Доминант

Я не могу выговорить ни слова, лишь пару раз дёргаюсь, а не качаю головой, протягивая руку в сторону «её» вещей.

Наташа опускает руку, я свою. Затем она наклоняется и берёт туалетную воду. Читает название, открывает крышечку и, поднеся флакон к своему носику распределительной головкой, втягивает запах.

– Тебя нравятся эти духи?

– Д-да, Госпожа Наташа!

– Очень-очень?

– Да, Госпожа Наташа, очень-очень.

– Они подойдут мне?

– Более чем, Госпожа Наташа!

На самом деле, я стою и не могу вспомнить ни самого запаха, ни того состояния, которое он во мне вызывает, ни тех мыслей, которые он у меня запускает. А ведь при моей нулевой памяти на запахи, помнить этот было для меня всегда предметом изумления, не говоря уже о действии, которое он оказывал на меня. И вот, это оказывается следующим, за что я не могу ухватиться, чтобы начать раскручивать происходящее в другую сторону закручивающемуся, подобно водовороту, и утягивающему меня по спирали в бездну, где мыслей становится всё меньше, а оставшиеся всё слабее, где небо перестаёт иметь оттенки, и исчезают люди, но лишь голос неизвестной мне женщины сохраняет силу, лишь маячивший передо мной её милый женский образ имеет власть и волю, лишь её мысли остаются единственным, на что можно опереться, чтобы жить.

Я вспоминаю, что рассчитывал на этот запах, но не могу вспомнить – на что именно?! Внутреннее сражение длиться несколько секунд, и я вспоминаю: этот запах должен был придать нашей с Наташей встрече более глубокое переживание, уподобив её через ассоциативный ряд сценарию одной из последних, запавших мне встреч с Мартой, когда материализация её желания в отношении меня достигли высшей точки, проявляясь в физическом контакте.

На моё «более чем» Наташа неоднозначно улыбается. Затем укладывает духи на место и смотрит на них. Я слежу за ней, смутно догадываясь, что что-то не произошло, а должно было произойти. Через пять секунд она опять наклоняется, хватает флакон и уверено направляется с ним в прихожую. Я трушу за ней. Она подходит к своей сумочке и начинает в ней рыться свободной рукой, а потом вытаскивает оттуда рубиновый, узкий и продолговатый предмет, который оказывается другим флаконом духов. Наташа смотрит на один, потом на другой, суёт мой себе в сумочку, а со своим отправляется обратно в гостиную. В гостиной она подходит к дивану, где лежит приготовленный для неё наряд со скрученной в несколько витков плетью на нём. Только что внутри этой плети красовался чёрный бриллиант, а теперь она укладывает на это место ярко-красный с фиолетовым отливом рубин. Чёрный диван, чёрная одежда на нём, витки чёрной плетёной кожи и рубин в самом центре.

– Полижи его! – приказывает мне Наташа.

Я смотрю на губы, сказавшие это (в глаза уже не смотрится само по себе). Мне думается, что ни эти губы сказали это, не могли эти губы это сказать. И почему она сказала «его», ведь это были духи, она ж не может догадываться, что для меня это сейчас «он» - «рубин»? Неизвестный источник заполняет меня куда большим желанием сделать то, что она попросила, чем это хочется ей самой, как видится, и чтоб она непременно на это смотрела, и я опускаюсь на колени на пол, и начинаю лизать флакон, к которому только что прикасались её руки, и куда-то уходит тревога. Это так странно, но натурально, так не осязаемо, но явно. Остаются только я и мой язык, скользящий по граням и гладкой поверхности стекла. Еле улавливаемый запах духов окутывает меня приятным неожиданным дурманом. Я пытаюсь представить его продолжение, то есть распыление его на этой женщине, на той, которая его только что сюда положила…

– Снимай джинсы, - командует она сверху.

Ещё странность - я воспринимаю говоримое ей, как команды, но Наташа не командует, она просит, это просьбы. Однако, замечательным в её просьбах оказывается именно не наличие силы, которой подчиняешься, как силе, но отсутствие слабости, и это действует. Иной раз можно услышать громкий приказ, но голос приказывающего дрожит, и ты бежишь от этого человека, только чтобы не заразиться его несостоятельностью и слабостью, и ничто тебя не преследует, но исходящее от Наташи, лишённое всего лишь слабости, не порождает вопроса «зачем?», а воздух наполняется какой-то мрачной торжественностью.

Я исполняю её просьбу, не прекращая предыдущего действия. Сейчас она получит зрелище, которое окончательно дезорганизует меня в её глазах – меня голого, стоящего на коленях. С этого момента или она станет относиться ко мне как к рабу, или сконфузится, может растеряется, и игре конец.

– Больше не хочу ничего делать, - говорит она.

Я продолжаю облизывать флакон её духов.

