Дом под номером 14
Шрифт:
Что-то важное.
Настолько важное, значимое и ценное, что с Гермионой, которая внимательно слушала его, не пропуская ни единого слова, произошло кое-что. Тоже важное и значимое.
В первый раз я видела, чтобы она…
Нет, не плакала.
Не захлебывалось слезами, не ревела, не билась в истерике, не рыдала.
Только робко утирала слезы, которые никак не могли перестать течь из глаз.
Закончив говорить, Драко неловко пожал плечами, смотря при этом куда-то в сторону, и пнул носком ботинка порог. Кот, только-только успевший показать свою мордочку из-за двери, почуял в этом жесте угрозу и шмыгнул обратно.
Гермиона все же не удержалась и
Они оба неосознанно дернулись в разные стороны.
Драко отступил, сказал что-то, махнул рукой, вздрогнул, сделал еще один шаг назад и, развернувшись, быстрым шагом вышел со двора. Как только он оказался на безопасном расстоянии, его шаг замедлился — стало заметно, как трудно ему идти, наступать на больную ногу.
Это напомнило мне о тех временах, когда Гермиона не пускала его дальше крыльца, разворачивала прямо у порога и вынуждала уйти.
Но здесь все было по-другому.
Мне даже показалось, что она, наоборот, хотела, чтобы он остался.
***
Он вернулся через три дня.
Не мог не вернуться.
Гермиона была спокойна как никогда.
Она мягко улыбнулась ему, провела в гостиную, показала новые книги, спустя два часа работы заварила чай и угостила Малфоя печеньем.
В тот день она выглядела отменно: аккуратно уложенные волосы, свежее лицо выспавшегося человека, ухоженный маникюр, насколько мне было видно, чисто выстиранная и идеально выглаженная одежда, эти легкие, порхающие движения. Чем серьезнее казалась ее работа, чем быстрее стачивался карандаш, скачущий по бумаге, чем проворнее двигались пальцы, перебирающие книги и документы, тем прелестнее она становилась, словно постоянно — беспрестанно! — обновляла прическу и макияж.
Наверное, единственное, что мне показалось тогда выбивающимся из всего образа, было то, как она вздрагивала, когда Малфой обращался к ней.
И, пожалуй, очередной набор странных названий, который мне удалось разглядеть.
«Боевые за… — закрыто пальцами Драко, —…ия».
«Защита от… — кружка Гермионы, перекрывающая обзор, —…искусств».
***
Через четыре дня они настолько увлеклись, что Малфой вышел из четырнадцатого дома далеко за полночь.
***
Я бежала все быстрее и быстрее, чувствуя, как разлетается мелкая галька под ногами, поднимаются в воздух облачка пыли за моей спиной, видя краем глаза дома, ограды, чьи-то дворы, проскальзывавшие мимо с такой скоростью, будто не только я неслась по улице, но и они стремились в обратную от меня сторону, ускоряясь, смазываясь в пространстве и времени.
Я задыхалась от ветра, бившего в лицо, от разбиравшего меня смеха, от рези в боку, думая о том, что надо бы перестать так резво перебирать ногами, так широко размахивать руками, стоит замереть, и прекратить смеяться, и перевести дыхание, и…
Где-то далеко позади орал Энди — его вопли прерывались громким смехом, становились похожи на истеричные рыдания. Он не мог сдвинуться с места, согнувшись от смеха, от дикого хохота, сотрясавшего все его тело.
Он кричал «стой», и «прекрати», и «сумасшедшая», а я не могла остановиться — мне было так весело, так легко, так свободно и безумно смешно.
Господи, пусть Энди всегда будет моим лучшим другом!
Наконец, благодаря отчаянному усилию, я сумела затормозить. Резко, одним рывком. И сразу наклонилась, упираясь ладонями в согнутые колени, стараясь совладать с дыханием и разбегающимися мыслями.
Этот день — нет, это лето! — лучшее, что было со мной в жизни.
—
Прекрати! — раздалось откуда-то слева.Это был не Энди — его крик был более веселым, радостным, почти жизнеутверждающим, если вы понимаете, о чем я.
Я напряглась и развернулась лицом к — угадайте! — четырнадцатому дому. Ну конечно же, все дороги ведут сюда.
Дом возвышался надо мной немного грозно, но слишком знакомо, чтобы испугать. Все те же светлые стены, большие окна по всему фасаду, крыльцо и маленькая терраса с правой стороны от двери. Тот же двор с величавым каштаном, важно раскинувшим свои ветви, слегка пожухлой от жары травой и тропкой, ведущей от калитки к двери.
Сколько же раз я видела, как по этой тропинке шагали ботинки Драко, или проходили туфли Гермионы, или семенили кошачьи лапки.
Пожалуй, очень много, но все же чуть меньше, чем я слышала эти знакомые ссорящиеся голоса.
Ну правда же, сколько можно?!
Занавеска в окне гостиной была отодвинута ровно настолько, чтобы изнутри не было видно редких прохожих, а вот Драко и Гермиона представали передо мной в своем лучшем — из всех возможных на данный момент — виде.
Ветер пролетел по улице, прошелестел листьями, стукнул чью-то калитку о забор, взметнул шторы и вновь приоткрыл небольшую форточку в окне четырнадцатого дома. Сразу скажу — голос Драко казался намного бодрее, чем вид. Выглядел он, мягко говоря, неважно. Оттенок кожи был слегка желтоват — очень болезненно, знаете ли, — под глазами залегли серые круги, а на лбу виднелся недавно поставленный синяк.
Уж не Гермиона ли ткнула его своей палкой?
Малфой кричал.
Он вопил, срывался на пронзительный визг, яростно сверлил взглядом Грейнджер и выглядел так, что было неясно, стало ли ему дурно или он собирался заплакать в следующую секунду. Он наступал, шагая вперед, и тяжело дышал — было заметно, как отчаянно колышется грудная клетка под тканью рубашки.
Но и Грейнджер не оставалась в долгу. Я уже не раз упоминала, что в гневе она… очень злая, правда.
Это просто невозможно описать: эти горящие глаза; широко — почти уродливо — раскрытый в крике рот и тон голоса, будоражащий кровь, кидающий в дрожь. А еще руки, сложенные на груди, или опустившиеся на пояс, или вскинутые в попытке оттолкнуть…
Или притянуть ближе — чтобы кричать прямо в лицо, в уши, смотря в глаза, не оставляя шанса вырваться и избежать ссоры.
Да почему же они не могут усмирять свой бешеный темперамент? Или направлять всю энергию в более мирное русло — например, веселиться и развлекаться, как мы с Энди. Больше смеяться и улыбаться.
Я ведь так давно не видела, как искренне улыбается Гермиона, как по-доброму усмехается Драко.
Совру, если скажу, что вообще помню, когда это случилось последний раз.
Не хочу грузить вас предметом их ссоры — все было вполне привычно: череда незнакомых слов и особо изощренных оскорблений, приправленные теми жестами, которые, по-видимому, должны были убедить в правоте, но… ладони, мельтешащие перед лицом, обычно так не действуют. Хотя это и было одно из любимых и у Драко, и у Гермионы.
В принципе, стояло наравне с тем, чтобы с завидным постоянством повышать голос до каких-то астрономических высот.
Грейнджер не выдержала первой.
Когда Малфой проорал ей в лицо дурацкую смесь из «Дамблдор», «Поттер», «Лорд» и «хренова туча крестражей» (Прошу прощения за такое! Мама меня бы уж точно по головке не погладила, но я всего лишь передаю вам точные слова), Грейнджер вскинула так хорошо знакомую мне палку и на удивление спокойно и четко произнесла: