Дорога яви

Проведав Айри, Геос вернулся в дом. Виолина накрыла для него на стол.

 - Что-то случилось?
– спросил Геос.

Хозяйка набрала в легкие воздуха, чтобы ответить, но вдруг прыснул и выбежала из комнаты.

Геос нахмурился.

 - Что случилось?
– спросил он Киру.

Та сидела у окна с мрачноватым выражением лица.

 - Ну?

 - Ты ешь, ешь пока, - сказала вошедшая в кухню Кела. Она воплощала собой одно сплошное оскорбленное достоинство. По сравнению с выражением ее лица Кира улыбалась.
– Мы тебе потом напомним... Если ты забыл.

Геос пожал плечами - ладно, мол - и принялся за еду.

 - Ты что, ничего не помнишь?
– с недоверием в голосе спросила Кира, глядя на то, как Геос уминает оладьи со сметаной.

 - А что я должен помнить? Между нами вчера что-то было?

 - Хуже!
– воскликнула Кела и залилась краской.
– Ты... Ты скотина, Геос!

Демон наигранно удивился:

 - То есть, вы рассчитывали, что что-то будет, а ничего не было? Странно, на меня это не похоже...

Кела засопела. Кира вздохнула... и рассмеялась.

 - Ешь, Геос, - сказала она.
– Закончишь - мы тебе кое-что покажем.

После позднего геосовского завтрака все трое вышли из дома и направились к центральной площади Ленграда. Там уже толпилось полно народу: люди, обступив бассейн, громко переговаривались и указывали на что-то руками. Кира и Кела пробились в первые ряды, вытянули за собой Геоса.

 - Вот, полюбуйся!
– сказала менестрелька.

Но Геос уже и так любовался. И ни стыдинки не было в его глазах - только игривые искорки.

 - А что? По-моему, хорошо получилось, - сказал он.

Огромного камня в центре бассейна уже не было. Там возвышалась высеченная из него скульптура. Она представляла собой три монументальные фигуры: мускулистый, обнаженный до пояса юноша упирал руки в бока и высоко и гордо держал голову, а у его ног в весьма приятных мужскому глазу позах сидели две обнаженные девушки, стратегические места были символически прикрыты тканью. У юноши была голова Геоса. В девушках было нетрудно угадать его спутниц.

 - Ты скотина, Геос, - повторила Кела.

Кира кивнула в знак полной солидарности с подругой. Геос почесал в затылке.

 - Да ладно вам... Будем считать это скульптурой на какой-нибудь мифологический сюжет.

 - КАКОЙ?
– воскликнула Кира.
– Где ты таких вещей вообще насмотрелся?

Геос скептически оглядел Киру и ее каменную копию.

 - Знаешь, ты вообще-то не должна на меня обижаться. Я тебе, кажется, польстил. В некоторых местах...

Наемница залилась краской. Резко повернувшись, она пошла прочь от фонтана. На пути приходилось расталкивать толпу, люди с недоумением уже озирались на всю троицу.

 - Ты вообще зачем это сделал, Геос?
– спросила Кира на обратной дороге.

 - Ну, я хотел увековечить наш подвиг, славное сражение с упырями и все такое.

 - Тогда уместнее было бы изобразить себя с Джаном. Ну и мертвого упыря у ваших ног. А лучше - гору мертвых упырей.

Кела хихикнула, представив себе эту скульптурную группу. Геос громко фыркнул:

 - Да за кого вы меня принимаете!

За такими разговорами они вернулись к дому Джана. Издалека заметили, что у калитки стоит несколько лошадей, рядом - спешившиеся всадники, вооруженные саблями. Светлые волосы, длиннополые, расшитые узорами черные кафтаны с широкими поясами и шаровары говорили о том, что всадники не являются жителями Равнинных земель.

 - Надо же, у Джана гости, - сказал Геос.
– Бедная Виолина...

 - Геос, Кела, мне нужно...
– вдруг остановившись, начала Кира и не закончила фразу.

Геос нахмурился.

 - Что случилось, Кира?

Кира замотала головой. Но под давлением двух вопрошающих взглядов все-таки выпалила:

 - Мне срочно нужно куда-нибудь деться!

Никуда деться она не успела. Открылась дверь, и на крыльцо в сопровождении Джана и незнакомого юноши вышел статный, богато одетый мужчина лет пятидесяти. У него было сухое, смуглое лицо и глубокие залысины. У пояса в ножнах висел кинжал. Киру, мрачную и побледневшую, мужчина заметил сразу.

 - Ну, вот ты и нашлась, - тихо сказал он. Слышно не было - слова прочлись по губам. Наемница попятилась, хотя отступать было некуда.

 - Кира, кто это?
– спросила Кела.

 - Мой отец, - ответила та.

Гость мага, не спускаясь с крыльца, поманил Киру жестом. Та отступила еще, заозиралась по сторонам. А вот если прямо сейчас рвануть в тот переулок, а потом задворками, огородами - и к трещине в городской стене? Той самой, что ведет на кладбище?..

 - Может, пойдем, поговорим с ним? Узнаем, чего он хочет, - предложил Геос. В голосе его не было слышно ни иронии, ни беспокойства. Фраза была удивительно невыразительной. Ужасающе невыразительной.

Наемница молчала.

 - Идем, Кира, - повторил Геос и направился к дому Джана. Помедлив секунду, Кира последовала за ним.

Мужчина тем временем, а также его сопровождающий и Джан спустились с крыльца и вышли из палисадника. Мужчина взял под уздцы ближайшую лошадь.

 - Садись, - сказал он Кире, когда та подошла.

Наемница покачала головой.

 - Я сказал, садись!
– повторил мужчина.
– Хватит, нагулялась.

Едва вернувшийся естественный цвет снова покинул лицо Киры. Бледной, кстати, она была не одна, но об этом позже. А в этот момент в разговор вмешался Геос. Он был сама вежливость.

 - Прошу прощения, кого имею честь лицезреть перед собой?
– осведомился он.

Мужчина скептическим взглядом окинул Геоса с головы до ног.

 - Кравис, правитель Архарского княжества, - неохотно ответил он.

 - Геос, наследный принц кронов, - демон эффектно приложил пятерню к груди и слегка поклонился. Брови его собеседника дрогнули - дернулись вверх.
– Позвольте поинтересоваться, а какие претензии Вы имеете к моей слуге?

После этой фразы мужчина уже не смог сдержать удивления.

 - Кирина... Что это значит?
– спросил он, уставившись на дочь.

 - Я наемница, отец, - ответила Кира.

 - Ты княжна!
– в голосе Крависа послышался неподдельный гнев.

 - Я наемница, - повторила Кира. Как она была благодарна в этот момент Геосу, сложно было бы описать.
– И у меня работа.

Князь медленно перевел дыхание. Задумался. Думал он долго. Потом потребовал:

 - Покажи мне свой меч.

Кира молча вытащила из ножен меч и протянула его отцу. Тот принял клинок, оглядел, его, нахмурился, протянул обратно Кире. На лице его читалось сожаление.