Дом под номером 14

Окинув его взглядом с ног до головы, Гермиона подскочила на месте — подпрыгнула, словно девчонка! — и схватила Малфоя за предплечье, согнувшись над газетами. Она жадно пробежала глазами по видневшимся вырезкам и подняла взгляд обратно на Малфоя. Их глаза встретились, и было заметно, что он еле-еле сдерживает смех или хотя бы победную ухмылку. По-видимому, это был предмет какого-то очередного спора или невыполнимая задача, с которой он справился, но даже если это и была победа над Гермионой, она все равно была довольна — наверное, это было прорывом в их работе.

На мгновение мне показалось, что Грейнджер привстанет на носочки и обнимет Драко — такая неподдельная радость светилась в глазах, — но неожиданно ее лицо изменилось. Брови сошлись у переносицы, рот распахнулся, колыхнулись крылья ноздрей. Она дернула Малфоя за руки, вынуждая прижать папку к груди, и испуганно оглядела улицу, словно проверяя, не стал ли кто случайным свидетелем этой сцены.

Мне захотелось ее успокоить — я-то видела, что вблизи четырнадцатого дома была пусто. Но она уже втащила Малфоя в дом, сурово отчитывая за проступок, смысл которого я так и не поняла.

Кажется, я слышала слово «безрассудство», что-то похожее на «статут о секретности» и незнакомое «колдография».

Смех застрял в горле, когда я бросила последний взгляд на газеты: клянусь — величественный мужчина в странном одеянии на обложке подмигнул мне и даже вяло помахал рукой.

***

Теперь я была уверена, что подшивка странноватых «ЕП» газет стала прорывом.

Работа в четырнадцатом доме кипела, Гермиона занималась без устали, Малфой постоянно шнырял туда-сюда, каждый раз возвращаясь с пакетами, набитыми всякой всячиной, включая документы, книги, какие-то колбы и склянки, странные шкурки и порошки, а один раз он даже притащил невероятных размеров кастрюлю. Гермиона, правда, тогда почему-то долго смеялась, глядя на его усилия.

Постепенно кабинет на втором этаже преобразился: все стены были обклеены бумагами, небольшими зарисовками, планами зданий и фотокарточками. А на полу были разложены книги так, что оставалась лишь тонкая петляющая тропка, ведущая от входа к противоположной стене.

***

Во время очередной перепалки Драко сурово стукнул кулаком по столу так, что тот подпрыгнул на четырех ножках, а через три дня после этого Гермиона якобы случайно высыпала на его светлую голову полбанки сушёных зеленоватых жучков.

Вопрос для осмысления: зачем ученым-техникам насекомые?

***

Слякотный февраль слегка подпортил мое настроение и умерил пыл Гермионы. Я знала: что-то волнует её, не устраивает или смущает. Возможно, это касалось Драко или же их проекта.

Она не прекратила заниматься делами — наоборот, засела за работу, тщательно проверяя всё, сделанное ранее. Часами в окне виднелась только ее ровная спина, локоть, подпрыгивающий из-за безостановочной писанины, и смятые волосы, перевязанные крупной резинкой, то и дело спадавшие на шею и плечи.

Малфоя же совсем не волновало то, что не нравилось самой Грейнджер. Их силы распределялись равномерно, и когда Гермиона стала трудиться больше, Драко в той же мере начал отвлекаться. Он плюхался на стул у окна и, беспечно закинув руки за голову, а ноги — на стол, просиживал так до вечера, бездумно уставившись в пространство.

***

Мне стыдно признаться — на День Рождения я раздобыла настоящую подзорную трубу. Тогда я смогла разобрать пару слов, написанных крупными буквами и понятным почерком на стенах кабинета четырнадцатого дома. Разобрать, но не разобраться в них. Слова казались простым набором букв, не имеющим ни падежа, ни рода, ни смысла.

Я аккуратно переписала всё на бумажку и запрятала в нижний ящик стола. Если бы вы приподняли мои детские рисунки и билеты в кино — смогли бы увидеть непонятные «азкабан», «мэнор», «бумсланг», «упивающиеся» и «руквуд», сложенные из по-детски подпрыгивающих букв.

***

Первого марта Драко с порога направился в кухню и, схватив со стола первый попавшийся карандаш, размашисто обвел на календаре двадцать четвертое число.

***

За три недели я наблюдала сияние еще трижды.

Рысь скачком появилась из пустоты и замерла посреди комнаты, медленно поводя ушами и гоняя голубоватые облачка вокруг.

Белоснежный кролик юркнул под стол и облетел ножки, оставляя позади легкую дымку.

Горностай возник прямо на столе перед Гермионой, которая казалась изумленной, и слегка склонил серебристую голову.

Рано или поздно они все растворялись в воздухе.

***

В ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое я почти не спала — бодрствовала и Гермиона. Уверена, что она ни на секунду не прикрыла глаз в ту ночь — проверяла всё снова и снова, перечитывала, переписывала, переделывала всю их работу.

Надеюсь, что Малфой где-то на другом конце Лондона отоспался за нас обеих.

***

В день икс, отмеченный на календаре, я увидела, как выше по улице появился и двинулся вниз почти бегом незнакомый высокий мужчина с темными волосами и обезображенным какой-то болезнью лицом. Он тащил в руке смятый черный плащ, а из кармана у него торчала маска. Она была серебристого цвета, со странными символами и линиями на лбу и щеках; вокруг прорезей для глаз материал был сильно темнее, что напоминало о синяках. Недалеко от моего дома мужчина замер — я осознала, что его лицо, и без того изуродованное, исказилось. Выглядел он очень болезненно. Тяжело дыша, мужчина наклонился, оттер со лба выступивший пот и, уперевшись руками в колени, несколько раз глубоко втянул воздух. Мгновение — он извлек из кармана небольшую фляжку и опрокинул ее себе в рот.

Оттуда не вылилось ни капли.

Он пораженно застыл, а еще через секунду чертыхнулся и ринулся к дому Гермионы еще быстрее, чем бежал до этого. Я уловила его движение, когда он хотел набросить себе на голову плащ, но удержался и лишь вскинул руку, прикрыв лицо рукавом.

Я фыркнула. Как будто те, кто хотели, еще не успели разглядеть его.

Он пронесся по двору и с разбегу наткнулся на дверь четырнадцатого дома, молотя по ней руками. Когда Гермиона показалась на пороге, он выпалил одно слово и мгновенно втолкнул ее внутрь, пинком захлопнув дверь за спиной.

Слово, произнесенное им, было мне незнакомо: «Дементоры».

Через пару часов, вернувшись к окну, я заметила в кухне Драко: он был бледнее обычного, взгляд отрешенно замер на стене чуть правее окна, а на лбу особенно четко выступала длинная морщина. Одна его рука крепко вцепилась в чашку чая, которую постоянно пополняла Гермиона, а вторая елозила вымазанными пальцами по столу в поисках кусочка шоколада.

Весь стол был завален фольгой и пустыми обертками, а на краю лежали два прутика: тот, что принадлежал Драко, и чуть подлиннее, с витиеватыми узорами.