Дом Ветра

Его адвокат посмотрел на него, записывая на листке новую сумму отступных, Джозеф молча кивнул, смотря на Бланку. Как он мог этой дряни, похожей на ангела, позволить так нагадить в своей жизни. У его брата и сестер давно были уже дети, но не у него. После того, как Банка убила их ребенка, он хотел уйти в запой, но лишь его выработанное с годами самообладание не позволило это сделать. Для него это было шоком, он ожидал, что с рождением ребенка у них все наладится, но, как оказалось, даже осознание не смогло им помочь, и теперь они сидят на разных скамьях, готовые кинуться друг на друга. Он ненавидел ее, она ненавидела его, и каждый винил другого.

Адвокат озвучил сумму для Бланки, и мать стала ей что-то нашептывать, и она сказала, что хочет больше. Черт! Ну, сколько еще ей надо будет выпить его крови, чтобы она от него отстала и дала ему жить спокойно с Эсме, тем более что через полгода у них будет ребенок. Он назначил еще большую сумму, она что — решила его разорить таким образом? Однако ведь ее никто не просил приезжать сюда, никто не просил ее соглашаться стать его женой. Он даже ее не любил, когда они женились, — чего она тогда хочет от него?

Бланка согласилась. Через месяц будут подписаны все документы и он будет свободен, это уже радовало. Он давно подумывал продать свою квартирку и купить нечто побольше, но сейчас было не до этого, он и так потерял много денег.

***

Лето 1992.

Больница вызывала в нем противоречивые чувства, хоть и он сам был врачом. Он сидел в кабинете Гарри, ожидая, когда позвонят и сообщат о Эсме. Мало кто знал, почему он стал врачом, он столько лет хранил в своем сердце тайну и данное им обещание, многое из памяти уже поистерлось, но только не та ночь, после которой он определил свое место в жизни. Сейчас многое казалось смешным, но тогда он жил чувствами, а не головой. Ему было всего-навсего шестнадцать, совсем молодой, когда он понял, что любит Фиону Харт. Он знал ее много лет — она жила в соседнем приюте для девочек. Эта курносая задорная девочка со смешными вишневыми глазами, с густой гривой темно-рыжих волос привлекла его, но была просто другом. Это было бунтарское время, и он был влюблен, только Фиона не отвечала взаимностью. Как-то она пришла к нему, они сидели во внутреннем дворике одни, и она призналась ему:

— Я жду ребенка. Джозеф, помоги, — ей было только шестнадцать, и это поразило его, и это стало его прозрением, в тот день он повзрослел. Он не знал, как ей помочь, и через три дня ему сказали, что она упала с лестницы. Конечно, это не была случайность, и, оказавшись рядом с другом, он только и смог сжать ее руку.

— Скажи, кто тот подонок, что сделал с тобой это? — спросил он, она ничего не ответила, лишь только разжала его пальцы.

Для него это была трагедия, в ту же ночь он поклялся, что станет врачом и что не будет любить. Однако мужчина влюбился без памяти в Эсме, и сейчас ему было страшно, у нее были преждевременные роды; как врач, он знал, чем все это может закончиться. Например, Фредди и Беатрис тяжело переживали произошедшие, но они не расстались. Джозеф боялся ее потерять, Эсме была необходима ему, как воздух.

— Джозеф, — Гарри вошел в кабинет.

— Что-то случилось? — спросил он, резко обернувшись к нему.

— Пока нет, успокойся, я сам бывал в такой же ситуации и пережил, — Гарри плеснул в бокал вина для брата.

— Я с ума сойду, — прошептал Джозеф, кто-то позвонил, Гарри снял трубку. — Ну, что там?

— Я тебя поздравлю: в нашей семье еще один наследник, — Гарри обнял его, а потом подтолкнул его к выходу.

Джозефа переполняли разные чувства и эмоции, от счастья ему хотелось кричать. Только Эсме его беспокоила, она была бледная и натянуто улыбалась, но, неверное, это было больше от усталости, нежели чем от разочарования.

— У тебя сын, — прошептала она.

— Я знаю, — тихо ответил он.

— Как мы его назовем? — он сжал ее руку, и Эсме не разжала кисть.

