Дорога на Альдебаран

Долго никто не решался сделать очевидный вывод, хотя большинство научных групп думали о нем. Наконец, доктор Лю из Китайского национального космического управления, известный своей сдержанностью, стиснув зубы, признал на пресс-конференции, что Артефакт расположен на одном из концов червоточины. «Не обращайте внимания на темные коридоры, статую и все остальное – сказал он. – Где-то здесь врата в другой мир».

Мы все ожидали, что его слова добавят огня к безумной паранойе, охватившей весь мир, но оказалось, что у всего есть предел. Случилось несколько громких увольнений в верхних эшелонах нескольких правительств; мы все считали, что голодные до космоса промышленники потянут за все ниточки, сколько бы им это не стоило, но вместо этого они вдруг начали говорить друг с другом. Известие было настолько больше, чем причины всеобщего разобщения, что счеты между собой оказались просто смешными. Суть сообщения по значению была сравнима с самой Землей.

Вскоре после этого наша многонациональная команда стартовала.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОСЛЕ РАССТАВАНИЯ со своими яйцевидными приятелями такого звука мне слышать не приходилось. Он меня разбудил. Вообще сплю я тут мало, но сегодня все же заснул, рухнул в объятия сна, как любовник в объятия объекта своей страсти. Я не забочусь о монстрах, которые могут набрести на меня и сожрать. Дело в том, что во сне я снова на Земле. Говорю с людьми. Поднимаю пинту в пабе, смотрю футбол, появляюсь совершенно голым на экзаменах. Обычные сны, настолько обычные, что плакать хочется. Ведь вокруг меня все те же Склепы, а я в сотнях астрономических единиц от дома и в то же время гораздо дальше.

Так вот, пробуждение не приносит радости. Виной тому звук. Он едва слышен. Не то шёпот, не то щебетание или какие-то скребущие звуки, да еще с таким чувством, что скребется что-то у меня в черепе.

А что? Вполне может быть. Я быстро сажусь и тру левый глаз, скребётся с той стороны. Такое ощущение, будто кто-то проводит ногтем по мозгу – совсем слабо, но не заметить невозможно.

Я оглядываюсь, но здесь темно, как и везде в Склепах. Те, кто все это создал, даже не попытались придать своему творению более праздничный вид. Звук идет слева. Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Теперь он доносится справа. С досады я молочу по камню, пытаясь дотянуться до какого-то зловредного гремлина, который сидит там на корточках и ухмыляется. Никакого толка, только руки ушиб. Потолок-то вот он, рядом, прямо над головой. Звук становится громче. Кто-то скребёт, скребёт, скребёт по нервам зубов, я зажимаю уши руками, лишь бы заглушить его. Не получается. Чертов звук не снаружи. Затыкая уши, я просто запираюсь в своей черепной коробке, а именно там и скребёт, этаким шепотком, как будто внутри поселилось целое племя крошечных людей с пронзительными голосами, и теперь они переговариваются где-то в районе моего левого плеча.

Я иду и спотыкаюсь в темноте. Обычно я знаю, в какую сторону я двигаюсь, это мне подсказывает какое-то шестое чувство, которому нет названия, а тут его начисто смыло этим проклятым скребком. Я натыкаюсь на стену, отшатываюсь от нее, но звук становится чуточку громче, словно я приблизился к источнику на несколько миллиметров. Подождите, так он снаружи или внутри? Я бегу в другую сторону, и на перекрестке – я его не вижу, но чувствую, – спотыкаюсь опять. Похоже, звук отдалился, но у меня возникает ужасное ощущение, что от него не убежать, в какие бы пещеры меня не заносило, к каким бы звездам я не летел.

А потом он затихает, скребёт, скребёт, скребёт, нет, не исчез, а упал ниже порога слышимости, оставляя ощущение фольги на пломбе, но он всё ещё есть, всё ещё скребётся. Интересно, не паразит ли это, грызущий меня? А что, вполне может быть, он может поселиться в Склепах вместе с остальными монстрами, подстерегающими в темных закоулках. Но если так, он бы, конечно, не становился ближе или дальше. Нет никакого паразита, а вот преддверие атаки вполне возможно. Ждет, пытается завлечь, а потом, когда я прилягу отдохнуть, как раз и нападет. А еще может быть, что я просто стал невольным слушателем этакого телепатического зова, например, попытки привлечь самку, а я так просто, мимо шел.

Нет, не получается. Я же ощущаю злое намерение за этим скрежетом и шепотом. В нем есть нерегулярный ритм, я слышу какую-то речь, просто не понимаю ее. Вот потому-то я и проснулся. Звуки воспринимаются слуховыми центрами мозга по-разному. Мы можем спать во время грозы, похожей на конец света, и в то же время просыпаемся, заслышав отголосок музыки или смех с вечеринки по соседству. Человеческие звуки, живые звуки, звуки, имеющие смысл, выделяются на фоне прочего бессмысленного шума. Этот скрежет достаточно отличался от шумов, чтобы прервать мой сон. Что-то пыталось достучаться до моего разума, но мне совсем не хотелось слышать, о чем оно мне говорит.

