Дом Ветра
Шрифт:
***
Зима 1988.
Новый год начался, как всегда, скучно, подумал Джозеф. Он закрыл ящик стола, поворачиваясь к окну. Уже наступили сумерки, ночь укрыла этот порочный, но такой родной город, накинула покрывало, рассыпала звезды, и синий шатер светил для всех в эту ночь. За окном играл ветер, на душе было скверно. Джозеф плеснул себе бурбона в бокал, задумываясь над своей жизнью, которую он медленно пускал под откос. Он давно не был тем, кем пришел в эту семью. Из-за вечно пьющего отца ему пришлось взять на себя почти все управление «Лейтон и Ко», если бы не Гарри, то он давно бы наложил на себя руки. Остальные акционеры вечно пытались его шантажировать и, голосуя, отправляли в небытие новые разработки, которые продвигал Гарри. Все давно поняли, что два брата,
— Ну, что ты нюни распустил! — кричал Роберт. — Если мы свернем пару проектов, то ничего не случиться. Так и знал, что не стоит этому Гарри продавать акции, он слишком много хочет.
— Он мой брат, начнем с этого, отец, — процедил Джозеф, — А потом, если мы не будем развиваться, то просто обанкротимся.
— Все и так хорошо! — рявкнул Роберт. Джозеф заметил, как совет директоров, сидящий в аудиенц-зале, смотрит на них в открытую дверь.
— Сейчас не время профсоюзов, и мы должны развиваться, как просит Тэтчер, — сухо и громко произнес он. — Я, конечно, понимаю, твои директора привыкли не рисковать, а потом там давно сидят не врачи. И еще мы с Гарри продаем часть акций, чтобы кто-то еще отрезвлял эту шайку, — он собрался уйти, как его задержал Роберт.
— Ну-ка вернись!
— Зачем?! Все и так решено! — он хлопнул дверью, поступая, как мальчишка, но по-другому он уже не мог поступить.
Пусть Роберт побесится, ничего, пусть поймет, что так жить больше нельзя. Он встретил Гарри, который опаздывал на совет.
— Что случилось? — спросил он.
— Все без нас решено, братец, — зло прошептал Джозеф. — Мы будем продавать часть акций, я выкуплю ее у Вандервильса, он порядком мне надоел, поэтому он продаст, я знаю, как на него нажать, — Гарри смущено посмотрел на брата.
— И как же? Ты и так отказался жениться на его дочери, это его взбесило! — он вспомнил ту историю, когда Роберт стал навязывать ему эту Ребекку, но Джозеф сказал, что не позволит торговать собой, как это пытались сделать с Бетти, и потом его устраивала жизнь плейбоя.
— Я же не товар, я знаю о его махинациях на его трасте, так что продаст, если не хочет сесть и надолго! — Гарри заметил жесткую ухмылку и сам ухмыльнулся.
— И кому продашь?
— Холли, она умеет всех строить, даже тебя!
— Даже не смей, она же ждет ребенка, ты же знаешь, что ей нельзя... — его оборвал Джозеф: — Ну, и ханжа же ты, Гарри. Все просто: пока она будет дома, а поскольку ты ее муж, мы с тобой станем в равных долях, — до Гарри медленно доходил смысл его затеи. — А потом мы и ее включим. Вас не просят каждый день быть в этом чертовом офисе.
— Здравствуйте, дядя, — услышал Джозеф, он обернулся. Перед ними стоял разъяренный Роберт.
— Что ты творишь?!
— Я не позволю тебе все рушить, — крикнул Джозеф. — И я не позволю тебе разрушить нашу семью до конца.
— Ты, зеленый юнец, не смей мне указывать! — Роберт был готов схватить его за грудки. Жаль, что он не воспитывал его, и жаль, что не внушил что надо.
— Знаешь, что, папа, не указывай мне и Гарри, как нам жить! — они с Гарри вошли в здание, потом засмеялись. В тот день они добились своего.
***
Весна 1988.
Март для великолепной шестерки выдался непростым. Холли родила мальчика, которого назвали Кристофером Бренданом. Гарри был счастлив, особенно после того, как они с Джозефом одержали победу. Все шло неплохо, они постепенно изживали неугодных им акционеров, привлекая новых партнеров и спонсоров.
