Дорога в тысячу ли
Шрифт:
— Но Миньдан — просто марионетка американского…
Хансо улыбнулся Киму, удивленный искренностью молодого человека.
— Как долго ты работаешь на меня?
— Мне было двенадцать или тринадцать лет, когда вы дали мне работу.
— Сколько раз я говорил с тобой о политике?
Ким попытался вспомнить.
— Никогда. Я никогда об этом не говорил. Я предприниматель. И я хочу, чтобы ты был бизнесменом. Каждый раз, когда ты идешь на встречи социалистов, я хочу, чтобы ты задумался о себе, о своих интересах, какими бы они ни были. Все эти люди — как японцы, так и корейцы — они плевать на всех хотели. Не существует никакого благородного лидера нации или организации. Я защищаю тебя, потому что ты на меня работаешь. Если ты станешь действовать по-дурацки и вопреки моим интересам, я не смогу защитить тебя. Что касается этих корейских групп, не забывай: это всего лишь люди, и, как любые люди, они ненамного умнее свиней. А мы едим свиней. Ты
— Иногда мне так хочется снова увидеть свой дом, — тихо сказал Ким.
— Для таких людей, как мы, дома не существует. — Хансо достал сигарету, и Ким поспешил зажечь ее.
Ким не был дома более двадцати лет. Его мать умерла, когда он был малышом, а отец — крестьянин-арендатор — вскоре последовал за ней. Старшая сестра делала для него все, что могла, но потом вышла замуж и через недолгое время умерла, оставив его побираться. Ким хотел отправиться на Север и участвовать в объединении страны, но еще он хотел посетить Тэгу и привести в порядок могилы родителей и совершить по ним правильный поминальный обряд, ведь сейчас он мог это себе позволить.
Хансо курил не спеша.
— Думаешь, мне здесь нравится? Нет, совсем нет. Но здесь я знаю, чего ожидать. Ты не хочешь быть бедным, Чанго, ты много работал, у тебя достаточно еды и денег, а потому тебя начали одолевать идеи — это нормально. Патриотизм — всего лишь идея, равно как капитализм или коммунизм. Но идеи заставляют людей забывать о своих собственных интересах. И эти люди у власти, они будут эксплуатировать тех, кто слишком верит в идеи. Ты не можешь исправить Корею. Даже сотня таких, как ты или я, не сможет. Японцы ушли из Кореи, теперь Россия, Китай и Америка сражаются между собой за нашу паршивую маленькую страну. Ты думаешь, что способен на равных сразиться с ними? Забудь о Корее. Сосредоточься на том, что ты можешь иметь. Ты хочешь жениться на этой женщине? Хорошо. Тогда либо избавься от мужа, либо ожидай, пока он умрет. Это реально.
— Она не собирается его покидать.
— Он неудачник.
— Неправда, — серьезно сказал Ким. — И она не такая женщина, чтобы просто…
Он больше не мог об этом говорить. Неправильно желать, чтобы человек умер. Он верил во многие идеи, в том числе в идею о том, что жена должна быть верна своему мужу. Если Кёнхи оставит сломленного мужа, разве будет она достойна его преданности?
В конце улицы Хансо остановился перед простым баром.
— Ты хочешь девушку сейчас, или ты хочешь вернуться в дом и мечтать о чужой жене?
Ким уставился на ручку двери, затем открыл ее, позволив боссу войти первым, прежде чем последовать за ним.
Новый дом был размером на два татами[25] больше, чем старый, и представлял собой прочное сооружение из черепицы, дерева и кирпича. Как и предсказывал Хансо, бомбардировки разрушили прежние здания. Перед отъездом из Осаки Кёнхи зашила свои юридические документы в подкладке добротного пальто, и, когда пришло время, адвокат Хансо помог добиться от муниципальных властей признания имущественных прав Ёсопа. Благодаря подаркам Тамагучи, полученным перед уходом с фермы, Ёсоп и Кёнхи купили пустой участок рядом с их прежним домом. Хансо помог и с постройкой. И снова Ёсоп не признался никому из соседей, что был владельцем дома — всегда разумнее казаться беднее, чем ты есть. Снаружи строение было почти идентично всем остальным в районе Икайно. Семья согласилась, что Ким должен жить с ними, и когда Ёсоп предложил ему это, тот не отказался. Женщины оклеили стены качественной бумагой и купили хорошее, толстое стекло для маленьких окон. Они потратили немного больше на отличную ткань, чтобы сделать теплые одеяла и напольные подушки, и купили низкий корейский обеденный стол для еды и для занятий мальчиков.
Хотя снаружи дом выглядел не более чем вместительной хижиной, внутри он был исключительно чистым и хорошо обустроенным, с оборудованной кухней, на которой хватало места для хранения продовольственных тележек. Рядом находилась пристройка, в которую можно было попасть через кухонную дверь. Чанджин, Сонджа и мальчики спали в средней комнате, которая днем была общим помещением; Ёсоп и Кёнхи спали в большой комнате при кухне, а Ким — в крошечной передней комнате, две стены которой
состояли из дверных проемов. Все семь человек — три поколения семьи и один друг — дружно жили в этом доме. По местным меркам, их жилье было почти роскошным.Поздно вечером, когда Ким наконец вернулся домой из бара, все уже спали. Хансо заплатил за корейскую девушку, исключительно привлекательную, и Ким отправился с ней в заднюю комнату. После этого он хотел пойти в баню, но те, что возле дома, были закрыты на ночь. Он вымылся, как мог, в туалете при баре, но все еще чувствовал во рту восковой аромат розовой губной помады. Девушка была молода, не старше двадцати, и в свободное от клиентов время работала официанткой в баре. Война и американская оккупация ожесточили ее, как и других девушек, она была красивой, ей приходилось принимать многих мужчин. В баре ее называли американским именем Джина.
