Дом под номером 14
Шрифт:
Это было странно.
Да что там странно — по-настоящему чудно. Я уверена — произошло что-то важное, что-то очень серьезное, но… Как бы так объяснить? Не совсем правильное.
Этот Азкабан, этот побег. Ведь побег редко означает что-то хорошее, не так ли? А тем более массовый? Но при чем здесь Драко и Гермиона?
Как всегда когда я надеюсь получить хотя бы несколько ответов, в итоге только прибавляется больше вопросов.
Ладно, пойдем сначала. Что я знаю про Драко, что я знаю про Гермиону?
Они занимались какими-то технологиями, они читали много книг со
П о с т о я н н о е.
Хотя у меня все равно складывалось впечатление, что их не заставляли. Возможно, немножко подтолкнули, применили особо хитрые способы, чтобы убедить, повлияли авторитетным мнением, но не заставляли в худшем смысле этого слова. Будто ту бумажку с адресом Гермионы просто подкинули Драко в нужный момент, а он сам решил прийти. И она пустила его совсем не из-за того, что ей было приказано, а потому что понимала своими чудесными мозгами, что это может привести к чему-нибудь хорошему.
Наверняка скажу глупость — но думается мне, что они трудились на общее благо.
Хотя, вообще, не факт, что они были на стороне «хороших парней», если это была какая-то борьба. Чего стоит одна татуировка Драко — самая мерзкая из всех, что я когда-либо видела!
Но вместе с тем они явно были расстроены из-за этого побега, а побег, как я уже сказала, скорее всего, не есть нечто хорошее, ведь так?
Я сосредоточилась на затылке Драко, надеясь, что он обернется и я смогу увидеть его лицо, чтобы хотя бы постараться понять, о чем он думает, что чувствует на самом деле, как относится к происходящему. Но он, наоборот, шагнул дальше от окна в сторону Гермионы и положил ладонь ей на плечо.
Она вздрогнула.
А потом — я удивилась, была шокирована, изумлена, моя челюсть, как говорится, встретилась с полом, я не поверила своим глазам и так далее и тому подобное, — потом она, не оборачиваясь, шагнула к Малфою и вжалась в него спиной, словно ища успокоения и стараясь примириться с действительностью таким простым действием. Попросту за счет тепла другого человека.
Настала его очередь дергаться.
Однако он не отступил, лишь немного переместил руку, принимая более удобное положение, и наклонил голову, будто раздумывая, прислониться ли к ее виску или положить подбородок на макушку. Он даже не обнял ее — говорю «даже» так, будто это обязательно должно было случиться, — а просто стоял, скрыв от меня Гермиону, прикрыв ее широкой спиной, и спокойно дышал, наверняка чувствуя собственную значимость. Забавно, что именно Гермиона позволила ему ощутить это.
Через час или около того они вместе вышли из дома, прошли по двору тихо переговариваясь, Драко придержал Гермионе калитку, на что она коротко кивнула, и они ненадолго остановились, заканчивая
обсуждения.Этого мне хватило, чтобы открыть окно и даже высунуться из окна, сделав вид, что высматриваю кого-то в конце улицы. Наглость — второе счастье.
Хотя и не до конца. Мне было недостаточно. Я слышала все: гудение машин на соседней улице, жужжание насекомых, скрип калиток и окон, шуршание деревьев и кустов — все, кроме голосов Драко и Гермионы.
На мою долю осталось только одно.
— Грейнджер, — окликнул Малфой Гермиону, когда та уже развернулась и направилась в противоположную от него сторону. — По крайней мере, мне больше не нужно туда ходить. Никаких дементоров и обороток.
Она нервно рассмеялась в ответ и покачала головой.
Как-то грустно и обреченно.
***
Ты переходишь в девятый класс и думаешь, что перед тобой открывается новая, взрослая и серьезная жизнь.
Но моя, наоборот, все сильнее и сильнее замыкалась в небольшой четырехугольник — окно комнаты, смотрящее на четырнадцатый дом.
***
Свой подарок на день рождения Гермионы Малфой просто вложил в книгу.
Тонкая, длинная закладка, украшенная рисунками, испещренная надписями, которая слегка светилась в темноте и казалась чуть-чуть тяжелее, чем должна была быть.
Я решила, что это странный подарок.
Хотя это было несколько прозаично: что еще связывало Гермиону и Драко сильнее, чем книги?
К тому же в дальнейшем я никогда не видела, чтобы эта закладка выпадала хоть из одной книги.
***
Я приглушила ночник и уселась прямо у подоконника, окидывая привычным взглядом улицу. В окнах постепенно гасили лампы, и лишь в четырнадцатом продолжало тускло светить.
Вечер был спокойный, приятный, мягкий — никаких агрессивных холодов, никаких гуляющих ветров, только тепло батареи, обжигающей локти. Я заерзала, принимая удобное положение, и наконец заглянула в окно гостиной.
Они все еще работали, но не как обычно — за столом было пусто, никто не метался по комнате, не было суетливых пальцев, крутящих карандаш или прутик.
Грейнджер сидела в кресле, погрузившись в чтение.
Малфой склонился над ней, также вчитываясь в бумаги, которые она держала в руках. Она задумчиво кусала губы, он едва заметно шептал, проговаривая прочитанные слова. Перед ними на столе горела небольшая лампа, окутывая мягким светом лица и фигуры. Свет был тусклым, и Малфой тянулся всё ближе, чтобы разглядеть скачущие буквы. Я заметила, что одна его ладонь лежала на спинке кресла, в котором сидела Гермиона, а вторая — на подлокотнике прямо рядом с ее левой рукой.
Внезапно я зажмурилась, почувствовав, как кружится голова.
Как будто я была там — прямо между ними, помещаясь в это до невозможности маленькое расстояние от его лица до ее волос, от груди до плеч, от ладони до локтя.
Наверняка они чувствовали запахи друг друга, могли ощущать дыхание, различать тихий шепот — Господи, да ведь они сами ни на секунду не задумывались об этом, а я сидела, как наивная дура, и не могла отвести взгляда, представляя все эти мелочи и примеряя их на себя.