Доминант
Шрифт:
– Ну да, я поэтому и говорю… - я делаю паузу, начав говорить, не зная, впрочем, чем окончу говоримое, а свои слова сопровождаю жестами рук, пожиманием плеч, в общем, начинаю позволять себе поведение, которое не может быть поведением того, у кого нет свобода выбора, - просто, если Госпожа очень хочет кофе, то она могла бы…
– А ну-ка замолкни, - выстреливает она, сощурив глазки, и в мгновение оказывается передо мной. Каблуки отчеканивают по кафелю и паркету четыре жёстких шага.
Я зависаю руками на половине жеста, смотря в её глаза на пути ко мне. Так мы и замираем друг против друга. Наташа в упор всматривается в мои глаза, гипнотизируя моё внимание своим прищуром, и я не могу сообразить, где сейчас фокус её поиска: во мне или у неё внутри. Что она пытается найти: свою точку доминанта или мою –
– Ляг на пол, - говорит она и, повернувшись спиной, делает от меня пять красивых маленьких шагов, а затем поворачивается ко мне лицом.
К тому моменту, когда она поворачивается, я ещё не успеваю выполнить её команду, которая прозвучала наполовину как просьба. Она ждёт. В итоге я делаю, что она попросила.
– Перевернись на спину.
Я переворачиваюсь, а она начинает ходить вокруг, приближаясь ко мне.
– Вытяни руки по швам.
Выполняю.
Наташа подходит и останавливается над моей головой, которая оказывается между её сапог. От видимого меня хватает истома.
– Тебе понравилось, когда тебя используют не по назначению?
«Любовное настроение» мгновенно улетучивается, я теряюсь: это часть игры или она сдалась, и сейчас всё серьёзно? Но тогда меня унижают! Я напрягаюсь. Её слова тянут меня в одну сторону, а ели улавливаемый контур её чёрных трусиков под юбочкой в другую.
– Мне никогда…
– Я спросила тебя не для того, чтобы ты подумал над ответом.
– Хорошо.
– Что?
– Хорошо! – возвышаю я голос.
– Ты последний раз сказал так громко. Скажи так, чтобы мне понравилось. Без вопросов.
Вопрос «а как?» застревает у меня в горле.
– Я сделаю, как ты скажешь, Госпожа, - уже тише.
– Кла-ас-с, - выдыхает удовлетворённо она и задирает головку кверху, но тут же опускает бесстрастный взгляд на меня снова.
– Покажи мне свою преданность.
Вскочить и сделать ей кофе? Конечно она не об этом. И ноги гладить я не могу, это можно расценить, как сексуальное домогательство, да и разве я могу дотрагиваться до своей Госпожи без её разрешения? А главное, я вообще забыл, что я хотел, чтобы у нас всё происходило как с Мартой…
Поворачиваю голову и начинаю лизать её сапоги.
– Вот та-а-ак, кла-ас-с, а теперь тут, - она подставляет к моему рту каблук, - молодец. А теперь другой.
Лижу другой сапог.
– Забирайся языком выше.
Отрываю голову от пола.
– Теперь, ещё выше.
Приподнимаюсь на локтях.
– Другой.
Переключаюсь на другой сапог.
– Выше.
Миную границу сапога и перехожу языком на чулок.
– Выше.
Поднимаюсь своим лобзанием выше её колена.
– А сейчас не говорила «выше».
Возвращаюсь языком на прежние пару сантиметров вниз, с которых инициативно устремился вверх по внутренней части бедра.
– А теперь выше и задери чуть-чуть юбку. Да-а, - снова выдыхает удовлетворённо она на выполненную мной команду.
Теперь это были команды, но команды, в которых ещё не появилось силы, но исчезла слабость.
– Задери юбку выше трусов.
Выполняю чётко.
– А теперь лижи их.
С щемящим удовольствием вцепляюсь в бугорок на её трусиках, и начинаю делать, что мне приказали, пытаясь нащупать и массировать языком то место, после ласки которого она уже не захочет останавливать меня. Наташа даёт нам обоим потерять голову, я продолжаю выполнять команду, и уже где-то позади, что теперь это не будет не происходить.
– А теперь отстань, - и она отталкивает меня коленом, - это
будет тебе уроком, чтобы больше не давал мне то, что я не хочу. Понял?– Да, Госпожа.
