Дорога в Гандольфо
Шрифт:
В больном мозгу Сэма внезапно родилась безумная мысль: если документы написаны в целях установления взаимопонимания во время приема пищи, а прием пищи откладывается до установления взаимопонимания, то юстиция здесь ни при чем. И многие юристы вроде него останутся без работы.
Время от времени один из министров совал Сэму под нос ту или иную страницу контракта, указывал пальцем на какой-либо параграф и на прекрасном английском языке спрашивал, что он означает. Дивероу хладнокровно объяснял и неизменно добавлял, что параграф этот не является столь уж важным, чтобы
– Но если он не столь важен, – настаивали министры Азаз-Варака, – то почему написан таким путаным языком? Ведь путано пишутся только очень и очень важные вещи.
И все в том же духе.
На одном из пунктов терпение Сэма лопнуло, и он закричал:
– Все! Ни слова больше!
Азаз-Варак и его банда министров уставились на него. Они кивали, словно желая сказать: «Ваша точка зрения понятна». И затем опять вернулись к своему разговору.
И тут сознание Сэма начало туманиться. Он огляделся, и последнее, что услышал, были слова шейха шейхов:
– Это столь же невероятно, как северный снег в нашей пустыне. Все его бумаги напоминают мне следы верблюда на песке. Бессмысленно понять, куда они ведут. В них нет ни единой мудрой мысли, но нет и того, что могло бы вызвать гнев Аллаха или международных боссов. И к тому же выгоды показаны здесь четко, а недостатки скрыты. Что значит «стандарт»? Хорошо это или плохо? Мое величество подпишет эти жалкие бумажки. Но подпишу я их не потому, что меня прельстило предложение гяуров, а во имя достижения любви и дружбы между людьми во всем мире… Вот так-то, презренный пес!
Азаз-Варак поднялся с горы подушек и, сопровождаемый вопившими от восторга министрами и фаворитами, направился к занавесу, перегораживавшему шатер. Полог приподнялся, и шейх исчез. А галдевшие министры и приближенные остались по эту сторону шатра.
К Сэму подошел Питер Лорре. В руке он сжимал контракт о партнерстве в компании с ограниченной ответственностью. Передав его Дивероу, Лорре прошептал:
– Берите и прячьте побыстрее в карман. Будет лучше, если хан всех ханов больше его не увидит, а не то наш соколиный глаз…
– А сокол съедобен? – неожиданно спросил Сэм Дивероу.
Маленький араб не понял его и вскричал в гневе:
– Это у тебя глазные яблоки плавают в глазницах, Абдул Дивероу! Загляни в Коран, в первый параграф четвертой книги.
– А о чем там говорится? – с трудом произнес Сэм.
– Да о том, что для неверных безбожников устраивают пиры, и они перестают быть неверующими.
– Означает ли это, что мы наконец поедим?
– Радуйся, презренный! Бог всех ханов отдал приказ сварить верблюжьи яйца, а затем потушить их с желудками здешних крыс.
– Айяее!
Дивероу побледнел и вскочил с пола. Он чувствовал: конец близок. Силы истребления, обуянные жаждой насилия, призывают покончить с ним.
Пусть будет так. Но он встретит свой конец достойно. Без сожаления, со слепой яростью.
Он встрепенулся и побежал, перепрыгивая через подушки и коврики. Выскочив из шатра на песок, увидел солнце. Оно садилось. Наверное, его конец наступит до того, как оранжевый
диск скроется за горизонтом.Вареные яйца верблюда! Желудки крыс!
– Мэдж!.. Мэдж!..
Ему бы только повидать ее! Она расскажет о его кончине матери и Арону Пинкусу. Она передаст, что он умер как настоящий мужчина.
– Мэдж!.. Где же ты, Мэдж?! – Едва он произнес это, как ощутил замешательство. Разве в таких словах выражает свои мысли человек, стоящий на пороге смерти? – Милая, приди ко мне! Погляди, каково мне тут!.. Впрочем, все это вздор!
Сэм повернулся, и его лодыжки утонули в песке. Спекшиеся от жары губы мелко дрожали. В пятидесяти ярдах от него перед вертолетом торчала большая группа арабов. Они пытались забраться в кабину пилота.
Мало чего соображая, Сэм поплелся в сторону толпы. Арабы бесновались, визжали, толкались, однако пропустили его к машине. Он подпрыгнул, ухватился за край дверцы, подтянулся на руках и втиснулся внутрь кабины. Это оказалось не таким уж трудным делом, поскольку во время посадки вертолет довольно глубоко ушел в песок.
То, что представилось его взору, потрясло Сэма. Со стороны панели управления неслись какие-то непонятные звуки. Но главное – в кабине оказалась Мэдж. Она сидела на месте второго пилота. В шелковой блузке с расстегнутым воротом.
Сквозь треск, стоявший внутри машины, и вопли арабов снаружи довольно громко звучал чей-то голос:
– Мэджи, Мэджи! Девочка моя, ты еще там?
– Да, Мак, я еще здесь, – подтвердила Мэдж и радостно добавила: – А вот и Сэм появился. Он закончил дела с этим… Как его?..
– Проклятие! Как он?
– Голоден. Он чертовски голоден, этот парень! – ответила Мэдж, ловко манипулируя тумблерами радиостанции.
– Вы сами виноваты. У вас было достаточно времени, чтобы позаботиться о питании. Первая армейская заповедь – убирайся из зоны огня до того, как тебя успеют прикончить, и не забудь прихватить с собой свою пайку, – засмеялся Маккензи. – Кстати, бумаги у него?
– Да, торчат из его кармана…
– Он превосходный адвокат, этот малый! Увидишь, он далеко пойдет! А теперь выбирайтесь оттуда, Мэджи. Отвези его в Дар-эль-Бейда, а оттуда отправь самолетом в Церматт. Подтверди прием. Конец связи!
– Прием подтверждаю, Мак. Все. Конец связи.
Мэдж щелкнула дюжиной переключателей, как заправский радиооператор, и повернулась к Сэму. На ее лице расцвела широкая улыбка.
– Ты нуждаешься в хорошем отдыхе, Сэм. Мак сказал, что ты его получишь.
– Где же?..
– В Церматте, милый. Это в Швейцарии.
Часть третья
Ровная работа корпорации в значительной степени зависит от ее служащих. Их подготовка и преданность не менее важны, чем конечные цели и устремления компании, а индивидуальные особенности сотрудников могут придать ей своеобразный имидж.
Глава 17