Дорога в Гандольфо
Шрифт:
Ночной поезд «Восточный экспресс»… Медленным наплывом показываются руки в черных перчатках. Они тянутся за отвороты темных плащей и так же не спеша вытягивают смертоносные пистолеты, поблескивающие вороненой сталью. Поезд трогается.
– Ах, как прекрасно! Я просто не верю глазам своим! Вот где мы встретились с вами, майор! По дороге в Цюрих!
Удивляться было нечему: грациозная Джинни действовала точно по графику.
Регина Соммервил Хаукинз Кларк Мэдисон Гринберг, стоя в коридоре возле крайнего купе, говорила в окно, окантованное деревянной рамой. Потом отодвинула дверь и наполнила помещение ароматом цветущей магнолии. Сэм сидел у окна, молчаливый, погруженный в невеселые думы.
– Твое чувство
– О чем это ты? Надеюсь, ты еще не забыл отель «Беверли-Хиллз»? Что касается меня, так я никогда не забуду этого.
– У моих воспоминаний нет ни начала, ни середины, ни конца. Мир, лежащий в обломках, словно тысяча разбитых зеркал, погряз во внебрачных связях. Мы бесчестим себя, живя представлениями времен Содома и Гоморры… Кстати, скажи, ради бога, каким образом оказалась ты здесь, в поезде, следующем в Цюрих? И притом именно в этом вагоне?
– Ну, это так легко объяснить, милый! Я сделала кучу снимков в Женеве для одного американского агентства. Но, кажется, они столь порнографичны, что если их и удастся тиснуть, то только вне Штатов.
– Где Женева, а где Цюрих?! Могла бы придумать что-нибудь и получше. А эти снимки отошли в гарем Хаукинза. Будь добра, исполни эту маленькую просьбу.
– Ладно, даю слово. Вижу, ты перешел в наступление! – Регина распахнула пальто и уперла руки в бока, широко расставив локти. Ее сверкающие глаза уставились в лицо Сэма Дивероу, словно жерла двух пушек. – Не думаю, что тебе есть на что жаловаться. Все мы по собственной воле оторвались от комфортных условий жизни, шатаемся как неприкаянные по всему свету, лезем без оглядки во всевозможные передряги – вперед, вперед, вперед! – и осторожно оглядываемся назад… Одним словом, мы рассчитываем, что нас минуют все горести и печали, и в то же время не забываем и о своем личном благополучии. А что нам остается делать, любимый? И ради чего? В общем, все это ерунда! Абсолютно ясно: ерунда, и больше ничего!
Регина сменила вызывающую позу и заплакала. Открыла сумочку, вынула из нее бумажный платок и, вытирая слезы, села напротив Сэма.
Бедная несчастная маленькая девочка!
– Ну что ты, милая? Перестань, – участливо проговорил Дивероу. Как и большинство мужчин, он был беспомощен перед женскими слезами.
Регина всхлипывала, грудь ее сотрясалась. Сэм поднялся с сиденья и опустился перед ней на колени.
– Все хорошо. Все в порядке. Так что плакать ни к чему.
Задыхаясь от рыданий, Регина с признательностью посмотрела на него.
– Ты не станешь презирать меня? Ну, скажи честно, ты будешь презирать меня?
– За что же мне презирать тебя? Ты такая красивая, милая… Кончай же реветь, ради бога!
Она прижалась лицом к его лицу, и их губы слились в долгом поцелуе.
– Прости, дорогая, но я как выжатый лимон. Напряжение было сверхчеловеческим. Дни и ночи я сидел на телефоне, пытаясь дозвониться до тебя, и, конечно, терзался и надеялся на чудо. Поверь, я действительно очень скучал без тебя…
Пальто Джинни превратилось в теплое, очень удобное одеяло. Большие, мягкие лацканы его распахнулись, пропуская внутрь руки Сэма. Регина схватила их и положила его ладони на нежные и теплые округлости, скрывавшиеся под шелковой блузкой.
– Так-то лучше. И хватит хныкать. – И это было все, что он сумел сказать ей, вложив в свои слова всю нежность, на какую был способен.