– Встань, возьми духи и побрызгай ими меня.

– Да, Моя Госпожа

– Твоя Госпожа, да.

Я изготовляюсь с флаконом.

– Под волосы на шею, - говорит она, и при этом остаётся стоять, как стояла.

В этот момент или что-то следуемое возвращает меня в сознание, или что-то отступившее из предыдущего позволяет этому произойти, но я приятно радуюсь, и говорю себе, что настал мой черёд «лишить» её разума.

Огибаю Наташу, отложив флакон с духами в сторону, и подступаю к ней сзади. Одними пальцами захватываю локоны её волос, свисающие по бокам её лица, и притягиваю их ей на спину. Затем подхватываю большими пальцами с исподу всю копну волос, а ладонями накрываю всю затылочную часть, и собираю волосы в один хвост, который зажимаю в одной руке. Я стараюсь действовать нежно, забочусь, чтобы ей было приятно, но в то же время вкладываю в свои движения некоторую силу, чтобы нежность заставляла трепетать её внутренности, а сила щекотала её женское начало. Удерживая хвост в руке, дотягиваюсь до флакона и спрыскиваю одну его дозу ей на шейку.

Я никогда не жду, чтобы выветрился спирт, а сразу принюхиваюсь, а потом повторно, а через некоторое время, отдышавшись, втягиваю аромат в третий раз, и по тому, чем представляется мне тот или иной запах духов на каждой из стадий его вдыхания, стараюсь судить, каким он будет вообще. Впрочем, на каждой девушке один и тот же аромат будет «звучать» по-разному, не говоря уже об одежде, которая сегодня на девушке одна, завтра другая, что тоже определённым образом влияет на «звучание» аромата.

Но сейчас я не могу наклониться и понюхать, что это за «водичка», я не получил на это разрешение, и я делаю это украдкой. Очень сладкий, безумно дурманящий запах заполняет собой всё моё мироощущение, как несколько минут назад это сделал голос Наташи, вытеснив из меня все внутренности, и поселившись в нём единственным числом. Я понимаю по началу запаха, что быть ему «бомбой»-воспоминанием мне в будущем, когда через некоторое время на него аккуратно уложатся все наши пакостные, но приятные действа.

– Теперь прижмись ко мне, - говорит Наташа.

– Как захочется Моей Госпоже, - отвечаю я и выполняю её приказ.

– Возьми меня за подбородок, задери его и побрызгай на шею спереди: слева и справа.

– Да, Госпожа Наташа.

Её приказ совпадает с моим настроением. Мне очень захотелось сейчас же сделать с ней что-то такое, и как минимум прижаться к ней сзади.

Я обхватываю её за живот правой рукой, в которой духи, и прижимаюсь к ней сзади, делая рукой едва ощутимый жест, прижимая Наташу навстречу к себе. Её круглая и упругая попка приходится мне на бёдра, и оказывается прижата к ним, и это принимает форму какого-то просто дикого эротического акта. Пока я выпускаю Наташины волосы, беру ею за подбородок, задираю его и покрываю ей шейку по дозе духов на каждую из её сторон, как она и приказала, я возбуждаюсь настолько, что она не может не почувствовать это своей попкой. Отпустить её сейчас представляется для меня пыткой, которую я не готов вынести, и я позволяю себе подумать, что с меня хватит, что на сегодня хватит, нам хватит, уже можно просто что-то сделать!..

– Отступи, - следует её спокойная команда.

– Да, Госпожа, - отвечаю я, и голос мой отмечается хрипотцой.

– Рассматривай меня, - говорит она, - но прежде налей мне чего-нибудь крепкого.

– Да, Моя Госпожа.

Я бросаюсь к бутылке бренди и чистому снифтеру, и заполняю его до края широкой части. Затем подхожу с бокалом к Наташе и протягиваю его ей двумя руками, отступаю.

Стоя с опущенным лицом, украдкой бросаю взгляд на носки сапожек Наташи, позволяя себе незаметно скользнуть взглядом чуть выше, но чтобы она это заметила, равно как и то, что я пытаюсь быть не обнаруживаемым. Дожидаюсь, когда Наташа делает первый глоток, и тогда уже принимаюсь к исполнению второй части её приказа – начинаю откровенно её разглядывать.

Сначала устремляюсь взглядом в область шеи. В глаза решаю не смотреть, но зато подольше задерживаюсь на лице и волосах боковым зрением. Ещё раз отмечаю про себя очень тонкую шейку Наташи – это так по-женски. Я делаю для себя тут же окончательный вывод, видимо достроенный очередным, ставшим последним в этой цепи наблюдением из жизни: чем тоньше шея у девушки, тем больше она нуждается в заботе, а значит, тем больше она будет благодарна за неё. Хочешь хорошую девушку иметь рядом с собой, выбирай ту, у которой худенькая и аккуратная шейка.