Дорога в тысячу ли

— Да, это было бы очень хорошо, но Ёсоп убьет меня. Он сказал, что его жена никогда не будет работать. Никогда. И он не хотел бы, чтобы ты работала.

— Но я выросла, работая с матерью и отцом. Он это знает. Моя мать служила гостям и готовила еду, а я мыла, стирала…

— Ёсоп старомодный, — вздохнула Кёнхи. — Я вышла замуж за очень хорошего человека. Это все моя вина. Если бы у меня были дети, я бы ни о чем не беспокоилась. Я просто не хочу быть бездельницей. Но Ёсоп не виноват. Никто не работает больше, чем он. В прежние времена человек в его положении мог бросить меня из-за отсутствия сына. — Кёнхи покачала головой, вспоминая многочисленные рассказы о бесплодных женщинах, которые она слышала в детстве. — Я слушаюсь своего мужа. Он всегда хорошо заботится обо мне.

Сонджа была и согласна, и не согласна с Кёнхи, так что не стала спорить. Ее шурин, Ёсоп, на самом деле говорил, что знатная женщина– янбан, такая как Кёнхи, не может работать за пределами дома; Сонджа была обычной дочкой крестьянина, поэтому работа на рынке для нее подходила. Это различие не мешало Сондже, поскольку Кёнхи была превосходным человеком во многих отношениях, и Сонджа искренне восхищалась ею. Тем не менее Сонджа понимала, что ее невестка очень расстроена невозможностью осуществить свой замысел и чувствовать себя полезной.

Однако Сонджа не имела права судить брата и сестру и высказывать свое мнение. И наверняка брат назвал бы ее слова «глупыми женскими разговорами». Ради спокойствия Кёнхи Сонджа улыбнулась и взяла ее под руку, и так они вместе пошли покупать капусту и дайкон.

16

Кёнхи не узнала двух мужчин, стоявших у ее двери, зато они знали ее имя.

Более высокий, с узким лицом, улыбался чаще, но выражение лица низкого казалось более мягким. Одинаковой одеждой они походили на рабочих: темные брюки и рубашки с короткими рукавами, но у обоих была дорогая кожаная обувь. Высокий говорил с непривычным для Чеджу акцентом. Он достал из заднего кармана брюк сложенный лист.

— Твой муж подписал это, — сказал он, взмахнув документом, который выглядел весьма официально.

Часть бумаги была написана на корейском, но большая часть — на японском и, вероятно, китайском. В верхнем правом углу Кёнхи узнала имя Ёсопа.

— Он опаздывает с платежами.

— Я ничего не знаю об этом, сейчас мой муж на работе. — Кёнхи подумала, что вот-вот заплачет, и положила руку на ручку двери, надеясь, что мужчины уйдут. — Пожалуйста, приходите позже, когда он будет дома.

Сонджа стояла рядом с ней, положив руки на живот. Мужчины не показались ей опасными, они напоминали постояльцев пансиона. Однако ее невестка выглядела взволнованной.

— Сегодня он будет поздно. Возвращайтесь вечером, — сказала Сонджа, гораздо громче, чем Кёнхи.

— Ты невестка, верно? — спросил коротышка, на щеках у него появлялись ямочки, когда он улыбался.

Сонджа ничего не сказала, стараясь не удивляться тому, что он знал кто она. Более высокий продолжал усмехаться, глядя на Кёнхи. Зубы у него были крупными и квадратными.

— Мы уже говорили с вашим мужем, но он не реагировал, поэтому мы подумали, что заберем вас и поедем к нему вместе. — Высокий сделал паузу и медленно произнес имя: — Пэк Кёнхи — у меня был двоюродный брат по имени Кёнхи. Ваш цумей — Бандо Кимико, не так ли? — Он положил широкую ладонь на дверь, потом взглянул на Сонджу. — То, что мы встретились с вашей невесткой, лишь удваивает наше удовольствие. Правильно? — Мужчины рассмеялись.

Кёнхи пыталась рассмотреть документ, находившийся перед ней.

— Я не понимаю, — наконец сказала она.

— Вот тут самое важное: Пэк Ёсоп должен моему боссу сто двадцать иен, — он указал на цифру 120, написанную на кандзи^[12] во втором параграфе. — Ваш муж пропустил последние два платежа. Мы надеемся, что вы потребуете от него сделать их сегодня.

— Сколько это? — спросила Кёнхи.

— Восемь иен плюс процент в неделю, — сказал коротышка, у него был сильный акцент региона Кенсандо. — Может быть, у вас есть деньги дома, и вы можете нам заплатить? — спросил он. — В целом выходит примерно двадцать иен.

Ёсоп недавно дал ей деньги на еду на следующие две недели. У нее было шесть иен в кошельке. Если бы она отдала их, не осталось бы ничего на еду.

— Сто двадцать иен — это весь долг? — спросила Сонджа, для которой бумага была совершенно непонятна.

Коротышка покачал головой.

— К настоящему времени сумма выросла почти вдвое, если включить проценты. А какое вам дело? У вас есть деньги?

— Полная сумма сегодня составит двести тринадцать иен, — уточнил более высокий, который умел быстро считать в уме.

Кёнхи громко вздохнула, закрыла глаза и оперлась на дверную раму.

Сонджа шагнула впереди спокойно сказала:

— Мы достанем вам деньги. — Она говорила с ними так же, как стала бы говорить с Фатсо, постояльцем, когда он требовал постиранные вещи, она даже не смотрела на мужчин. — Просто вернитесь через три часа. До того, как стемнеет.

— Увидимся позже, — ответил высокий.

Две женщины быстро шли к торговой улице, расположенной возле станции Цурухаси. Они не задерживались перед витринами магазина тканей или перед другими прилавками, не приветствовали дружелюбных продавцов овощей. Они стремительно и целенаправленно шли вперед.

— Я не хочу, чтобы ты это делала, — сказала Кёнхи.

— Отец рассказывал мне о таких людях. Если весь долг не выплачивается сразу, процент становится все выше и выше, и вы уже никогда не сможете расплатиться. Отец говорил, что всегда отдаешь намного больше, чем взял в долг. Подумай об этом — как сто двадцать иен превратились в двести тринадцать?

Ким Хуни видел, как соседи теряли все имущество после того, как брали в долг небольшую сумму на покупку саженцев или оборудования. Когда приходили за выплатой долгов, соседям приходилось отдавать весь урожай. Отец Сонджи ненавидел ростовщиков и часто предупреждал ее об опасности использования заемных денег.

— Если бы я знала, я бы прекратила посылать деньги нашим родителям, — пробормотала Кёнхи.

Сонджа смотрела прямо перед собой, избегая зрительного контакта с кем-либо из прохожих. Она думала, что скажет скупщику.

— Сестра, ты видела его знак на корейском, верно? — спросила Сонджа. — Он должен быть корейцем, не так ли?

— Я не уверена. Я не знаю никого, кто бывал там.

Следуя корейской вывеске, размещенной на фасаде низкого кирпичного здания, женщины поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Вход в кабинет владельца ломбарда был занавешен, и Сонджа осторожно сдвинула занавес.