Ладно, раз проснулся, надо идти. В животе еще есть немного мяса, да, переваривается оно с трудом, так что некоторое время мне предстоит вяло тащиться с раздутым животом. Червяк, похоже, был таким же всеядным, как мои новые дыхательный и пищеварительный аппараты. Глупо было бы предполагать, что неземная плоть не доставит проблем, но с ними я как-нибудь справлюсь. А то, что останется непереваренным, уйдет потихоньку, и вряд ли его будет много. Я уже с месяц ходил по большому как кролик. Извини, что приходится тебе об этом рассказывать, Тото…

Мне годится любое направление, кроме того, которым я пришел. Может, мой телепатический хищник отправился на поиски более сытной еды, чем моя бедная психика? Хотя я в это не верю. Где-то глубоко внутри царапанье все еще живет. Что ж, побуду сегодня нервным. Честно говоря, мне жаль монстра, который на меня польстится. Врежу ему в челюсть, и вся недолга. Червяки с зубами, видно, чувствуют это и держатся подальше, оставляя меня брести сквозь тьму, одной рукой придерживаясь за стену. Исследовать Склепы всегда интересно, понимаете? В любой момент я могу свалиться в какую-нибудь бездонную яму или попасть в зал с полным вакуумом, в порядке разнообразия там может быть какой-нибудь ядовитый газ – а, вот и он, как раз. На сей раз это давление в две атмосферы и серьезная гравитация. Я, естественно, падаю на колени, и некоторое время не могу дышать. В воздухе здесь полно кислорода, даже есть оттенок сосновой свежести, только он густой, как суп, и сжимает меня, как огромный кулак. Я борюсь с ним, как с удавом, решившим сдавить меня как следует, упираюсь в него ребрами, проталкиваю густую среду в легкие. Дыхание замедляется, а вот метаболизм, напротив, ускоряется. Кости скрипят, мышцы натянуты до предела, но мне приходилось выдерживать на центрифуге перегрузки и побольше, да и воздух там был похуже. Медленно я заставляю себя подняться на ноги, голова кружится, возникает ощущение, будто кто-то сильный давит мне пальцами на глаза. Первым делом я спотыкаюсь, но после трех неуверенных шагов снова иду, а впереди разливается слабое свечение, очевидно, там еще одна большая полость, возможно, занятая, но вполне может быть и свободная. В конце концов, Склепы старше, чем мы можем назвать – ну, нет у нас таких числительных в применении ко времени, – и они простираются невесть насколько. Задолго до того, как мадридская команда отправила «Кавени» исследовать эту чертову гравитационную аномалию, Склепы уже были там, за орбитой Плутона, и создали их руки, о которых мы никогда не узнаем, зато мы уже сейчас понимаем, что творцы думали обо всех видах, которым еще предстоит здесь бродить. Склепы – это дороги через великую тьму снаружи, но и внутри здесь проложены дороги. По ним нам предстоит дойти до других звезд.

Вот я и иду. Теперь, когда мое одиночество исчисляется месяцами, и я наверняка не узнаю себя в зеркале, мне уже не кажется, что достичь звезд такой ценой – удачная идея. Но я здесь, среди звезд. Где именно? А черт его знает. Склепы есть везде, и расстояния, которые мне приходится преодолевать, смешные по меркам воскресного бегуна, уж тем более смешны по сравнению с огромными холодными просторами снаружи. Склепы – это машина, позволяющая материи, энергии и информации показать кукиш теории относительности, и они как-то обходятся без всей этой ерунды с массой, растущей бесконечно по мере приближения к скорости света. Вы просто переставляете ноги, одну за другой, одну за другой.

И вот свет. На стенах, как мне представляется, биолюминесцентные лампы: резиновые шары, теплые на ощупь, в которых снуют какие-то медузы. Некоторые из них сдохли и лежат на дне ламп. Это означает, что светильники нуждаются в обслуживании и, наверное, кто-то их чистит и меняет медуз. Дальше идут пещеры. Фонарщики не потрудились провести туда свет, видимо, живые светильники работают только на своих территориях, а дальше пусть исследователи пользуются своими фонарями. Нечего зря расходовать свет на всяких зрячих голодранцев.

Пещеры меня удивляют. Строили их явно не создатели Склепов. Пещеры вырезаны в черном камне, причем, вручную, а не машинами. Работа грубая, на стенах остались следы от инструментов, с помощью которых их выгрызали. Видимо, этим занимались существа из мира с высокой гравитацией. Кажется, они хорошо понимали, как работает рычаг.

Они вырубили три небольшие пещеры, и внутри каждой находится нечто типа алтаря, во всяком случае, вид этих возвышений наводит на мысль о ритуалах. Света здесь хватает. Никаких свечей или чего-либо с открытым огнем, много кислорода. Всюду камни, округлые, как будто отполированные водой, красно-розово-оранжевые. Из них же сделаны стелы. Я полагаю, их отливали с помощью какой-то незнакомой мне технологии. Нет следов цемента или клея. Они узкие, шире у основания, но кверху не заостряются, как на Земле. Стелы словно вырастают из трещин в камне, но общего художественного замысла я не понимаю.