Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А вот и знакомый парк. Группа туристов у входа в музей. За усадьбой ведущая к пруду аллея огромных, каждое со своей оградкой, деревьев. Конечно, здесь на заветной скамеечке, любуясь кувшинками, сидит, опершись подбородком о палку, огромный бородатый дед с самой мягкой душой на свете!

– Дедушка! А я вас нашла!

– А я и не прятался. Но велел тебе сюда прийти, чтобы поблагодарить.

– Меня? За что? Я думала, ругать...

– Ругать - это особо. А благодарить за коэффициент масс, введя который в формулу, ты показала, что она превращается в единицу и нет никакой относительности с нелепыми постулатами.

Спасибо тебе.

– Это вам так Бурунов рассказал?

– Да, Константин Петрович, причем с восхищением! Говорит, ты тайну нуля открыла: не пустота он вовсе, а следствие реальных действий. Ретроспекция.

– Ну и ну!
– покачала головой Надя.
– Значит, он вам только про сомножитель сказал?

– Разве еще что-нибудь было?

– Было, дедуля, было! И в этом самая главная тайна! Профессор Дьяков подсказал мне заняться отношением масс...

– Ах, профессор Дьяков это подсказал?
– пряча улыбку в усы, многозначительно произнес академик Зернов.

– Ну да! Отношение масс летящего и оставшегося тел. Я назвала его "коэффициентом любви"...

– Как? Как назвала?

– "Коэффициентом любви", потому что ради своего чувства к Никите хотела с помощью этого коэффициента доказать, что звездолет исчезнет в другом масштабе времени и Никита ко мне не вернется, а потому не должен улетать.

– Вот так "коэффициент любви", с позволения сказать!
– воскликнул, ударяя себя по колену, академик.
– Да он у тебя "коэффициентом разлуки" стал!

– Почему "коэффициентом разлуки"?
– почти сквозь слезы спросила Надя.

– Да потому, что ты же и доказала, что, будучи сомножителем подкоренной величины, он допускает любую сверхсветовую скорость движения, все равно отношение скоростей умножается на нуль и весь корень превращается в единицу.20 И это лишь ускорит отлет спасательного звездолета, доказав мою безусловную правоту.

– В том-то и дело, дедушка, что вы правы только наполовину. Об этом вам и не сказал профессор Бурунов.

– То есть как это наполовину?
– нахмурился академик.

– Вы правы только в том, что нельзя перенести неподвижного наблюдателя с большей массы на меньшую, скажем, с земного шара на летящего комара.

– Разумеется. Тебе хвала, что ты это убедительно доказала математически. Очевидное трудно доказуемо.

– Но в остальном прав Эйнштейн! Никому не превзойти скорость света, не будет у наших звездолетчиков, достигших субсветовой скорости, того же масштаба времени, как у нас с вами на Земле, тщетно их ожидающих.

– Это почему же, позвольте узнать?
– грозно спросил Виталий Григорьевич, тяжело поднимаясь со скамейки.

Проходившие мимо две почтенных туристки из числа посетителей музея-усадьбы удивленно посмотрели на ссорившихся девочку и старца.

– Посмотрите, Лидочка, на эту неравновозрастную пару!
– сказала одна из них, седая и сухопарая с птичьим носом на восковом лице.
– Для нашего времени всеобщей борьбы за высокую нравственность невозможно пройти мимо.

– Но я умоляю вас, Генриетта Генриховна. Не надо! Нас не поймут.

– Понимать надо лишь высшую мораль. Если все будут проходить мимо... то станут дикарями.

И она решительно подошла к заветной скамейке Виталия Григорьевича.

– Уважаемый пожилой человек и юная девушка! Сердце обливается кровью при виде непочтительности

молодых к пожилым.

– Чем обязаны?
– вежливо осведомился Виталий Григорьевич.

– Ах, только желанием помочь вам. Нам показалось, что ваша юная собеседница вывела вас из равновесия, не проявляя к вам должного уважения, на что указывает хотя бы то, что она сидит, а вы стоите. Это можно объяснить лишь плохим воспитанием.

– Плохим воспитанием, как мне кажется, было бы сидеть перед стоящей дамой. А стоять же перед сидящей - естественно для мужчины.

– Но не нужна ли вам наша помощь?
– настаивала Генриетта Генриховна.

– Мы искали здесь уединения и будем благодарны каждому, кто поможет нам в этом.

Сконфуженные туристки удалились, вполголоса споря между собой.

Испуганная Надя вцепилась в дедушкину руку и умоляюще смотрела на него снизу вверх.

– Дедушка, милый, вы не сердитесь ни на меня, ни на них! Ничего я еще не доказала. Я только хочу ввести свой "коэффициент несчастной любви" не сомножителем, а слагаемым, притом со знаком минус.21

– Похвальное намерение, - отдуваясь и сердито глядя вслед ушедшим дамам, он снова сел на скамейку.
– Стало быть, пока что ты академика Зернова еще не раздела в научном плане донага и в Африку не пустила?

– Ну что вы, дедушка! Я же совсем не против вас!

– Я и думал сперва, что ты за меня...

– Доказательств против вас у меня нет... пока...

– Пока?
– снова взъерошился старый ученый.

– Да, пока... до появления факта, высшего и единственного авторитета в науке.

– Мудрые эти слова академика Павлова Ивана Петровича! Мудрые... Нынче научные деды для научных внучат не авторитетны. И правильно!

Академик оборвал себя и, привычно опершись подбородком о конец прогулочной палки, задумался, мысленно безжалостно расправляясь с собой: "Научный олух в академической мантии!
– вот ты кто, Зернов! Если сам же ты подсказал Дьякову, что нельзя пренебрегать отношением масс разлетающихся тел, то чего же теперь дивиться найденным результатам? И как же ты, считавшийся в юности феноменом, состязаясь с компьютером в математических вычислениях, не увидел, как можно ввести это отношение под корень их же формул? Притом, как говорится, на любой вкус: хочешь сомножителем в пользу Зернова, хочешь слагаемым во славу Эйнштейна, с вежливой поправочкой его неточностей. Ведь это лежало на поверхности! А ты, маститый, даже не нагнулся! Впрочем, задача-то еще не решена!".

После долгой паузы наконец он сказал:

– Ты вспомнила авторитет факта по Павлову, более обобщенно можно сказать о конечном авторитете во всяком вопросе Природы! Без участия Природы, видимо, задача чисто теоретически решена быть не может. Ты как бы шла по кругу и пришла к начальной точке, где Эйнштейн ввел постулат непревосходимой скорости света. Я отверг этот постулат, как не доказанный, сам доказательств противного не имея. А ты с чисто женским изяществом выразила наш спор лаконичным математическим приемом. И снова встал коварный вопрос: куда нулик поставить. И оказалось, теперь ты перед искушением произвола, как и твои научные пращуры. Я сейчас мысленно корил себя, что сам до твоих выводов не додумался. А может, зря корил? Требуют они, как видим, согласования с матушкой Природой, с милостиво предоставленным ею фактом.

Поделиться с друзьями: