Донор 2

– Ложь, - ответил он, и мне нечего было возразить. "Убьет ли он меня теперь?", - скользнула в голове безумная мысль. Но в его настроении не было ни капли гнева, только грусть. Андрей улегся на матрас рядом со мной, закатал рукав своей черной рубашки и, прильнув на секунду к своему запястью, поднес его к моему рту.

– Пей, - тихо велел он.

Я недоуменно взглянула на него.

– Не стоит превращать меня в вампира из-за какого-то ребра, оно срастется.

– Я знаю, - кивнул он, - пей, так срастется быстрее.

– Твоя кровь обладает какими-то целебными свойствами?

– Пей, - зарычал он, и я послушалась. Сладкая, густая, она была похожа на мед с нотками цикория и легкой горчинкой.

– Она такая странная, - произнесла я, оторвавшись от его руки, и облизывая губы.

– Невкусно?
– безлико произнес он.

– Вкусно, просто вкус очень необычный, - честно ответила я, и что-то в его лице изменилось, оттаяло.

– Это значит, что ты принимаешь меня, - усмехнулся он, склоняясь ко мне ниже и целуя губы, на которых еще остались следы его собственной крови.
– Для меня она безвкусна, как вода, - продолжил он, словно в ответ на мои мысли.

Затем его поцелуй стал глубже, а движения рук возбуждающими, и я предостерегающе замычала ему прямо в рот.

– Эй, тут между прочим кое-кто раненый.

– Обожаю раненых, - простонал он, и, наплевав на мои предостережения, плотнее прижался ко мне, запустил руки за спину, и перекатился вместе со мной. Я напряглась и зажмурилась, ожидая удара нестерпимой боли, но ничего не случилось, абсолютно ничего. Не веря своим ощущениям, я высвободила руки и начала судорожно ощупывать свои ребра. Мое пострадавшее ребро было целым, и я не ощущала ни одной ссадины или синяка на спине. Совершенно ничего. Изумленно раскрыв рот и не в силах произнести что-либо связное, я уставилась на Андрея.

– Но как?

– Кровь, - просто ответил он.

– Но как же тогда твой шрам, - спохватилась я.

– Я же не превращал тебя, - мягко произнес он, опускаясь к моему уху и щекоча его своим дыханием.

– То есть, если бы превратил, я бы навсегда осталась со сломанным ребром?

– Да, - легко согласился он, - но оно бы тебя не беспокоило.

– Просто потрясающе, - заключила я, - почему же тогда он не подождал, пока ты...
– и я замолчала, потому что поняла: с Андреем ждать больше было некуда - он умирал. Иначе тот вампир, что обратил его, наверняка предпочел бы не оставлять ему отметин на теле. Хотя, я так и не знала, как он оказался в больнице так вовремя и почему решил подарить Андрею не-жизнь. Но когда я в прошлый раз пыталась в этом разобраться, уяснила две вещи: Андрей сам до конца не знал, как все произошло, и эта тема его зверски сердила.

Он лежал рядом, уставившись в потолок: похоже, я опять его расстроила своими дурацкими вопросами.

– Спасибо, - прошептала я, склоняясь над ним и возвращая поцелуй.
– И прости меня.

– Не страшно, - он поддался и притянул меня к себе. Сегодня он был удивительно нежен, и я не знала, что тому причиной: моя травма, его сожаление о том, что наши отношения хранились в тайне или что-то еще. Но когда его пальцы гуляли по мне с такой виртуозностью, все вопросы имели свойство улетучиваться.

Бабушка встретила меня утром на кухне, сияя довольной улыбкой, что сразу навело меня на подозрения. А когда я увидела комплект из трех чашек с блюдцами, расставленных на столе, и целую гору свежеиспеченных блинов, поняла, что у нас гости.

– Дима пилит ветку, - ба не заставила меня долго мучиться догадками.

– Как? Зачем?
– я была удивлена, если не сказать больше. А еще смущена, но совсем не теми вещами, о которых могла подумать бабуля. Нет, меня мучила совесть: он пилил ветки в нашем дворе, в то время как я всю ночь провела с его братом. Не знаю, почему меня это волновало, но я переживала.

– Говорю тебе, такой хороший мальчик, не будь дурочкой, - доверительно закончила бабуля, поглядывая на дверь, и я поняла, что пропустила большую часть ее дифирамбовДиме.
– Нечего сидеть одной все время. Да и что так высидишь? Посмотри на меня. Живем, две бабы беспомощные, а случись что - так и пособить некому.

Я не могла больше это слушать и, толкнув дверь, вышла наружу. Прохладный воздух холодом пробежался по моим ногам, и я поежилась.

– Привет, как себя чувствуешь?
– Дима уже складывал ветки у забора, и его глаза радостно блеснули. Помочь мне в трудную минуту, оказавшись рядом, - это было одно. Но по-хозяйски приводить наш сад в порядок ранним утром - это было уже что-то совершенно другое, неправильное, позволявшее ему претендовать на нечто большее, чем просто дружба.

– Нормально, - безжизненно отозвалась я, глядя, как трудятся его руки, как натягивается рубашка на мускулистых плечах. И хотя Андрей сказал накануне, что мог бы запросто помочь мне с моей небольшой проблемой, я по-прежнему была не в состоянии представить его выполняющим будничную работу - это казалось кощунством.

– Сильно болит?
– он неверно истолковал мое настроение и, бросив ветки, шагнул в мою сторону. Я инстинктивно отступила, и он остановился.

– Извини, что я вот так без предупреждения. Но я подумал, что теперь вам пригодилась бы помощь. Вернее, яблоне, - он улыбнулся и указал вверх на виновницу недавних событий.

– Мы бы справились, - солгала я, понимая, что хотя и чувствовала себя отлично, не смогла бы залезть и спилить проклятую ветку, никак не объяснив этого бабуле. Я никому не могла объяснить, что мой перелом сросся за день, как будто его и не было. Даже больше, на самом деле я ощущала себя более бодрой, чем все последние дни.

– Я понимаю, - он снова двинулся ко мне, и его рука легко накрыла мою.
– И я вовсе не навязываюсь. Ты мне ничего не должна, Катя. Правда. Просто хотел помочь.
– И с каждой фразой его глаза становились все грустнее, и я почувствовала себя бессердечной скотиной и удержала его уже готовую сорваться руку.

– Блинчики остывают, идем пить чай.

Он просиял в ответ, слегка недоумевая по поводу моих перемен настроения и списывая все на счет моего уязвленного самолюбия после полета с яблони.

Бабушка хлопотала вокруг него, как будто скинула лет десять, не меньше. Но я отлично понимала, ради чего она старается. И Дима, казалось, был ей благодарен, но украдкой бросал на меня встревоженные взгляды, пытаясь разгадать, что я думаю и улучить момент, чтобы остаться наедине. Бабуля, словно ощущая повисшую в воздухе недосказанность, подхватила со стола свою чашку и, пробормотав что-то по поводу утренней музыкальной передачи, отправилась в свою комнату. Я знала, что в это время суток она не смотрит телевизор, но не стала ее выдавать. Как только мы остались одни, тишина на кухне стала противоестественной.