В ответ она прошептала ему на ухо:
– Ты помнишь те чудесные старые английские фильмы, в которых рассказывалось о происшествиях, случавшихся в таких же вот поездах, что и наш?..
– Конечно, помню. Там еще Рекс Харрисон спасает Маргарет Локвуд от чудовища в образе Конрада Вейдта…
– Пожалуйста, закрой поплотнее дверь
и запри. И еще… эти чертовы занавески!.. Задерни их.Дивероу поднялся с колен. Задвинув дверь, он повернул рукоятку замка, задернул занавески и вернулся к Регине. Она скинула пальто и предупредительно разложила его на мягком сиденье купе.
Под ними раздавались скрежещущие удары металла о металл, словно бы утверждая неотвратимость их путешествия, скрашенного плотскими наслаждениями. А за окном бесконечной цепочкой тянулись красивейшие пейзажи Швейцарии, медленно погрузившиеся в предвечерние сумерки.
– Сколько еще до Цюриха? – спросил Сэм.
– Достаточно, – улыбнулась Регина и начала расстегивать блузку. – Но учти – это последний перегон.
Глава 18
В Цюрихе Хаукинз зарегистрировался по фальшивому паспорту в отеле «Аккорд». Паспорт он купил в Вашингтоне у агента ЦРУ, который, продавая документ, почему-то не удосужился вписать в него дату ухода генерала в отставку. Этот же тип предлагал для продажи также целый набор разнообразных париков и кинокамер для скрытой съемки, но Маккензи от всего этого отказался. Вселившись в номер, Маккензи первым делом спустился в холл и договорился со старшим оператором отделения связи: наличные – за сотрудничество. Сумма была приличной – сотня зелененьких! Так что все телефонные разговоры и телеграммы на его имя должны были проходить только через этого служащего.
Вернувшись к себе, Хаукинз выложил на стол семь досье – свою последнюю подборку. Он был доволен. Эти люди – самые ловкие и умелые специалисты в своих областях. Оставалось только нанять их. Но эта задача его не смущала: он знал, что является достаточно квалифицированным вербовщиком.
Ему было известно, что четырех из семи он сможет отыскать по телефону, а трех остальных придется «доставать» телеграммами. Правда, телефонные контакты в подобных случаях нежелательны, так как не исключено, что хотя бы один из разговоров может быть засечен теми, кому не положено ничего о нем знать. Учитывая данное обстоятельство, Мак решил воспользоваться хитроумными кодами прошлых лет. Один звонок нужно было сделать в баскскую рыбацкую деревушку на берегу Бискайского залива, другой – в городишко на Крите, третий – в Стокгольм, сестре специалиста по шпионажу, в данный момент – священника скандинавской баптистской церкви, и, наконец, четвертый – в Марсель, где нужный Хаукинзу человек служит рулевым на портовом буксире.
Сколь разнообразна география этих звонков – в Бискайю, на Крит, в Стокгольм и в Марсель! В дополнение ему предстояло отправить телеграммы в Афины, Рим и Бейрут. Размах что надо! Начальники многих разведок могут только мечтать о таком!
Маккензи скинул пиджак, бросил его на кровать и достал из кармана рубашки сигару. Отгрыз кончик и прикурил. Часы показывали девять двадцать. Дневной поезд на Церматт отходил в четыре пятнадцать.
Впереди – еще семь часов. Будет добрым знаком, если все потенциальные наемники окажутся на месте. Семь часов – и семь завербованных офицеров.
Хаукинз взял со стола три досье и положил перед телефоном: сперва он отправит телеграммы.
Без двадцати двух минут четыре Хаукинз положил телефонную трубку и сделал пометку красным карандашом в досье, озаглавленном: «Марселец». Это был его последний звонок. Оставалось лишь ждать два ответа – на телеграммы, отправленные в Афины и Бейрут, из Рима ответили еще два часа назад, хотя с ним было труднее связаться, чем с другими абонентами.
Телефонные разговоры проходили достаточно гладко. В каждом случае трубку снимал кто-то из домочадцев – мужчины и женщины. Маккензи, проявляя такт, отделывался общими фразами, подбирая соответствовавшие обстановке, но малозначащие слова, и завершал беседу просьбой, чтобы тот, кого он ищет, перезвонил ему.