Шрифт:
Адриан Чайковски
ДОРОГА НА АЛЬДЕБАРАН
СЕГОДНЯ Я НАШЕЛ кое-что съедобное, а оно еще к тому же горит, так что теперь можно разогнать ненавистную тьму. Ну что же, удачный день!
Понятия не имею, что оно такое и откуда взялось. Не иначе, бродило по этому лабиринту, как и я, а сколько, почем мне знать? Здесь нет ни дня, ни ночи, а у меня уже нет сил отслеживать время, так что жизнь превратилась в одну длинную серую полосу с короткими перерывами на сон. Да и то, я уже не сплю, как раньше. А может, мне надо спать здесь как-то иначе? Только пока не получается. Я просыпаюсь и чувствую, что недоспал. Эти долги копятся, и моей бедной человеческой физиологии никак с ними не разделаться. Наверное, когда я обрету спокойствие, удастся восстановить равновесие… а пока
Но сегодняшняя моя находка все-таки внесла разнообразие в унылую муть: существо ростом было вдвое больше меня, скончалось давным-давно, ссохлось и стало, наверное, немного поменьше. В этой части Склепов воздух очень сухой. Внешние покровы существа стали ломкими и хрустели, и сначала мне показалось, что и все тело такое же. Но когда я поковырял его немножко, под кожей (или что там у него было?) оказалось мясо, изрядно высохшее, вроде пеммикана, но всё же мясо. При дальнейшем осмотре обнаружилась дюжина многосуставчатых ног, я их отломил и сложил кучкой, как меня учил мой старый наставник скаутов, а один из обломков попробовал поджечь, – и, о чудо! –получилось! Воздух здесь очень сухой, в нём и так маловато кислорода, неудивительно, что дышать стало трудно. И думать, и двигаться тоже. Разжечь огонь оказалось тоже непросто. Везде в Склепах холодно. Но я все-таки справился. Получился маленький костер, я сжался над дрожащим пламенем и в конце концов немного согрелся. Мясо существа по вкусу напоминало кисловатую пыль. Но я ел, ел белок, эволюционировавший где-то в световых годах отсюда, на какой-то планете, где живут двенадцатиногие пятиметровые червеобразные существа, но мои разудалые микроорганизмы в кишечнике справились, хоть и не без труда. Я стонал, пожирая этот неожиданный подарок, давился, но ел. Помнится, когда-то я страдал непереносимостью лактозы, хотя сейчас в это плохо верилось. Раньше я блевал, если съедал кусочек сыра, и пукал как солдат, если мне доставалось чуть больше нормы белого хлеба. Теперь мою диету следует назвать «всеохватывающей», – никакой «рыбы по четвергам».
Наверное, существо было во что-то одето, но покровы давно стали рыхлыми, как и кожа под ними. Я старался об этом не думать. Наоборот, я убеждал себя, что встретил обитателя Склепов, просто еще один вид, посеянный в этих бесплодных тоннелях, чтобы выжить или вымереть. И многие из них таки выживали, вы уж мне поверьте. Склепы существуют уже очень давно – миллионы, миллиарды лет. Некоторые здесь выросли, и даже полюбили это место. Я к ним не отношусь, хотя брожу давным-давно. По человеческим меркам месяцы в таком жутком месте – это долго. Впрочем, это я думаю, что месяцы, надеюсь, что не годы. Света нет, время… оно здесь какое-то зыбкое. Здешние условия вообще дают нашим законам хорошую взбучку.
Меня зовут Ренделл; Гэри Ренделл. Я астронавт. Когда меня в детстве спрашивали, кем я хочу стать, когда вырасту, я неизменно отвечал: «Астронавтом, пожалуйста!»; мысли мои тогда занимали сплошь Олдрин и Терешкова. И хотя космические исследования давно стали прерогативой автоматов, сейчас народилось новое поколение астронавтов, именно они кладут жизни в песках Марса, чтобы спустя еще поколение кучка богатых парней могла бы жить в том, что они построили. Но я представлял жизнь астронавта иначе. Я хотел в космос. Хотел ступить на землю других миров. И я это сделал. Я встречал инопланетян, разумных, между прочим. Видел космические корабли. Дышал ядовитым воздухом планеты на другом конце вселенной. Путешественника с таким опытом как у меня на Земле еще не было. Просто я не думал, что мне придется заблудиться черте где и питаться трупами черт знает кого. В школе астронавтов нам об этом не говорили. Никто не сообщил семилетнему Гэри Ренделлу, что он будет сидеть над огнем, едва горящим из-за недостатка кислорода, грызть высохшую плоть давно умершего инопланетянина. А если бы сказали, возможно, я предпочел бы стать машинистом.
Назавтра я ухожу, оставив позади себя полусъеденного коллегу-исследователя. Не знаю, что его убило. Я говорю «он», потому что это рефлекс у таких мужественных парней, как я. Я даже даю ему имя «Клайв». Клайв из вида Clivus. Больше-то здесь никого нет, так что я имею полное право именовать его, как мне угодно. Клайв бродил по тем же штрекам, наверное, потерялся, как и я. Дыхательного аппарата при нем не было, хотя неизвестно, чем он вообще дышал. Возможно, мир Клайва где-то поблизости, какая-нибудь засушливая планета с низким содержанием кислорода, кишащая гусеницами, сумевшими выбраться в космос с помощью какого-то трюка, ну уж во всяком случае не ископаемого топлива, а затем они нашли Артефакт. Тот самый, что мы обнаружили подле Нептуна. Стоит отойти подальше от Солнца, и обязательно что-нибудь такое найдешь, например, Склепы.