Полли переехала к Айку Руммерсу, с которым почти год встречалась, и когда он предложил ей жить вместе в его квартире над лавкой, она согласилась. Она просто парила. В их квартире царил обычный бардак, по утрам, лежа вместе в постели, они курили, а потом она готовила ему завтрак, после они шли работать в лавку, а вечером им принадлежали
все пабы и рестораны. Такой богемный образ жизни не казался Полли аморальным, последний год она вообще делала то, что хотела. Она училась и работала, и, самое главное, присущее ее возрасту чувство вечного кайфа от жизни ее не покидало никогда. Молодость — время ошибок, и она, не задумываясь, их делала, она не сожалела, что закурила, не думала, что все это приведет ее к бездне, ее мало это беспокоило. Главное, что они наслаждались друг другом, и, вечером гуляя по пабам, слушая музыку и выпивая, они чувствовали себя настоящими людьми своего времени.Флора поняла, что снова беременна. Это было как раз не вовремя, потому что скоро ей надо было сдавать книгу в редакцию, но Ричард уверил ее, что они справятся. У него было качество, которое она больше любила, — это умение ее убеждать и при этом особо не настаивать. Он купил им домик, куда они ездили на выходные (Ричард разводил там цветы), она, выходя на веранду, садилась, писала свою книгу дальше. Воздух в сельской Англии всегда был чист и свеж, а ароматы цветов, привезенных в Лондон, наполняли ароматами их квартиру все неделю.
Дженни и М-Джейн наслаждались новой жизнью, откинув в стороны все сомнения и страхи.
Все больше и больше впадал в апатию Джозеф. Хорошо, в одном было кому его поддерживать. Время, казалось, шло медленно с того дня, как их жизнь круто повернулась, будто бы прошла целая вечность. Эти два года мало что принесли им, словно судьба над ними насмехалась. Вверх — вниз, темная полоса — светлая полоса. Время полного триумфа прошло, настало время трагедий, которые поджидали их везде. На фоне спокойствия, как скрытая болезнь, происходила настоящая человеческая драма. Уже ничто не могло их вернуть в то беззаботное время. Они взрослели и переступали порог жизни, когда бывает страшно оттого, что не знаешь, что будет завтра.
Как и у старого поколение Лейтонов, у них грубела душа, она вся была покрыта шрамами.
***
Осень 1988—весна 1989.
У Флоры в октябре родилась еще одна дочь, которую назвали Даниэла; Дженни радовалась за сестру, сама мечтая сделать счастливым Роджера. Позже, перед самым Рождеством, Дженнифер родила недоношенную девочку. Роджер не мог скрывать своего беспокойства, на три недели он забросил все дела в студии, позабыв о предстоящей презентации. Он винил себя в произошедшем, ведь именно он настоял на этом, именно он запретил ей сделать аборт. Дженни оправилась быстро, но девочка, которую нарекли Патрицией Кэтрин, лежала за стеклом. Она была такой крошечной, отчего сердце Дженни сжималось до размера грецкого ореха. Но прошло время, и она смогла брать малышку на руки, радуясь каждому новому мгновению. Ее опасения растворились, перестали ее терзать, и тогда она смогла обрести покой.
Когда-то развод в их семье был трагедией, но сейчас он стал благом для них, освобождением от прошлых оков ханжества и невежества.
Восьмидесятые шли к своему логическому завершению, и наши герои уже с теплотой вспоминали хаотичные семидесятые. Под натиском времени изменилось все.
***
Голова шла кругом от бесконечных совещаний, они с Гарри и вправду выжимали все из своих партнеров, и им было уже трудно устоять перед молодой тройкой Лейтонов. Эта троица быстро навела порядок, правда, из-за этого они нажили себе много врагов. Гарри с Холли разрывались между компанией и клиникой, а Джозеф постепенно забирал у пьющего отца власть. Усталость долго копилась в нем, и поэтому он собрал вещи и решил съездить на Ибицу. Для его сестры это было волшебное место, и он хотел это проверить на себе. В свои двадцать шесть он оставался тем же плейбоем, что и в начале пути. Он все так же соблазнял девушек, ведя список побед, он мог жениться на любой из них, но что-то не екало при виде их. Джозеф уже начинал сомневаться, может ли он вообще любить. В его семье быть с черствым сердцем — норма. Его прадед никогда не знал слова «любовь», его родители — словосочетания «супружеское счастье». Хотя он знал, что они, ирландцы, были с горячим сердцем и пламенной душой, но уже много лет они живут здесь, в Англии, и их сердца загрубели.