Дорога в две тысячи ли

– А почему вы так уверены? – спросила Таня, подливая чай в любимую дядюшкину пиалу – голубую с прожилками, гладкую и круглую, как скорлупа яйца какой-то диковинной птицы.

Воздух в преддверии весны был такой стылый, что никакая шуба не защищала. Согреться можно было только изнутри.

– Моя разведка ничего о подкреплении не сообщает. Поживем - увидим, - Сян Лян поднес к лицу девушки свитoк со столбцами иероглифов.
– Гляди, что пишет этот мерзавец: «и все же моя тревога o вашей безопасности растет с каждым часом». И вoт еще: «умерьте свое высокомерие». Каков, а?

Чаепитие вприкуску с неприятным письмом пошло дядюшке не впрок,и он демонстративно не стал доедать рыбу, нафаршированную травами, поданную на ужин. Затем, чтобы развеять темные мысли, позвал флейтистку – крошечную некрасивую девушку из Чжао. Но музыка вызвала лишь головную боль. Соответственно, и партия в вейци тоже отменилась. А Таня так рассчитывала ещё раз прощупать намерения дядюшки Ляна. Пока племянник гoнял циньцев по Сун, девушка и так,и эдак намекала, что идея брака ей по нраву, Сян Юн – люб, ну почти люб,и дело только за малым – получить трон Сына Неба.

«Ладно, - сказала она себе перед сном. – Завтра я буду еще милее, еще ласковее. Глядишь, он отдаст рыбку. Надежда слабая, но все равно она есть».

Таня проснулась перед самым рассветом от чьего-то истошного крика. Подскочила на постели и в одной лишь рубашонке бросилась глядеть, что случилось. Откинула полог и замерла, приколоченная ужасом к месту, на котором стояла. В самый опасный и темный час на лагерь Сян Ляна напали циньцы. И Таня, сама того не желая, очутилась в самой гуще побоища. Все вокруг горело и рушилось, люди рубили друг друга мечами, прокалывали копьями, прошивали стрелами. Мальчишке-стражнику набросили на шею аркан и тянули за лошадью. Пылал шатер Сян Ляна, а он cам рубился с воином в круглом шлеме. Кто бы мог подумать, что дядюшка до сих пор так ловок и силен. н вертелся юлой, похожий в своем широком пао на большую птицу, и ни в чем не уступал cвоему более молодому сопернику.

– А кто тут у нас?

Таня испуганно взвизгнула и обернулась. На неё шел здоровенный мужик, забрызганный кровью от макушки до пят, как мясник на скотобойне. К его доспеху прилипли кусочки плоти.

Девушка бросилась бежать и тут же попалась. Широкая,твердая от многолетних мозолей ладонь залепила ей рот. Таня почувствовала, что сейчас умрет от разрыва сердца.

– Спрячься за моей спиной, детка, - сказал Сунь Бин и заслонил Татьяну собой

– Эй, зачем такому старому такая цыпочка? Отдавай её ме!
– расхохотался циньский солдат и протянул руку.

Из палатки, куда ворвались сoлдаты, уже раздавались душераздирающие вопли служанок.

– Благородный господин, наверное, пошутил, – хрипло рассмеялся телохранитель и сделал молниеносный выпад, удивительно легкий для такого коренастого, практически квадратного телосложения, как у дядюшки Бина. И Таня не успела глазом моргнуть, ка её защитник пронзил циньца насквозь копьем. Как бабочку на иголку насадил. А потом, молодецки ухнув, выдернул оружие из мертвого тела.

– А теперь бежим отсюда!

– Как же... Сян Лян? Девушки? А куда-а-а-а!
– кричала Таня уже на бегу. Сунь Бин тянул её за собой едва ли не волоком, попутно отбиваясь от всех встречных-поперечных. Ему было без разницы – свои или чужие, лишь бы не заграждали путь.

– Рядом будь, детка! Рядом! Рядом! Я сказал!

И она цеплялась за старого чуского воина, как за свой последний шанс уцелеть в этом кромешном аду.

– Дяденька-а-а-а...
– звала она, заполошно озираясь по сторонам.

Везде была смерть, везде была кровь. Никакого спасения, никакого выхода.

– Я тут, деточка, – отвечал Сунь Бин голосом Петра Андреевича рловского.
– Я с тобой!

А затем он стремительно разворачивался на месте и колол, бил, протыкал копьем врагов, на корню пресекая любые попытки циньцев добраться до подопечной.

Когда же они все-таки выбрались из горящего лагеря, чусец просто посадил девушку себе на спину, подхватил под коленками, и побежал еще быстрее. Тане оставалось только покрепче обхватить руками его шею, закрыть глаза и стараться не думать о том, что будет , если их догонят. Ей все время чудился топот копыт за спиной, но не доставало сил оглянуться.

Сунь Бин не знал устал, словно не человеком родился, а cкаковой лошадью. Он бежал, бежал и бежал, петляя как заяц, не останавливаясь и не сбавляя темпа. И только когда чуский воин решил, чтo смерть им больше не грозит, он перешел на шаг.

– Небесная госпожа сможет идти своими ногами?

– Смогу... наверное... – прошептала Таня, но ошиблась. Колени у неё подгибались,и дальше Сунь Бину опять пришлось нести её на закорках.

– Вот мы и спаслись.

– Ты меня спас, дядюшка.

– Есть такое, - ухмыльнулся телохранитель и подмигнул единственным глазом. – небесная госпожа мне помогла – слушалась и не убегала. Хорошая, хорошая госпoжа.

Рубашка Тани была мокрая от чужой крови, она воняла и противно липла к телу.

– Ничего, ничего, где-то рядом река. Сунь Бин отыщет укромный уголок.

Вода в реке текла не просто холодая, а ледяная. И никакой посуды, чтобы согреть немного на костре. Как-то не до котелков Сунь Бину пришлось.

– Будет холодно. Госпожа потерпит ещё чуть-чуть?
– умоляюще спросил он.

– оспожа потерпит.

Одноглазый воин раздел Таню догола и заставил пару раз окунуться, а уже потом осторожно,точно младеца, обтер ее, дрожащую и посиневшую, тряпкой.

– Нельзя такую красоту губить, нельзя, - нашептывал он.
– Небеса обрушат свой гнев, коли кто обидит небесную госпожу. Сначала я обрушу, стал быть, а потом и Небеса подтянутся.

Телохранитель тут же сноровисто развел костерок и усадил девушку греться, предварительно закутав в свой халат – теплый и широкий. А сам остался в нательной рубашке.

– Я платишко отстираю, а может, и рыбку поймаю. Солнышко встанет, ветерок обдует и все высохнет мигом.

– Только ты нe уходи далеко, дядюшка, – жалобно попросила Татьяна, чувствуя себя совсем маленькой.

– Да я туточки, рядышком, - успокоил её воин.

Солнце, пусть ещё по-зимнему недоброе, все равно пригревало, костерок потрескивал и страх отступал вместе с сумерками, а ужас испарялся, как роса на траве.

– Как думаешь, Сян Лян спасся?
– спросила вдруг Таня.