Клайв и его спутники, или братья, или клонированные родичи, конечно, взволновались. Даром что гусеницы. Они вошли в Склепы так же, как и мы, и, возможно, остальные Клайвы справились лучше и нашли что-то полезное. Возможно, теперь
они живут роскошно, заключая торговые сделки со Стивами и Дебби по всей вселенной. А вот моему Клайву не повезло. Мой Клайв заблудился, или сошел с ума от космоса, или вручил душу богам Склепов. Нашел сухой уголок, свернулся клубочком и умер, а некоторое время спустя пришел землянин по имени Гэри Ренделл и отъел от него приличный кусок.Стоп. Я становлюсь сентиментальным. На меня не похоже. Да и атмосфера здесь не та. Разве что Клайв забрел сюда с планеты, не очень-то подходящей для моих собратьев-людей. Поэтому я бреду дальше, то и дело поджигая остатки конечностей Клайва, а здешний мертвый воздух их тушит, потому что в Склепах холодно, в Склепах темно, да и все прочее постоянно меняется.
Спустя день – то есть после того, как я снова поспал, хотя чувство времени подсказывает, что периоды между сном и бодрствованием становятся все больше, но я не хочу сойти с ума, перестав измерять время в днях, часах и минутах, даже если эти слова имеют смысл только в моей голове, и поэтому – спустя день я пересекаю незримую границу и попадаю в другой мир. Здесь присутствует слабый запах, похожий на лаванду, и легкие сразу оживляются – кислорода вокруг побольше. Правда, есть и кое-что еще, без чего вполне можно бы обойтись, но мои легкие привыкли уже ко всему. В конце концов, чего бы стоил Летучий Голландец, если бы мог просто утонуть?
Я глубоко вдыхаю. Уж в чем, в чем, а в атмосфере я разбираюсь. Кислород, да, ммм, хороший кислород, прекрасного урожая. Азот и метан, да, очень хорошо, оксид углерода – пожалуй, немножко многовато, а еще мне сернистый букет не нравится. Не знаю, как ты, Тото, но Землей здесь не пахнет, впрочем, как и любым другим местом, куда могла бы отправиться Дороти в отпуск. Больше подходит для Железного Дровосека, но надо ведь продолжать, не так ли? Я разговариваю с Тото – если ты не догадался, я разговариваю с тобой, Тото, потому что в Склепах темно, как я уже говорил, и мой собственный голос, каким бы хриплым он ни был, меня успокаивает. Когда возвращается эхо, я могу притвориться, что я – Тото, а ты – Гэри Ренделл, и мы ведем давнишний разговор.
Думаю, мы говорили потому, что это помогало сохранить здравый рассудок, но мы ведь уже прошли эту стадию в отношениях, как думаешь?
Да, во мне полно инопланетной плоти, переваривается она медленно, но теперь-то, когда есть такой богатый воздух, метаболизм будет идти быстрее. Глаза щурятся на тусклый пламень факела из ноги Клайва, но не только поэтому – впереди свет, настоящий свет! Не звездный свет, не солнечный, не свет костра, а настоящий свет, такой, какой получается у разумных существ с помощью сложных технологий. В Склепах царит темнота, она скрывает ужас бесконечных холодных штреков, высеченных в камне; там каждый шаг может завести в ловушку, вы можете упасть, нарваться на какую-нибудь особенность физики, например, внезапное изменение гравитации, изменение давления или вдруг оказаться в отравленной атмосфере. А за углом может поджидать пасть монстра. Потому что здесь, как в старой настольной игрушке про драконов, «Подземелья и драконы», склепов без монстров не бывает.
Наша группа разделилась, и вот тут-то начались проблемы.
ЗОНД «КАВЕНИ» отправили искать планеты. (Древняя ирландская фамилия (не позже Х века). Видимо, содержит намек на последователей раннего христианского святого Кавана (Каомана, Каомхана), покровителя острова Инишир в заливе Голуэй, Ирландия. – Ред.)
Что считается планетой – какие куски мертвой холодной породы являются планетами, а какие нет – это тема, которая постоянно развлекает астрономов и планетарных геологов. Этакие часы веселья. Плутон? Или это просто карликовая планета, и поэтому не имеет права на клубные льготы? А если не Плутон, то что такое Планета Девять из Внешнего Космоса, и как насчет Планеты Десять? Ньютоновский танец всего остального говорит, что они там есть, или могут быть. Конечно, могут, да только попробуй найди даже такое большое тело, как планета, в чем-то таком большом, как внешняя часть Солнечной системы.
В любом случае, некоторые шутники в Европейском Космическом Агентстве, Мадрид, и некоторые другие шутники в Британском Космическом Агентстве, все еще храбро пытающиеся работать, несмотря ни на что, считали, что в поясе Койпера, за Плутоном, куда Планета Девять отправляется на зимние каникулы, происходит что-то странное. Я помню, как сидел над формулами вместе с другими претендентами на участие в экспедиции. Не знаю, зачем вообще было заставлять нас проходить через это, когда всем уже было известно, что на самом деле обнаружил «Кавени»? Но Европейское Космическое Агентство, очевидно, хотело, чтобы мы получили теоретическую подготовку тоже. Я понял это не сразу, так что просто выбросил это из головы, как только вышел из комнаты, – зачем ворошить вчерашние новости? А вот сейчас не могу вспомнить подробности, помню только, что годы тщательных измерений определили, что Ньютоновскую Солнечную систему как-то странно перекашивает на один бок, и главным виновником считается орбита одной из тех неуловимых далеких планет, дергающих цепь гравитации.