная девятка, вот тут номер, стоит возле «Бутербродной». Знаете, где это?». Он кивнул в ответ, и Валькин посланец выскользнул за дверь. Герман хотел уже было подхватить сумки, но вспомнил о таинственном посетителе в дурацкой шляпе.

— Серёга, мне не хотелось бы светиться с этими сумками, — сказал он другу, который теперь выглядел совершенно растерянным.

Раздался телефонный звонок. Бросив на ходу Сергею: «Возьми ключи и забрось сумки в машину. Ты слышал, она стоит у «Бутербродной». Я подойду чуть позже. А ты пока сиди в машине и не высовывайся».

Гера схватил трубку. Голос Прошкина он узнал с первых звуков его «здравствуйте». Получив отрицательный ответ на вопрос, появилась ли Юлия, профессор, припустив ласковости в голосе больше обычного, разразился тирадой:

— Я не был уверен, что вы меня правильно поймёте, голубчик, поэтому в прошлый наш разговор не сказал вам, пожалуй, о самом главном: особенности заболевания вашей жены выражены в её нарушенных взаимоотношениях с категорией времени, вернее пространства-времени. Можно по-разному трактовать подобные нарушения, но суть не в этом. Дело в том, что вы, Герман Петрович, много лет были супругом женщины, живущей в несовпадении физического и биологического времени. На вас, голубчик, это не могло не отразиться. Собственно, об этом я и хотел поговорить. С вами никогда не случалось ничего похожего на дежавю? Не было у вас странных встреч, вызывающих неясные тревожные ассоциации?

— Это очень интересный разговор, профессор, но сейчас я, к сожалению, спешу, извините, — Герман старался говорить подчёркнуто вежливо.

— Да это и не телефонный разговор, Герман Петрович. К вам сегодня заглянет мой ассистент, он проведёт с вами предварительную беседу, а там, возможно, вы ко мне заглянете. Затраты на авиаперелёт в оба конца мы берём на себя, — сладкий голос профессора вызывал уже непреодолимое раздражение, но Герман сохранял любезность до конца:

— Сегодня я занят весь день: хочу немного развлечь детей, чтобы они не слишком скучали о матери. Пусть ваш помощник зайдёт ко мне завтра. Срочности, я думаю, никакой нет.

— Завтра, так завтра, голубчик. Тогда прямо с утра мой коллега к вам и заглянет. Может быть, и Юлия Павловна к тому времени объявится. Она мать, должна же она хотя бы навестить детей.

«Вот, сука, на детей, как на живца, решил Юльку ловить»,- с мгновенно ослепившей его яростью подумал Герман, и, старательно придавая голосу оттенок доверительности, ответил:

— Считайте, что мы договорились, профессор.

Последние слова Прошкина подтвердили уверенность Германа в том, что, первым делом ему нужно обеспечить безопасность сыновей. Потом поиски Юрчика — должен же тот рано или поздно объявиться.

Звонок в дверь раздался через секунду после того, как Герман начал открывать замок, чтобы выйти из квартиры. Перед ним стоял Юрчик.

— Герман, привет. Я понимаю, тебя удивляет мой приход, но нам надо срочно переговорить. Может быть, дело того и не стоит, но меня кое-что сегодня насторожило, — говоря, Юрчик в изобилии расточал те ароматы, что являются следствием «вчерашнего, плавно преходящего в сегодняшнее».

«Пруха попёрла, зверь на ловца прибежал», — подумал Герман, слушая похмельного журналиста, а вслух сказал:

— Давай поговорим по дороге — ну, очень спешу.

Только сейчас Герман понял, что совершенно не помнит: Юрчик — это междусобойное имя, производное от «Юрий», фамилия это, или вообще ни с чем не связанный псевдоним. Вероятно, когда их знакомили несколько лет назад, имя называлось, но оно напрочь вылетело из головы — Герман ни разу не слышал, чтобы этого молодого человека называли как-нибудь иначе, нежели Юрчик. Они не приятельствовали, виделись всё больше мельком и нечасто, называть журналиста, чьи помощь и доверие ему сейчас были крайне нужны, фамильярным «Юрчиком», возможно, не являлось самым удачным решением, но спрашивать, как его зовут, было, пожалуй, ещё глупее.