Домой Не По Пути

– Где тут можно перекусить, Бенни?
– Спрашивает Кори.

– Везде. Здесь на каждом повороте забегаловки.

– А что с мотелями?
– Джесси, как всегда сжимает в руке чехол с гитарой.
– Сколько в Нью-Йорке гостиниц для малоимущих путешественников?

– Гостиниц? Вы серьезно? Даже не выдумывайте.
– Бертрам покачивает головой, и в его невероятно-красивых глазах проскальзывает решительность.
– Оставайтесь у меня.

– Хорошая идея.
– Хмыкает Уилл и задумчиво скрещивает на груди руки.
– Ты точно не против, если мы у тебя перекантуемся пару ночей?

– Нет. К чему ютиться в мотелях, если есть моя квартира?

– Классно мыслишь, Бенни.
– Усмехается Уилл, и я невольно подмечаю в его голосе нотку сарказма.
– Так и поступим. Вот оно - хваленое Нью-йоркское гостеприимство.

– Так, какие у нас планы?
– Зевает Тэмми и облокачивается об Гудмена, словно он ее личная подставка.
– Куда сейчас идем? В кафе, а потом в "Серенити"?

– Я передумал насчет "Серенити".

– Что? Почему?

– Ну, просто так. Решил, что сегодня мы с вами потеряемся.

– Где потеряемся?
– Недоумевает Кори, а я невольно подхожу к Уиллу и улыбаюсь.

– В Нью-Йорке.

Высокие здания врываются в небо, исчезают далеко в темноте, и мне кажется, что те счастливцы, которые живут на верхних этажах, собирают в ладони звезды или облака.

Мы бродим вдоль заполненных улиц. Все вместе, как вырвавшиеся из клетки звери, не видевшие людей, не чувствовавшие на своей коже порывов ветра. Джесси предлагает заходить в каждое восьмое здание по пятой авеню, а я даже согласиться не могу, ведь мне дышать нечем. Пятая авеню - улица в центре Манхэттена. Самая известная и невероятная улица в Америке, впрочем, ее даже сравнивают с Елисейскими полями в Париже.

Мы проходим Эмпайр-стейт-билдинг на углу 34 улицы и Нью-Йорскую публичную библиотеку между 40-й и 42-й улицами. Затем Бертрам указывает на Рокфеллеровсский центр - крупнейшее офисное здание в Нью-Йорке - и вскользь бросает:

– Тут работает мой отец.

Я округляю глаза, а Кори примерзает к месту.

– Что? Здесь?

– Ага. Ну, ничего интересного.

– Ничего интересного?
– Протягивает Тэмми и так неожиданно оказывается рядом с Бертрамом, что он удивленно вскидывает брови.
– Уверен, что неинтересно?

– А толку-то? Я чеки от отца чаще вижу, чем самого отца.

– Хотелось бы и мне так. Мой отец вообще отказался меня финансировать, едва мне двадцать один стукнуло. Вот так вот просто. Хотя, нет, наверно, сложно. В конце концов, не так уж и престижно мэру города обеспечивать дочь-самоубийцу, верно?

– Самоубийцу?
– Восклицает Бертрам и пристально глядит на Тэмми изумрудными глазами.
– В смысле?

– В прямом смысле. Не каждый день дочери с крыши прыгают, так ведь? Наверно, он потому и решил от меня отказаться.

– Но зачем ты это сделала? Почему?

Я подхожу ближе, потому что мне тоже непонятны мотивы Тэмзи. Я не люблю эту девушку. Возможно, я ее ненавижу. Но мне становится не по себе. Нет ее вины в том, что она такая, какая есть. Черствой ее сделала жизнь или другие люди. Это правило: сначала поступок, потом реакция, и никак иначе. Поэтому недоверие не возникает из воздуха, как и разочарование в окружающих. Гниль внутри обозначает лишь то, что люди уже успели обмануть вас и ваши ожидания.

– Мамочка хотела, чтобы я поступила в Принстон. Папа настаивал на Дартмуте. Мне же не хотелось ничего. Тогда я провалила тесты. Пришла домой, и мама сказала: лучше бы ты скинулась с крыши. Вот и я скинулась.

Тэмми усмехается, а я отворачиваюсь. В груди становится больно. Возможно, ли мне ощущать терзания этого человека? Холодного и ядовитого человека. Разве у Тэмзи Пол есть чувства? Разве она живая?

Да. Девушка продолжает улыбаться, а глаза у нее наливаются таким отчаянием, что оно сваливается на нас сверху и придавливает к земле. Родная мать предпочла видеть дочь мертвой. Лучше похороны ребенка, чем похороны репутации. Слова такие режут похлеще скальпеля. Я уверена. Я знаю это.

Вновь перевожу взгляд на Тэмзи, а она отмахивается.

– Что вы такие кислые? Знаете, зато как теперь мамочка моя живет? Скучно живет. У нее вместо спальни комнатка в клинике. Опомниться она никак не может, бедная. Значит, я прыгнула и живу себе нормально, а у нее травма душевная.
– Пол нервно передергивает плечами и хохочет.
– Слабенькая у меня мама. Отец поумнее. Просто сделал вид, что я не выжила. Вот это я понимаю. Вот это выход из ситуации.

Она плетется вперед, а я ловлю взгляд Уилла. Парень чувствует то же, что и я. Никто не может услышать подобное и пройти мимо. Такие вещи оставляют следы.

– И вы познакомились...

– ... в больнице, - тихо заканчивает Гудмен, поравнявшись со мной. Мы отстаем от ребят, следуя за ними хвостом.
– Я тогда на днях в баре подрался. Мне хорошенько лицо расшибли, потому и швы накладывали. Она ждала родителей в приемной после выписки. Но никто за ней не пришел.

– О, - только и могу сказать я. Сжимаю крепко пальцы и ощущаю, как внутри у меня все переворачивается и сморщивается, будто на лютом морозе.
– Уилл, это ужасно.

– Мы сдружились, она даже некоторое время жила у нас дома. Разве Кори никогда о ней не упоминал?

Я покачиваю головой.

– Нет.

– Мда, странно. Позже я предложил ей поехать со мной - разъезжать по стране. Она согласилась. Вот мы с ней и путешествуем уже года так два, наверно. Если не больше.

– Ты вовремя оказался рядом.

– Со мной такое часто происходит, - улыбается Уилл и неожиданно обнимает меня за плечи. Я растерянно распахиваю глаза, а он смеется.
– Ты вся похолодела. Боишься меня?

– Знаешь, в моем мире парни просто так не обнимают девушек, - осторожно говорю я и пытаюсь выбраться из-под руки Уильяма, однако он настроен решительно.

– А кто сказал, что все просто так?

– Ты ведь шутишь.

– Я сама серьезность!

Он вновь хихикает, а я пинаю его в бок и закатываю глаза. Черт же подери. Внутри у меня все покрывается дрожью, и я чувствую, как свинцом наливаются ноги.

– Ну, где вы там?
– Возмущается Кори и оборачивается.
– Шевелитесь! Пятая Авеню не произведет на вас впечатления, если вы не будете обращать на нее внимания.

Улыбаюсь, и мы с Уиллом нагоняем ребят. Едва я оказываюсь от него в нескольких шагах, как тут же рядом возникает Бертрам. Его изумрудные глаза светятся недоумением и чем-то таким, что я не могу разобрать. Парень подхватывает меня под локоть и невесело усмехается, словно случилось нечто такое, чего он никак не ожидал.