– То, что я заставила сделать тебя сейчас, больше от тебя не потребуется. Ты для этого не нужен – неподходящая персона.
Состояние от ожидания, что следующий момент будет ещё приятней, и никак не наоборот, с окончанием её фразы сменяется на такое разочарование, что я оказываюсь близок к тому, чтобы всё остановить.
– А тебя можно иметь, - говорит Наташа.
– Да, Госпожа.
– Да? – Наташа изготовляется.
От её интонаций всё приятное опять возвращается, хоть я и не понимаю ход её мыслей, и не могу определить, что она хочет услышать.
– Госпожа?
– Госпожа Наташа, - поправляет она меня.
– Да, Госпожа Наташа.
Она умолкает. Я застываю в ожидании.
– Я хочу шампанского? – спрашивает она.
Бросаюсь к бокалу с шампанским, который стоит тут же на подоконнике, и подаю его ей.
– Пошли, - говорит она, приняв от меня бокал и отпив один глоток.
Я следую за ней. Поведение Наташи начинает отдавать развязностью, сквозь которое пытается пробиться дерзость.
Она следует в душевую, я за ней, потом покидает её, отпивая на ходу шампанское, идёт к двери, которая ведёт в хозяйственное помещение. Наташа нагло осматривает один за другим помещения моей квартиры, открывает тумбочки, шкафы, трогает вещи – это определённым образом начинает сказываться на моём состоянии. Её ухоженные ручки, хватающие за мои пиджаки, висящие на вешалках, и резко раздвигающие их в стороны, будто она ожидает за ними что-то увидеть, доставляют мне неописуемое удовольствие своими замираниями после резких движений; цоканье её каблучков, резво перемещающейся из одного помещения в другое, действуют на меня как маятник Ньютона. Мне начинает казаться, будто с каждым ударом каблучка я утрачиваю какую-то свою часть, и всё уменьшаюсь и уменьшаюсь... На время, когда ей нужны две руки, она протягивает мне, не глядя в мою сторону, бокал с шампанским, а потом таким же жестом возвращает его для себя обратно. Она ничего не говорит.
(Я не поверю, что она сознательно устроила это шоу, потому что она не могла спрогнозировать последствия, которые явились. В противном случае она чудовищно умна! Или мудра. Ну не могла она знать, что все эти её наглые лапание, двигание, тормошение и прочие действия в отношении моих вещей, перемещение предметов с одного места на другое и невозвращение их на свои места, приведут к тому, что я постепенно буду утрачивать осознание себя, как хозяина тут, как собственника всех этих вещей, но это постепенно стало происходить, пока, в конце концов, я не перестал думать вообще. Я не мог думать!)
– Мне жарко, сними с меня блузку! – круто выговаривает она, продолжая неистовствовать по моей квартире.
– Да, Госпожа Наташа! – лихорадочно бормочу я.
Незакрытый до конца шкаф посылает мне в висок копьё за копьём, из открытых шуфлядок тумбочки вытекает зелёная пузырящаяся слизь, норовя оторваться и плюхнуться на паркет, я слышу треск выгибающихся ножек невидимых моим глазам стульев в столовой, оставленных там стоять в бессистемном порядке, и я со страхом рассматриваю Наташу, грудь которой видится мне единственной шевелящейся вещью в застывшем мире, когда она останавливается у своего наряда, который я ей купил, и, указывая на него пальцем, уставляется на меня. Я опешивший, встрёпываюсь и…пугаюсь. Но пугаюсь не её. Я не понимаю, почему она без блузки. Я всегда был рядом и я бы увидел, как она её снимает. Но я не помню, чтобы это случилось. Я с десяток раз прокручиваю всё от начала до конца, и везде помню, что она была в чёрной прозрачной блузке, она должна была быть в ней, потому что так была одета Марта, но сейчас передо мной стоит женщина в одной юбке, чулках, сапогах и лифчике. У меня проскакивает мысль сказать «стоп», чтобы разобраться в этом вопросе, и для меня это принципиально, и для этого мне требуется точка, на чём остановить свой взгляд… Но вопрос о блузке испаряется, как его и не бывало, за проблемами, которые я вынуждено начинаю отмечать: брошенный на пол бокал, сдвинутая со своего места и теперь уродующая интерьер, чёрная, пупырчатая, почти метровая ваза с искусственными чёрными и одной белой розами, незакрытая дверь в хозяйственное помещение(!)…