— Чарльз Блейк, — предложил Джозеф.

Эсме по-детски посмотрела на все — и почему она боялась его? Джозеф любит ее, и, самое главное, он был готов носить ее на руках, исполнять все ее капризы, дать все то, что она заслуживала. Она безмятежно уснула, просыпаясь с легким рассветом, все комната была залита светом и завалена цветами, ее любимыми белыми хризантемами. Все, что она хотела, она получила, она завоевала неприступного Джозефа; ведь все знали, что он не способен на любовь, но только ей он говорил: «Я тебя люблю» — и это было волшебно, это было настоящим.

***

Сентябрь—декабрь 1992.

Ли Харрингтон был местной грозой, преподаватели любили его за ум и остроту слова, девушки сходили с ума, потому что в этом полу-англичанине-полу-японце было какое-то своеобразное очарование. Еще у него была девушка, Стефания Аперсон, или Стиви, они оба были представителями высшего класса: он — лордовский сынок, она — дочь барона — и они выводили ее из себя. Оба. Кэрри не могла слушать голос этой Стиви, у нее просто не укладывалось в голове, как такая дура могла нравиться такому умному парню, хотя и сам Ли не очень-то нравился ей. Она увидела его впервые, когда стояла со стопкой книг у аудитории, болтая с Тиной Жоспен. Он засмеялся, и ей захотелось выцарапать ему глаза.

— Ах, эта милая невоспитанная девушка! — воскликнул он, Кэрри подняла на него свои голубые глаза, в них за холодной ирландской сдержанностью можно было прочесть злость.

— Для вас леди Холстон, — четко произнесла она, не отрывая глаз от его полных губ и ниспадающих на лоб темных шелковых волос.

— Как учтиво, леди Холстон. Не врите, никакая вы не леди, — Кэрри снова подавила в себе порыв ударить его.

— Мисс Лейтон, — ее окликнул профессор Берни, все обернулись. — У вас отличная работа, ваш отец, наверное, просто гордиться вами, а ваш прадед просто бы восхищался, а ваш прапрадед, профессор Грандж, наверное, плакал бы от радости. Вы умница. Кстати, мистер Харрингтон, советую вам поучиться у мисс Лейтон, хоть и она с первого курса, — внутри у Кэрри все ликовало от счастья и от того, что теперь многие знали, кто она.

Кэрри понравилось то, что к ней стали приглядываться, тем более что во многом она преуспевала, и большинству стало казаться, что она вытесняет со своего Олимпа Ли. Кэрри, до этого скромная девушка, привлекла к себе многих парней, они хотели ее общения, но она не желала большего. Именно ее неприступность держала их всех рядом с ней.

— Что ты делаешь? — спросил Ли. Он сел рядом с ней, заглядывая в ее книги и стопки исписанных листов, у нее был причудливый почерк. — Может, я помогу?

— Я сама, — ответила Кэрри. — Слушай, я сама справлюсь, тем более что медицина — у нас это семейное.

— Не нужно боятся помощи.

— Я лазила в учебники отца с пятнадцати лет, так что я много что знаю, — он вздохнул, беря ее ладонь в руки.

— Ты всегда такая? — она не понимала, что точно он имеет в виду, то ли ее женскую неприступность, то ли самостоятельность.

— Всегда, до одиннадцати лет я была эгоисткой, считая, что должна разрушить брак отца и мачехи, думая, что кроме моей покойной матери он никого не любил по-настоящему. Но когда он ушел из семьи, я поняла, что не права, — начала она, не понимая, какой черт ее дернул рассказать о своей семье. — Мне было необходимо доказать отцу, что я такая же, как и все.

Ее вдруг охватила злоба, потому что она не понимала, почему он так поступает с ней: то заигрывает, то делает вид, что она пустое место. Неужели все так и будет продолжаться, и все так же он будет играть на ее чувствах, или его это просто забавляет? Кэрри многое просто не понимала, она видела, как родители общаются на каком-то тайном языке, и каждое слово и движение что-то значит. Но все действия Ли для нее стали непостижимой загадкой. Больше всего ее вывело из равновесия то, что он собрался жениться на этой глупой девчонке, у которой на уме только деньги и она сама.