В одной из задних комнат, предназначенных для обслуживания клиентов, Джина закрыла дверь и сразу же сняла платье с цветочным орнаментом. На ней не было нижнего белья. Тело ее было длинным и тонким, с молодой округлой и высокой грудью, которая не нуждалась в бюстгальтере, и тощими ногами вечно голодной крестьянки. Она села к нему на колени, мягко и плавно, затем привела его член в твердое состояние и осторожно помогла ему лечь на матрас, застеленный тканью цвета бычьей крови. Она раздела его, уверенно протерла теплым влажным полотенцем, затем накрашенными губами надела ему презерватив. Назвала его «папочкой» и спросила, не хочет ли он войти в нее сейчас, и он кивнул, пораженный ее мастерством — одновременно чарующим и профессиональным. Она мягко подтолкнула его и вскарабкалась на его бедра, одним движением втянув его в себя. Она поцеловала его в лоб и волосы, позволив ему спрятать лицо между ее грудей, пока они трахались. Он не знал, притворяется ли она, но казалось, что ей самой нравилось то, что она делала, в отличие от других шлюх, которые притворялись девственными и неопытными. Не было ложного протеста, и Ким был сильно возбужден и почти сразу кончил. Она немного полежала в его объятиях, а затем встала, чтобы подать ему полотенце. На прощание она назвала его своим красивым братом и попросила вернуться к ней поскорее, потому что Джина будет думать о его угре. Ким хотел бы остаться с ней на всю ночь и повторить, но Хансо ждал его в баре, поэтому Ким пообещал вернуться.
Дома в его комнате кто-то уже расстелил постель. Ким лег на чистое накрахмаленное хлопчатобумажное белье, воображая, как тонкие пальцы Кёнхи разглаживали простыни, на которых он отдыхал, и, как обычно, он представлял, как занимается с ней любовью. Замужнюю женщину не может шокировать секс, подумал он, но может ли она наслаждаться им так, как демонстрировала ему Джина? И что бы он подумал о ней, если бы это было так? В сарае он всегда засыпал раньше женщин и был благодарен за это, потому что не мог вынести мысль о том, как Ёсоп ложится на нее. К счастью, он никогда не слышал подобных звуков, и в этом доме тоже. Он был уверен, что Ёсоп больше не спал с женой, и это знание позволяло ему любить ее и не испытывать ненависти к ее мужу. Хансо заметил его чувства, потому что Ким не умел их скрывать, он не мог глаз отвести от ее нежного лица, ее изящных плавных движений. Он думал, что если он не сможет быть с ней, то умрет. Как это — быть с ней каждую ночь? Когда они работали в ресторане, когда он оставался наедине с ней на ферме, порой его охватывало безумие, ему стоило огромного труда не прикоснуться к ней, не выразить свое желание. Она никогда не изменит мужу, не предаст его. И не потому, что любила Ёсопа, она любила еще и своего бога — Йесу Куристо, который не позволял своим последователям заниматься сексом вне брака.
Ким закрыл глаза, желая, чтобы она отодвинула тонкий бумажный экран, служивший дверью между их комнатами. Вот она сбрасывает платье, как это сделала шлюха, и ее губы касаются его тела. Он сжимает ее и входит в нее. Он любил ее и желал себе смерти, потому что в это мгновение его жизнь была совершенной. Ким мог представить себе ее маленькую грудь, белый живот и ноги, тень ее лобка. Он снова тяжело вздохнул и тихо рассмеялся, думая, что сегодня он как юноша, потому что мог бы делать это снова и снова, и никогда ему не будет достаточно. Хансо был неправ, полагая, что смазливая шлюха отвлечет его от Кёнхи. Он хотел ее сейчас больше, гораздо больше, чем когда-либо. Он попробовал сегодня нечто сладкое и прохладное, и теперь хотел этого без меры, чтобы глубоко погрузиться в наслаждение.
Ким потер себя и заснул, не сняв очки.
Утром он встал раньше всех и ушел без завтрака. Вечером, возвращаясь домой, он заметил узкую спину женщины, толкавшей кондитерскую тележку по улице. Он ускорил шаг, чтобы догнать ее.
— Позвольте.
— О, привет. — Кёнхи облегченно вздохнула и улыбнулась. — Мы беспокоились о вас сегодня утром. Мы не видели вас ни вчера вечером, ни утром. Вы успели поесть?
— Я в порядке. Вам не нужно беспокоиться обо мне. — Он заметил, что стопка пакетов, используемых для упаковки конфет, исчезла. — У вас нет пакетов. Дела сегодня шли хорошо?