Донкихоты Вселенной

– Нет, Федор Нилыч! Не выйдет!
– возразил Галлей.
– Мы с вами не радиоизлучение, а физические тела, разгоняемые до скорости света. Мы достигаем этого предела, а не скорость света разгоняет или притормаживает нас. Это флюктуация предела, а не физическое его воздействие на наш полет. Так что никаких рывков от этого быть не может.

– Так уж и не может, - упрямо возражал Федоров.

– А вы поймите, что кванты вакуума - это как бы на пружинках вибрирующие под влиянием электромагнитного излучения протоны и антипротоны. При банальной электромагнитной буре этот процесс для нас отнюдь не банален, ибо в своих крайних положениях частички вещества и антивещества уже не полностью компенсируют физические свойства друг друга... Тогда и начинают проявляться эти скрытые в "состоянии пустоты" физические свойства материального вакуума, появляется некая его плотность, молниеносно возникающая и исчезающая. И эти песчинки как бы "жалят" летящий в вакууме предмет (при магнитной буре, разумеется, и при субсветовой скорости движения).

– Это как же выходит, - начал сдаваться штурман, принимая объяснения физика.
– Вроде комары появляются на нашем пути. И жалят проклятые.

– Не столько комары, сколько "космический наждак". При малых скоростях он незаметен, но при субсветовой скорости за единицу времени приходится столько столкновений с "ожившими" квантами вакуума, что они в состоянии перетереть буксир.

– Может быть, и так, коли не врешь, - окончательно сдался штурман, поворачиваясь на другой бок, хотя в условиях новой для них невесомости в этом, казалось бы, не было смысла.

– Любопытно, - вставил теперь Крылов.
– Я вот развиваю твою гипотезу и прихожу к выводу о чисто физическом пределе, что возникает в вакууме при световых скоростях.

– Правильно!
– обрадовался Галлей.
– И я так же думаю. При световой скорости проницаемость вакуума, его "свойство пустоты" исчезает! Тело не то что упрется в преграду, но, достигнув скорости света, будет ощущать уже иные свойства вакуума, который становится непроницаемым, и тело сможет двигаться лишь с субсветовой скоростью. Потому-то и невозможно превышение движущимся телом скорости света.

– Ты считаешь, что при достижении скорости света мы упремся в твердую стену?

– Не то что упремся, а вынуждены будем как бы скользить вдоль нее.

– Лихо, ничего но скажешь!
– похвалил Крылов.
– Ради одного этого стоит вернуться на нашу матушку-Землю.

– Очень... очень понятно, - согласился штурман.
– Но лучше бы этого не было.

– Конечно, лучше бы этого не было, - отозвался командир, - но раз уж случилось, будем вести себя достойно, продолжать жизнь в модуле до прибытия помощи с Земли.

– Да я о том же думаю, - признался Федоров.
– Вот и прикидываю, сколько времени наш сигнал до Земли будет идти. Ведь расстояние-то какое мы за год преодолели! Радиосигналам по меньшей мере полгода понадобится, чтобы до Земли добраться.

– Это по земным часам, Федор Нилыч. А по нашим звездолетным несколько минут, - разъяснил Галлей.

– Это он верно прикидывает, - поддержал его Крылов.
– Ежели Эйнштейн прав, конечно.

– А если бы он был не прав, с нами ничего не случилось бы, - быстро ответил Галлей.

– Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза будет, - пробурчал штурман.
– Спасателям их год разгона, а у нас какие-нибудь сутки. Так, что ли?

– А я о другом думаю, - сказал Галлей, - кроме масштаба суток.

– О чем еще?
– спросил Крылов.

– Догадаются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во времени. Их можно и не заметить.

– Это почему?
– возмутился Федор.
– Ты что думаешь, я их неладно передавал?

– Нет, не от тебя это зависит, а от масштаба времени, в котором ты, да и все мы сейчас живем, но там, увы, неизвестном.

– Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его сокращения всхрапну.

И штурман, быть может, и в самом деле утешившись, что его сигналы примут и помощь придет быстро, действительно уснул, бесспорно сокращая этим время на остатке звездолета.

Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока дыхание того не стало ровным.

Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда слова не говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее причудах. Одно увлечение французским языком и историей Франции чего стоило! Притом непременно по первоисточникам на старофранцузском языке. Что-то из девочки выйдет? Чего доброго, совсем взрослой он ее застанет, то ли профессором математики, как Софья Ковалевская, то ли историком, постигшим все романские языки вместе с латынью, что с таким трудом ему самому давалась.

– Командир!
– вдруг послышался рядом голос проснувшегося Галлея.

– Я не сплю, - отозвался Крылов.

– Мне приснилось, что она прилетела за нами.

– Кто? Надя моя?
– невольно назвал ее Крылов.

– Нет, что вы! Кассиопея.

– Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри лучше, как штурман спит.

– Уж очень храпит, прямо под ухом.

– Ну и ты храпи.

– Я постараюсь, - пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на койке.

Крылов еще долго смотрел в широкий иллюминатор, за которым ярко и мертвенно, не мигая, горели чужие, совсем не земные созвездия.

– Далеконько мы от матушки-Земли, - вздохнул Крылов и спокойно уснул.

Оторвавшаяся от головного модуля жилая кабина звездолета продолжала по инерции рассчитанный компьютерами путь среди чужих звезд.

Часть третья

ТРЕВОЖНАЯ ИСТИНА

Попробуй выполнить долг, и ты узнаешь, кто ты есть.

В. Гёте.

Глава первая

СИГНАЛ БЕДСТВИЯ

Быть верным долгу в несчастье - великое дело.

Демокрит.

Никита Вязов был предупрежден Бережным о предстоящей видеопередаче из Кембриджа.

– Англичане решили нас чем-то удивить, - со смешком объявил он матери.

Елена Михайловна слишком хорошо знала сына, чтобы не заметить морщинку меж бровей на его старательно спокойном лице. Очевидно, дело очень серьезное.

Она подготовила видеоэкран и даже остановила старинные часы с курантами, чтобы они не тикали слишком громко и не стали бы бить во время передачи.